Софии (имя изменено) 41 год, она из России, но последние десять лет живет в США. Я нашла ее на Facebook в одной из групп для эмигрантов из России, живущих в Нью-Йорке. Женщина согласилась встретиться и поговорить о русской и американской культуре — в частности, об улыбке.
Несколько минут мы стоим в очереди за напитками, обмениваясь любезностями, свою неприязнь к которым София будет объяснять весь следующий час. В какой-то момент она указывает в направлении красочной витрины, на которой выставлена итальянская выпечка. «Я не знаю, что это такое», — заявляет она с характерным русским выговором, не заботясь о том, что бариста может услышать.
После того, как мы заберем свой кофе и найдем где присесть, София признается, что неисчерпаемое американское дружелюбие — улыбки и «как дела» от соседей, официантов, кассиров и журналистов — все это ее утомляет. «В русской культуре сложились другие правила вежливого поведения».
В небольшом городе Хэйворд, где находится Университет, Софию ждали и взлеты, и падения. Она справилась. Однако во время подготовки к финальным экзаменам ударил финансовый кризис 2008 года, так что о работе в сфере финансов оставалось только мечтать. Поэтому она устроилась кассиром в отделение банка Wells Fargo в Сан-Франциско.
Хотя она свободно говорила по-английски, именно в банке София лицом к лицу столкнулась с собственным неумением говорить «по-американски». Она не знала, что эта версия английского состоит не только из слов, но и из выражений лица и неписаных правил ведения разговора — настолько неуловимых, что можно считать их выдумкой.
Даже простой вопрос «Как дела?» вызывал трудности. В России формул вежливости такого рода не существует, так что для Софии они казались бессмысленными. Действительно ли они хотели знать, как у нее дела? Нет. Все делали это лишь с намерением получить ответ «Хорошо!» или «Отлично!», что позволило бы с легкостью перейти к следующей части разговора. Если она отвечала честно («Я устала»), что казалось логичным в такой ситуации, был риск, что ее сочтут грубой. А если она предупреждала неловкость, спрашивая «Как дела?» первой, то чувствовала в этом лицемерие.
Проблема побольше была в том, что улыбка почти всегда составляла основу ее обязанностей как банковской служащей. «Считается, что ты должен улыбаться 8 часов в день», — говорит мне София. Она улыбалась одному клиенту за другим и с содроганием думала о том, насколько все это глупо. Не было никакой причины улыбаться клиентам, считала она, ведь в общении с ними не было ничего смешного или дружеского. Да и лицо уставало.
Опыт одной только Софии не подтверждает стереотипа о том, что все русские — холодные и закрытые. Однако есть и другие данные. Мария Арапова, профессор русского языка и межкультурной коммуникации МГУ имени Ломоносова, исследовала, как улыбаются русские и американцы в рамках докторской диссертации «Явление улыбки в культурах России, США и Великобритании». Как Мария объяснила в телефонном разговоре, за этот проект она взялась, когда находилась в середине бракоразводного процесса. Она испытывала эмоциональные трудности и решила изучить культурное понятие страдания, которое считала центральным в определении русской души. Однако ее научная руководительница справедливо посчитала, что Мария будет счастливее, если потратит следующие несколько лет на мысли и записи об улыбке.
В 2006 году Арапова разослала опросы 130 студентам из университетов России, США, Германии и Великобритании. Первый вопрос, английская версия которого содержала очаровательную переводческую ошибку (в варианте В респонденту предлагают продолжительно — и почти угрожающе — gaze at («вперить взгляд»), а не gaze into («вглядеться») в глаза собеседника — прим. Newочём) звучал следующим образом:
Вы встретились глазами с незнакомцем в общественном месте: на остановке, у лифта, в транспорте. Вы:
А) улыбнетесь и отведете взгляд;
Б) отведете взгляд;
В) внимательно посмотрите в глаза и затем отведете взгляд.
90% американцев, немцев и британцев назвали вариант А. Среди русских же его выбрали лишь 15%.
Результаты показали, что улыбка — это отражение не только внутреннего состояния человека, но и его культурного прошлого. Но если это так, то в какой момент разошлись культуры русских и американцев?
Кристина Кочемидова преподает теорию гендерной и межкультурной коммуникации в колледже Спринг Хилл в Алабаме. Она полагает, что современная американская улыбка возникла благодаря мощному эмоциональному сдвигу, произошедшему в 18 веке. До этой перемены американский эмоциональный ландшафт был связан в основном с негативными эмоциями. Грусть и меланхолия считались в то время признаками благородства и милосердия. Основываясь на идеях европейского христианства до Реформации и в ее ранний период, американцы и европейцы считали земные страдания благородными и необходимыми для счастливой загробной жизни. Главной целью литературы, изобразительного искусства и театра было вызвать грусть, а слезы на людях в Европе были обычным делом. Кочемидова пишет, что, например, Дидро и Вольтера видели плачущими довольно часто.
Эпоха Просвещения повела развитие культуры по другому пути. Благодаря культу разума мыслители и художники начали верить, что быть счастливыми позволено не только в загробной жизни, но и в земной.
Жизнелюбие стало вытеснять грусть и повлияло на классовую структуру. Возникший тогда средний класс видел в управлении эмоциями путь к своей идентичности. Неудачи в делах связывали с потерей контроля над собой, а успехи — с жизнелюбием. В итоге радость стала ключом к успешной работе.
В 1983 году американский социолог Арли Хохшильд опубликовала книгу «Управляемое сердце», в которой исследовала «коммерциализацию человеческих чувств» сквозь призму одного из самых известных символов радостного
работника — стюардессы. Хохшильд брала интервью у десятков бортпроводников и других сотрудников Delta Airlines — организации, занимавшей тогда первую строчку в рейтинге крупнейших американских авиакомпаний (и до сих пор не исчезнувшей с верхних строчек). Хохшильд нашла товар, который не учтен в обычном рыночном обмене. Хохшильд назвала его «эмоциональным трудом» — это психологическая работа, которую выполняют стюардессы. В течение дня они должны успокаивать и ухаживать за пассажирами, обмениваться любезностями с бессчетным количеством людей и все это время выглядеть бодро.
Именно требование постоянно выглядеть жизнерадостными делает труд стюардесс таким изнуряющим. Хохшильд писала: «„Любовь к работе‟ становится одной из обязанностей. В таких условиях стюардессам помогает только настоящая любовь к профессии и людям».
Улыбка настолько важна в Delta, что коуч на одном из тренингов для стюардесс сказал: «Так, девочки, я хочу, чтобы вы там улыбались по-настоящему. Ваша улыбка — ваш самый большой актив, пользуйтесь им. Улыбайтесь. Пусть улыбка не сходит с ваших лиц». Еще одна авиакомпания, PSA, использовала фразу «Наши улыбки не нарисованные» для рекламы на радио. На носу их самолетов были нарисованы изогнутые линии, символизирующие те самые улыбки.