У этого мира была разбита вершина.
Петр не мог оторвать взгляда от серого неба, по которому с неестественно высокой скоростью бежали облака, темные, тяжелые и, казалось, совсем чуть-чуть не достающие до земли. Если приглядеться, можно было увидеть тонкие трещины купола небосклона. Пересекая надлом облака летели под немного другим углом. Головокружительно, тревожно, масштабно, но ничуть не удивительно. Анна была такова, что могла и небо расколотить, если бы сильно захотела.
Ветра не было. Просто периодически трава пригибалась к земле и раздавался шелест листьев на ветру, хотя во все стороны и до самого горизонта не было видно ни одного дерева.
В воздухе пахло железом, мокрым асфальтом и, из-за ее духов, увядшей розой. В самом ее мире роз не было, так как они бы испортили ее пейзаж. На клочке земли, простирающемся до самого горизонта, ковром расстилалась сорная трава, выцветшая и позолоченная несуществующим солнцем этого мира. По правую руку от него, почти полностью поглощенная золотой травой, лежала бетонная коробка заброшенной стройки. Дальше - еще одна. Идеальная копия, каждой трещинкой и проросшей травинкой повторяющая оригинал.
И еще.
И еще.
На равном расстоянии друг от друга лежали одинаковые куски древнего недостроя. Вызывало удивление, но, похоже, Анне настолько захотелось удержать в своем разуме это место и этот самый момент времени, что она просто размножила в пространстве понравившийся ей кусочек.
- Ты сюда не глазеть пришел, - сказала девушка, выглядывая из-за плеча Петра.
Он вздрогнул от неожиданности и оглянулся на свою наставницу. Та смотрела на него снизу вверх своим прямым, как всегда, ничего не выражающим взглядом. Она всегда была удивительно собрана, но как будто отчуждена. Настоящее с его мелкими хлопотами ее не трогало. Петр от чего-то думал, что в своем внутреннем мире взгляд Анны хоть немного оживет. Возможно, раньше это и было тем самым местом и временем, в котором Анна хотела жить каждое мгновенье и полностью, но сейчас, похоже, и этот мир утратил для нее интерес.
- Тебе нужно не терять бдительности, даже рядом со мной. Внутренний мир может быть опасным местом. Видишь, какое тут все одинаковое и однообразное? Момент, схваченный за хвост и спрятанный в голове - такой маленький, но в нем легко заблудиться. Станешь тенью, внутренним голосом, будешь вечно бродить по полю среди руин и чужих мыслей - оно тебе надо? - спросила Анна.
- Нет, Анна. Извини, что отвлекся.
Анна замолчала. Она обошла его и, взяв за руку, развернула к себе. Затем она взяла его вторую руку и вытянула обе вперед, держа их одними только пальцами.
- Смотри. Простое упражнение для отработки сложной темы. Я сказала - под ноги себе смотри! - резко сказала она, продолжая смотреть в глаза Петра не мигающим взглядом, будто удав.
Петр послушно посмотрел себе под ноги. Через увядшую траву проглядывали бетонные плитки, на которых лежали один к другому толстые жилы проводов. Блестящие и темные, они были похожи на змей, притаившихся в траве. Кажется, они и вправду куда-то медленно ползли? Или это просто игра света?
- Нет, не так. Посмотри себе под ноги, оставаясь в моем мире, - услышал Петр голос своей наставницы. Он не совсем понял, что это означает. Это была одна из тех, типично преподавательских команд, смысла которой он не понимал. Вроде “соберись!” и “а теперь сделай правильно!”
На всякий случай, он зажмурил глаза и постарался вспомнить это самое поле в тот момент, когда Анна показала его ему в реальном мире. “Место, в котором все разочаровались” - так она, кажется, назвала его тогда?
Он снова посмотрел себе под ноги. Провода исчезли.
- Иметь возможность пробуждать свои воспоминания в чужом внутреннем мире - ценный навык. Но вот только ты им не обладаешь. У тебя есть к этому предрасположенность, но практиковать такое тебе еще рано. Сегодня будем заниматься другим. Посмотри теперь на свои руки - сказала Анна.
Петр посмотрел на руки и с удивлением отпрянул. В одной руке он держал бутылку с темной маслянистой жижей, горлышко которой было заткнуто тряпкой. В другой - зажигалку. У него перехватило дыхание.
- Ну тут особо нечему удивляться. В данный момент ты, скорее, объект моего внутреннего мира. Почти часть моего сна. Ты попал в него только по моей воле, будучи при этом крайне слабым магом, да еще и без защиты - нет ничего странного в том, что я могу вложить тебе в руку какой-либо предмет. В теории, здесь я могу с тобой делать вообще все, что мне заблагорассудится, - продолжила она, начав медленно выхаживать вокруг Петра. - А задание будет следующим. Я попытаюсь взять контроль над твоими руками - не на правах хозяйки этого мира, а как маг и, соответственно, моя сила будет ограничена. Я сделаю все, чтобы ты поджег тряпку и швырнул бутылку себе под ноги. Ты, я надеюсь, соберешься и не дашь мне контролировать свои руки. Если ты обдумаешь свое положение хотя бы пару секунд, ты поймешь, что у тебя, на самом деле есть несколько попыток мне помешать. Во-первых, ты можешь попробовать выбросить зажигалку или попытаться не нажать на ее кнопку. Не делай сам и помешай другому. Обычно это довольно просто. Самоконтроль плюс мелкая моторика - тебе больше двух лет, ты обязан это уметь. Во-вторых, если я все таки возьму контроль над твоей рукой и зажгу тряпку, у тебя есть два варианта: попытаться вытащить тряпку из бутылки, либо выбросить бутылку подальше от себя, в идеале - в меня, так как пламя помешает мне сосредоточиться на контроле твоих рук и я буду вынуждена обороняться. Это сложнее. Тут нужно не просто мне пакостить, а сделать череду осознанных действий.
Как ты видишь, это задача предусматривает возможность одной ошибки, за которую ты расплатишься усложнением последующих действий.
Пройдя вокруг своего ученика круг, Анна снова остановилась напротив него и посмотрела, но как будто не в его глаза, а куда-то позади них.
Проблема была в том, что Петр перестал чувствовать руки. Он стоял, разведя руки и потел от ставшего немыслимым жара крошечного огонька зажигалки, и трясся от несуществующего ветра… Вплоть до локтей. Кисти его рук, плавно, медленно и неминуемо двигались навстречу друг другу.
Петр не знал, что делать. Он просто не ощущал ничего выше локтя. По его покрасневшему лицу потекла капля пота. Зубы сжались до боли, во рту ощущался вкус соли и железа, а губы скривились в подрагивающую гримасу напряжения. На шее и висках вздулись вены, ему казалось, что он едва мог дышать, но он не мог, никак не мог остановиться. Онемела правая нога - и он неуклюже, как кукла, сложился на бок. А затем, кое-как подвернув под себя левую ногу, Петр, оказавшись на коленях, обрел шаткое равновесие.
Голову будто набили ватой и иголками. Любая мысль причиняла боль, которая тут же волной прокатывалась по всей голове, выдавливая зубы из десен и глаза из глазниц.
А кисти рук уже почти были на ширине плеч.
Все закружилось и было на месте. Шея ослабла и голова неуклюже наклонилась на бок. Поднять ее он уже был не в силах. Левый глаз смотрел на бетонную плиту у Петра под ногами и тот не мог заставить его посмотреть куда-либо еще, а правым он смотрел снизу вверх на свою наставницу и ему оставалось только наблюдать, как ее вид медленно перекрывается его же собственными руками и огоньку зажигалки, приближающемуся к бутылке с тряпкой.
Его веки тяжелели, а кружащийся золотой мир постепенно мерк и темнел.
Последним светом в этом мире остался огонек, пляшущий на куске тряпки.
“Я надеялась, ты соберешься и, в этот раз, сделаешь все правильно,” - послышался откуда-то из тьмы холодный голос Анны.