Глава 21
Весь день я провёл с Семёном и Захаром. Я их по-человечески жалел: их жизнь была гораздо скучнее и менее устроенной, чем моя. Единственной их надеждой была армия. Они надеялись, что после призыва в их судьбе произойдут изменения. У Семёна впоследствии всё так и произошло, а Захар, увы, так и не смог изменить судьбу после армии, оставшись в деревне.
Вечером виделись с Марией Ф. Диалог наш часто превращался в поток упрёков с её стороны. Она намекала на ненужность наших встреч, так как у них нет будущего. Сам я считал почти также, но продолжал разуверять её. Я хорошо понимал, что ей пора обзавестись семьёй, что она старше меня на целых три года: мне не было и двадцати, а ей – двадцать три. Но в глубине себя признавать я это не хотел, видя в ней будущую опору в семейной жизни.
Много было девушек в моей жизни, но не было ни одной, которую можно было бы сравнить с М.Ф. по уму, мудрости, простоте, взглядам на жизнь, надёжности и трудолюбию. Все эти качества были очень важны для меня.
Побыв дома, который, кстати говоря, совсем уже развалился, повстречавшись с родными и близкими мне людьми, я, как будто напившись живительной влаги и подзарядившись нужной мне энергией, вернулся на работу. Там меня очень ждала девушка, к которой сам я должного влечения не испытывал.
Она была на два года моложе меня, ей не было и восемнадцати, училась заочно на литфаке в пединституте. Я был её первой любовью. Мне было жаль её заведомо несбыточные девичьи мечты, но вплоть до нового года мы продолжали ежедневно встречаться, и внешне казалось, любили друг друга. Перед новым годом её должность была сокращена, и её направили в другую школу в качестве учителя русского языка и литературы.
Она была из тех, кто не прощает измены. Уже служа в армии, я получил от неё письмо с упрёками. После армии мы однажды встретились, и она выплеснула на меня огромное количество яда и злости. После этого мы больше никогда не виделись, но след, который она оставила в моей памяти, довольно ярок.
Память человека – словно магнитофонная лента, с тем лишь отличием, что ленту можно очистить, а стереть что-либо из памяти невозможно. Я с удовольствием стёр бы некоторые неприятные эпизоды из своей памяти, но бессилен сделать это. В основном, такие моменты – следствие необдуманных поступков в молодости. Только после двадцати пяти лет к человеку приходит выдержка, позволяющая избегать необдуманных поступков. Очень часто неприятные эпизоды возникают вследствие пьянства, поэтому я очень желаю всем следовать трезвому образу жизни. Сам я никогда не злоупотреблял зелёным змием, особенно когда стал жить в городе. Главным содержанием моей жизни была работа.
Первый педсовет проходил 10 ноября 1950 года. Поначалу я контактировал только с учителями, у которых проходил педагогическую практику. Они казались мне святыми, мне хотелось на них молиться. Это были образованные, хорошо воспитанные, умеющие делать любую работу, искренне любящие своих учеников, глубоко понимающие их психологию.
Сам же я был всего лишь теоретиком. Полагал, что каждый учитель совершенствует ежедневно свои знания в области психологии, педагогики и методики. За два месяца работы не коснулся ни одного фундаментального труда, руководствуясь тем, что приобрёл в институте. К предстоящему педсовету почитал кое-что в соответствии с повесткой дня и решил послушать, что будут говорить другие.
Заседание прошло ровно. Мне даже показалось, с большой озабоченностью делом, которому мы служим. После педсовета мой друг Рябинин Виктор Венедиктович сказал, что это впервые. Оказалось, дело было в том, что многие из присутствовавших на педсовете учителей были уже фактически переведены в Дёминскую школу, и таким образом на заседании, можно сказать, присутствовало два разных коллектива, каждый со своим директором. Скандалить никому не хотелось.
После педсовета мы, несколько молодых учителей обеих школ, слегка отметили благополучное его окончание.
Да, на деле сельский учитель оказался далёк от светлого образа, который когда-то рисовался в моей голове. Многие видели мир сквозь искажающую пелену, не замечая собственных недостатков, но очень обострённо воспринимая недостатки других. Особенно выделялись в этом две семьи, которые к тому же всячески старались распространить эту заразную болезнь на других. В результате же страдало дело.
Директор школы, как мне казалось, будучи человеком объективным, вынужденно выступал козлом отпущения для этой группы учителей. Лично мне этот трезвый, хорошо и разносторонне образованный, сдержанный, аккуратный человек, очень нравился. Он не занимался интригами и не пускался в дрязги. Думаю, именно эти качества особенно раздражали его противников.
Как я позже узнал, почти все его недоброжелатели имели поддержку в районной администрации.
Итак, как уже упоминалось, среди педагогов было принято отмечать некоторые праздники, юбилейные даты. На таких вечеринках часто бывали крупные чиновники, которые между делом с интересом меня рассматривали, пытаясь выяснить моё отношение к директору и коллективу в целом. Я старался отвечать им немногословно и максимально объективно, стремясь при этом разобраться и в их мыслях. Многие из них, было видно, приезжали просто напросто пьянствовать. Остальные жаждали помутить воду в омуте.
