Типичный закладчик наркотиков в России — небогатый старшеклассник из провинции, попавший в наркобизнес из-за денег. Во всяком случае, так принято считать в обществе. Тысячи кладменов-школьников смотрят на нас с кадров оперативной хроники, их показывают в разоблачающих сюжетах по телевизору, над ними смеются в мемах и Telegram-каналах про даркнет. Но в реальности все иначе. Работники Hydra представляют все слои российского общества — бывшие спортсмены, мусульмане, студенты и даже мажоры из богатых московских семей. Они рассказали «Ленте.ру», как попали в наркоторговлю и что им это принесло.
В 2018 году в России было осуждено 658,3 тысячи человек. Четверть из них получили сроки по статьям, связанным с наркотиками. Каждый седьмой заключенный в стране сидит по 228 статье. За это ее прозвали «народной».
Всего за 2018 год по ней осудили 88,4 тысячи человек. Лишь 19 тысяч из них — за сбыт наркотиков. Остальные получили сроки за покупку или хранение. Большинство из них станут преступниками-рецидивистами и никогда не вернутся к нормальной жизни. Это признают даже силовики.
Ежегодно из мест лишения свободы освобождается более 250 тысяч человек. Криминальная активность этого контингента практически не снижается. За прошедшие три года количество лиц, совершивших преступления повторно, снизилось на 1 процент.
Глава МВД Владимир Колокольцев
Количество осуждённых по статье 228 УК РФ, человек
Источники: Судебный департамент ВС РФ, Коммерсантъ
* По основной квалификации, включая части 1, 2, 3, 4
Возраст осуждённых по статье 228 в 2018 году, %
Источники: Судебный департамент ВС РФ, Коммерсантъ
Сроки, назначенные осуждённым по статье 228 в 2018 году, %
Источники: Судебный департамент ВС РФ, Коммерсантъ
С главой МВД согласен и социолог Андрей Кнорре.
Осужденные за незаконный оборот наркотиков не только не исправляются и не осознают свою вину, а наоборот — еще сильнее стигматизируются и с большей вероятностью совершат новое преступление.
Андрей Кнорре
При этом более 60 процентов осужденных за наркотики — молодые люди 18-35 лет. Практически все они — курьеры-закладчики.
Молодых людей — студентов и школьников — привлекает легкий заработок. Вербовщики же пользуются юридической неграмотностью будущих кладменов и убеждают их, что в худшем случае им грозит условный срок.
Источник в правоохранительных органах
Однако в реальности их ждет статья 228.1 — незаконный сбыт и производство наркотиков — и срок до 20 лет лишения свободы. Ведь у курьеров с собой почти всегда вещества в крупном или особо крупном размере, расфасованные по закладкам, а значит — приготовленные к продаже.
Таким наркокурьером может оказаться соседский ребенок, ваш коллега по работе, преуспевающий одногруппник или парень, которого вы часто встречаете в спортзале.
</div>-->
</Статистика:/>
</b>
->
->
В базе государственной автоматизированной системы «Правосудие» есть около 1 тысячи уголовных дел по торговле наркотиками в даркнете. В 118 делах упомянут RAMP, в 247 — Hydra, а в 449 — «сделки с наркотикам бесконтактным способом на ресурсе Hydra».
Приговоры, связанные RAMP, начали выносить в 2016 году, а связанные с Hydra — с начала 2018 года.
Чаще всего суд давал обвиняемым 6-8 лет строгого режима, в отдельных случаях срок составлял от полугода до 12 лет строгого режима. Если на скамье подсудимых оказывалась девушка, она получала те же сроки, но в колонии общего режима.
Статистика
Уроженец Сахалина Николай — бывший матрос. В 2014 году его приговорили к семи годам заключения в колонии строгого режима за покушение на сбыт наркотиков в составе организованной группы. Ему было 36 лет. Сейчас он отбывает срок в одной из мордовских колоний.
— Девять лет я на Сахалине прожил — у меня там мама. Два с половиной года на матроса отучился, в море ходил. На берегу сварщиком работал. Потом так получилось, что с женой развелся. Отец позвал к себе в Саратов, я прилетел. Через год похоронил его и связался с нехорошей компанией. Прошло месяцев пять, как я «потравился» амфетамином. Вовлекли в авантюру с наркотиками, а потом меня приняли [правоохранители].
Николай смущенно опускает взгляд. По его словам, наркополицейские вышли на него через подельника в разработке. После вынесения приговора он добровольно написал прошение о переводе в Мордовию, чтобы пройти курс лечения от наркозависимости.
— Я его уже прошел и снялся, — его голос окреп и стал увереннее. — Состою у психолога в кружке уже второй год. Сначала было четыре группы, а потом из четырех нас собрали в одну — из восьми человек. Приезжают из наркологии со свободы, занимаются с нами, разговаривают, мы ведем психические дневники.
Задумавшись, он отмечает, что трудотерапия была важной частью лечения: сначала работа в мукомольном цехе, затем два года в парикмахерской. К наркотикам Николай относится негативно.
— Наркотики от безысходности принимают, от пустой жизни. Пускай у меня сбыта не было, но я виновен в том, что попробовал и не отказался, уже нарушил [закон], я считаю. Я даже признаю, что неправильно поступил.
От наркотиков, конечно, кайф — расслабляют, эйфория. Но потом — тяга, влечение. Не хватает этого постоянно. Если кто-то попробовал один раз и не понял, то лучше их больше не пробовать, чтобы не понять, что это такое.
->
Высказавшись, Николай расслабляется. За последние пять лет он показал себя образцовым заключенным — никаких нарушений, только поощрения. Адвокат подал в суд ходатайство о досрочном освобождении. Если его одобрят, Николай сможет вернуться к матери на Сахалин.
Клеймо преступника и бывшего наркомана мешает употребляющим наркотики вернуться к нормальной жизни. Поэтому многие скрывают свою наркозависимость из страха потерять работу, объясняет источник, близкий к программам реабилитации наркозависимых в России.
— Все из-за регистрации — самой большой боли российской наркологии. Да и не только российской — то же самое происходит в большинстве стран СНГ.
Если к нам встает на учет какой-нибудь водитель автобуса, его тут же увольняют. Он знает об этом и поэтому не лечится, продолжает пить или употреблять наркотики и в итоге становится виновником трагедии.
Поэтому если человек хочет лечиться и обратился за помощью, его ни в коем случае нельзя лишать работы. Нужно помнить, что он может нести ответственность за чужие жизни.
На Западе, если ты пришел к наркологу или был задержан в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, то проходишь двухмесячную программу лечения и реабилитации, сдаешь анализы и подтверждаешь, что не употребляешь психоактивные вещества. И никакой тебе постановки на учет. Ведь зависимость — хроническая болезнь.
Источник объясняет, что вставшие на учет граждане России в течение пяти лет не могут устроиться на нормальную работу и даже получить загранпаспорт.
— Поэтому на учет встают только те, кому уже все равно, то есть люди с очень серьезной зависимостью, которых к нам в отчаянии приволокли родственники.
В регионах сложнее с работой и ниже уровень зарплат, но далеко не каждый готов переехать в Москву или Петербург. Поэтому Hydra сразу строила сеть производителей и распространителей именно в регионах. Ей удалось заманить в эту сеть тысячи молодых людей.
Абдулла [имя изменено] считает, что секрет его успеха — везение и небольшие партии. Коренастый черноглазый мужчина с хриплым голосом рассказывает, что попробовал наркотики еще в молодости, а возить их в южные регионы страны начал из-за отсутствия работы.
— А я бедолага, простой человек, что мне остается — куда приткнуться? Работы нормальной нет, а за копейку горбатиться мне без понту. Только с пацанами на районе стоять, а там тебя раз угостят, другой раз помочь попросят — ну и все, понеслась ****** по кочкам [началось].
Раньше Абдулла увлекался музыкой, изучал английский и хотел стать ювелиром. Но безработица подтолкнула его к торговле наркотиками.
— Сначала план был в Питер податься, взять там стограммовую плитку гашиша подешевле и тут загнать. Но поезда жестко тогда шмонали, решил не рисковать. А потом пацаны рассказали, как в Москве, Питере все мутится по интернету, через закладки, и тебя *** [едва ли] выследишь.
Ну, я чуть поузнавал и решил поехать. Занял копейку, в первый раз штук 20 или 30, не помню. Работать решил по «синтетике»: тут есть спрос на нее, а предложения мало. Поехал, взял МДМА, ДМТ, повез назад, все нормально зашло. И пошла тема с Hydra. Вот уже два года мотаюсь.
Абдулла опасается возить товар часто и ездит раз в пару месяцев. Он сразу решил сосредоточиться на синтетике — ДМТ и МДМА, которых на юге не найти, и обеспечил стабильный спрос.
— Риск — да всегда есть риск, но пока тьфу-тьфу. Если все грамотно упаковать, не жадничать, не употреблять, пока везешь, то не спалят. В аэропорту ни разу не ******* [не пристали], хотя там рамки, газоанализаторы, собаки. Самый стрем на самом деле не в аэропортах, а когда закладку забираешь. Как устроено: ты покупаешь напрямую у магазина или через гаранта. Присылают тебе геолокацию и фото. Но эта тема не всегда работает. Закладка может лежать долго, ее могут найти, или вообще сам найти не сможешь. Один раз было, что пришла геолокация на московский парк. Зима, снегу по колено, кругом одни деревья, все одинаковые. Три часа там снег копал — ничего не нашел. Пять штук в никуда выбросил, получается [в среднем шанс ненахода — 10-20 процентов].
->
Абдулла считает, что бороться нужно не только с торговыми площадками, но и с причинами роста спроса на наркотики.
— Выводы? Да все очевидно. Люди хотят брать наркоту и найдут где взять по-любому. А такие пацаны, как я, хотят жить нормально и будут барыжить, если нет альтернатив. Закрывать эти площадки, гонять закладчиков — ***** [ерунда] все это.
Чтобы не было этого всего, люди должны другим интересоваться, а не искать, как кайфануть, чтобы забыться, или как тупо выжить. Была бы нормальная работа, кому бы это надо было?
Я не собираюсь этим всю жизнь заниматься. Загребут рано или поздно, ясен *** [пень]. Думаю метнуться еще один-два раза и перестать. Но пока бабки нужны, мать болеет, жилье нормальное нужно, так что — хз. Я вообще к наркотикам отношусь отрицательно. ***** [Дрянь] это все. Убивает тебя, убивает других. Работа была бы — забил бы на это давно.
Отсутствие денег и работы — далеко не единственные причины, из-за которых молодые люди становятся закладчиками. Некоторые банально хотят пощекотать себе нервы.
Леонид [имя изменено] решил поработать кладменом около года назад, увидев трафарет на Люсиновской улице в центре Москвы. Казалось бы, молодому перспективному парню с хорошей работой и зарплатой такое ни к чему. Но объявление привлекло и его. Почему он стал курьером? Просто из любопытства.
— Я уже знал, что это, — несколько раз забирал закладки для себя. Брал траву или миксы. Больше доверия, чем продавцу на районе, есть какая-то анонимность. Ну, а мне деньги не нужны были — у родителей бизнес, с работой тоже нормально. Острых ощущений хотелось, наверное.
Свой первый заказ разбросал ночью по десяти точкам в парке, на парковке и у заправки. Говорит, было очень страшно — тряслись руки, пугался каждой тени.
— Когда ездил забирать — попасться не боялся. А когда возить начал — страшно было. Казалось, в любой момент появятся полицейские и пригласят пройти.
Он проработал курьером-закладчиком около трех месяцев. Считает, что ему очень повезло: когда его машину остановили правоохранители, у него с собой не было ничего запрещенного.
— Закончилось для меня все довольно благополучно, как я сейчас понимаю.
Вышло так, что вечером мы с ребятами покурили, утром я сел в каршеринг, и по дороге в офис, у Курского вокзала, меня остановила полиция. Представляются — спецрота такая-то. Я пустой был, но все равно перепугался, и трава не выветрилась еще из головы, я сдуру и начал болтать — мол, вчера было, но ничего не везу, просто еду на работу. Они машину осмотрели, меня всего обыскали, поняли, что и правда ничего нет. Но и отпустить как бы не могут уже. Я начинаю понимать, что экспертиза точно покажет употребление — оно не карается никак, но пока мы доедем до эксперта, мне что угодно могут подбросить, а результаты подтвердят, что с наркотиками дело имел, значит, и торговать мог. Тупо повезло, что ничего не вез, ну и что деньги у меня были отложены. Я знаю, что цена вопроса индивидуальна, они смотрят на одежду, на машину, телефон. Мы на 150 тысяч договорились. Формально я все равно нарушил — оформили, что пересек двойную сплошную, забрали права. Я спорить не стал — считай, легко отделался, а мог бы и сесть. После этого, конечно, я бросил.
Что еще может заставить молодого человека рискнуть свободой и пойти работать наркокурьером? Например, мечта.
Кириллу [имя изменено] 23 года. Он работал закладчиком пару месяцев, зимой в 2017-2018 годах, чтобы осуществить свою мечту — поступить на службу в иностранную частную военную компанию. Он и до этого знал, что так можно заработать быстрые деньги, но главную роль сыграло предложение от друга.
— Друг занимался закладками и предложил мне. Как раз совпало — нужны были деньги, чтобы сдать нормативы и пройти медобследования. Я слышал, что многие быстро попадаются, но друг занимался этим долго — и ничего. Я тоже был уверен, что не попадусь.
Невысокий, худой и светловолосый — он не сомневался, что сольется с толпой и не вызовет подозрений. Товарищ давал ему расфасованный товар, а он в неприметной одежде шел закладывать.
— Чтобы не вызывать подозрений, достаточно выглядеть уверенно и продумать, что говорить: иду, например, к Саше из вашего подъезда. Имя может быть любым, друг друга знают только соседи по лестничной площадке.
Взрослые обычно не знают подростков по именам, а самим подросткам все равно, они пускают и так. Можно звонить в домофон квартиры на верхнем этаже и изображать службу доставки или коммунальную службу, а потом быстро прятать закладку за трубой или электрощитком на нижних этажах.
Кирилл не рисковал пользоваться метро и передвигался на автобусах, троллейбусах и трамваях. Просить денег на военную мечту у отца, видевшего его в академической науке, он не хотел.
— Родители не одобряли мой выбор и помогать не собирались. Отец всегда хотел, чтобы я сидел в кабинете и занимался исследованиями. Но я понял, что мне нужно не это. Принял решение и не сомневался уже. Я свою мечту осуществил, все подготовил, весной уехал на пункт сбора и не вернулся оттуда. Мой друг заходил несколько раз, потом понял, что я проехал эту станцию и больше не вернусь. Зачем? У меня был план, я его исполнил.
Кирилл подчеркивает, что всегда отрицательно относился к наркотикам и никогда не употреблял ничего крепче алкоголя.
— Я знаю, что наркотики — это плохо. Но если бы доставлял не я, это кто-то другой делал бы, дело ведь не во мне. У каждого человека своя голова на плечах, каждый решает за себя, просчитывает риски: того, что подсядешь или сядешь, риски по здоровью, безопасности — своей собственной и семьи.
Хотя закладчики всегда были просто наемниками: сделал дело и ушел. Не могу сказать, что я чувствовал себя какой-то частью той системы.
Школьников и студентов в работе закладчика привлекает возможность заработать денег. Когда у них возникают материальные проблемы, они не обращаются за помощью к родителям, а стараются решить их сами, попадая в сети вербовщиков и пустых обещаний.
Детский психолог Анфиса Калистратова считает, что проблема — в том, что подростки стремятся быстрее повзрослеть, заработать и уйти из-под родительской опеки.
— Почему дети и подростки идут в закладчики? Причин несколько. Одна из них — материальная. В семье с низким уровнем достатка ребенку хочется иметь собственные деньги. А если брать семьи со средним достатком и выше, тут важны амбиции родителей, которые требуют от человека какой-то отдачи. И ребенок, не имея возможности реализоваться в учебе, или на фоне конфликтов внутри семьи, хочет чего-то достичь, чтобы чувствовать, что он чего-то стоит.
Вторая причина — культурная. Наша культура убеждает молодежь в том, что ты никто, если не зарабатываешь. Неважно, какие у тебя качества, главное — как ты их монетизируешь. Здесь нет ни морали, ни норм, ни правил. Для подростков все доступно, и когда он получает хорошую зарплату, он начинает себя ценить.
То есть ребенок из бедной семьи чувствует себя лучше из-за финансовых возможностей, а из состоятельной — удовлетворяет более высокую потребность: получает уважение, которого не могут дать родители.
Но причина может стать решением. Если культуру нашей страны мы не можем улучшить, как и материальный уровень каждой семьи, то каждый человек, выстраивая отношения в своей семье, обращаясь к своему ребенку, — может. В семье должно быть доверие между родителями и подростком. Должен идти диалог. На это не могут повлиять ни материальный уровень, ни культурный пласт. Здесь нужны знания, технологии и желание — больше ничего.
Она рассказала, что нужно сделать, чтобы у ребенка не возникло желания становиться закладчиком.
— Нужно водить детей на практические мероприятия, брать его с собой на работу. Кроме того, уже сейчас есть негосударственные проекты, где детей от 5 до 14 лет знакомят с различными профессиями: от фермера до ведущего на радио.
Нужно, чтобы у ребенка была возможность научиться отличать квалифицированный труд от неквалифицированного. И когда дети знакомятся с профессиями родителей, им становятся понятнее их собственные возможности.
Психолог порекомендовала родителям больше интересоваться методиками взаимодействия с детьми.
— Если ребенок попал в кризисную ситуацию — нужно не устраивать охоту на ведьм, а идти к специалисту всей семьей. Во многих школах есть хорошие психологические службы. Но вопрос не в их наличии, а в том, как ими пользуются и пользуются ли вообще.
Здесь я делаю ставку на интернет. Нам нужны социальные проекты и реклама на государственном уровне. Нужно рассказывать, что есть специальные подготовительные курсы, где расскажут, кто такой подросток, какие у него потребности и проблемы. Ломать стереотипы, что мы не нужны детям, — мы очень нужны. Это последний коридор взросления. Иногда подросток не видит вокруг себя кого-то, к кому он мог бы подойти и задать волнующий его вопрос, а сверстники не могут помочь — у них нет необходимого опыта.
Но проблема может быть и в том, что родители боятся подростков. Предпочитают засунуть голову под подушку и надеяться, что обойдется. Не обойдется. Сейчас такие условия жизни, что если не заниматься своим ребенком, то вряд ли кто-то ему поможет.
Нужно, чтобы информация о том, где родителям могут подсказать, как себя вести с подростками, распространялась в интернете. И самое главное — чтобы это было бесплатно.
Иногда кажется, что беда случится с кем угодно, но не с нами. Болеют те, кто не закаляется и не следит за здоровьем. Опаздывают на работу те, кто не соблюдает режим. А спортсмены не употребляют наркотики.
В представлении большинства людей профессиональный спортсмен — это тот, кто соблюдает диету, а если и принимает какие-то препараты, то те, которые помогают тренировкам, а не вредят. Роман так и делал — до поры до времени.
Сейчас ему 40 лет. Профессиональный бейсболист в прошлом, выступавший за клуб немецкой бундеслиги, сегодня отбывает 12-летний срок в мордовской колонии строгого режима за преступление по 228 статье УК РФ. Ему осталось сидеть шесть лет.
— Я полжизни профессионально занимался спортом: мастер спорта по бейсболу, был в российской сборной, в начале нулевых поехал по контракту в Германию, играл за Ганновер, участвовал в чемпионате Германии. Вернулся в 2006-м вместе с девушкой, с которой там познакомился. Она была гражданкой Украины на тот момент, сейчас россиянка, из Крыма. Мы решили жить вместе в Москве, завести ребенка.
Но он продолжал употреблять наркотики даже во время занятий спортом.
— Когда занимался спортом — пробовал, баловался. Ничего серьезного.
А потом затянуло. Это замкнутый круг самообмана. Я пытался бросить много раз.
Когда вылетел из большого спорта — стал системным администратором, обслуживал несколько предприятий, Савеловский рынок, Академию им. Плеханова и другие. Каждый раз выделял деньги на дозу.
Не остановило даже рождение ребенка.
— Я честно хотел бросить, но не мог. Клялся завязать, когда родилась дочка, продержался какое-то время, а потом опять сорвался. Почему не смог — сложно ответить. Были периоды, когда бросал и совсем не употреблял. А потом — как с алкоголиками: капля попала — и все. Даже рождение ребенка не остановило (сейчас дочке уже шесть с половиной лет), я все равно продолжал употреблять.
За время заключения Роману удалось отказаться от наркотиков, он добровольно проходит курс лечения от наркозависимости, работает дневальным по штабу и надеется начать новую жизнь после выхода на свободу.
— Наркотики мне не дали ничего. Если бы я мог прожить жизнь по-другому, не стал бы их пробовать.
После того как меня осудили, мама не хотела со мной общаться. Отец умер незадолго до того, как меня задержали. Может, и к лучшему. Многие из тех, с кем общался раньше, тоже умерли [из-за наркотиков]. И неизвестно, чем бы это обернулось для меня. А сейчас вот ценности переоценил. Дочь растет все-таки.
Роман рассказал, что звонит своей дочери каждый день.
— Она меня узнает. Вот была буквально месяц назад на свидании, с моей мамой приезжала. Люблю и скучаю. Надеюсь побыстрее к ней вернуться.
В июле 2019 года российский сегмент даркнета праздновал рекордную посещаемость. За один день в поисках нелегальных продуктов и услуг в темный интернет отправились 600 тысяч россиян — это население целого города, такого как Кемерово, Махачкала или Хабаровск. Скорее всего, в их числе был как минимум один из ваших знакомых.
За последние полгода спрос на наркотики на крупнейшем онлайн-рынке Hydra практически во всех регионах страны вырос в пять-семь раз, а в некоторых — вдесятеро. Это значит, что люди чувствуют все большую безопасность при покупке запрещенных веществ и что всего за несколько лет в России удалось наладить их производство в колоссальных масштабах.
Каждый день на территории России делают более 13 тысяч закладок с наркотиками на сумму в 227 миллионов рублей.
Это значит, что тысячи молодых россиян вскоре отправятся в тюрьму по 228 статье, а сотни тысяч подсядут на вещества, которые заменят им надежды и перспективы.
Как на это ответят правоохранительные органы, как отреагирует судебная система и что будет с теми, кого наркотики довели до последней черты, — вопросы без ответов. Но эти ответы понадобятся стране, и понадобятся очень скоро.