Вот тебе и слесарь, вот тебе и Дед Мороз! — подумал я, исполнившись искренним уважением к настоящему директору театра. Но рано я радовался внезапной трансформации. Через несколько недель произошло событие, которое не столько насмешило нас с юнгой, сколько смутило и привело в растерянность. Так вот, в очередной штиль на нашем корабле дверь распахнулась, и вошёл, нет, вплыл Виктюк, нет, слесарь, нет, директор театра… Нашего механика было не узнать: на нём были очки, подобные тем, что носят люди типа президента Франции Франсуа Оланда, шею украшал богемный шарф. На плечах, как у знатного Петербургского гостя, лоснилась куртка из лайковой кожи, рукой он держал телефон, делая вид, что беседует, и тут, барабанная дробь, он передвигался боком, да делал это так, что смотреть на него было невероятно стыдно, и мы с юнгой невольно опустили глаза в пол. Чтобы описать, что заставило нас стыдиться, приведу более яркий пример. Это было равно тому, что соседа дядю Петю, который всю жизнь сидел посреди двора трениках с беломориной в зубах и играл в домино, вы неожиданно встретили в стрингах, с боа на шее, и в туфлях на шпильках. Подойдя и поприветствовав нас поднятием бровей, он продолжил изображать разговор по телефону, при этом он зажал телефон плечом, залез в боковой карман своей шикарной куртки и достал солидную пачку кададских долларов. После этого он небрежно бросил её перед собой на стойку и, продолжая удерживать плечом телефон и время от времени кивать в неработающий аппарат, принялся демонстративно, как в кино, изображать перед носом у нас, что считает деньги. Пролистав всю пачку, он громко сообщил в телефонную трубку, что сумма составила три с половиной тысячи, и только после этого попрощался с воображаемым собеседником, поднял на нас глаза и насладился впечатлением. А насладиться, поверьте мне, было чем, — мы с юнгой стояли подавленные, покрытые румянцем, нам было нестерпимо стыдно, стыдно за нашего знакомого. Но директор театра чувствовал себя на волне успеха. Облокотившись на стойку, он принялся рассказывать нам о сложностях получения простыми смертными недозволенного высшего удовольствия, получаемого им от жизни в шоу-бизнесе. Так продолжалось около получаса, и, получив удовольствие от нашего подавленного вида, он так же, боком, как конь педальный (другого сравнения не подберу) вышел из магазина. После этого спектакля я предложил юнге временно уйти на больничный, либо попить водки, либо подраться с друзьями, — это могло бы облегчить моральную травму моего товарища. Но юнга, знавший, что я не справлюсь, предложил поесть просроченной еды, и, получив отравление, облегчить горечь утраты настоящего мужика, слесаря, и механика. Я, как капитан корабля, чувствовал ответственность за судьбу экипажа, и отдал юнге команду: «В целях сохранения морального здоровья экипажа приказываю выдать всем членам по сто грамм русского антидепрессанта, нарезать колбаски с солёным огурчиком!» Прослезившись от принятия антидепрессанта, и для закрепления эффекта мы решили станцевать танец: включили фрагмент фильма «Собачье сердце» и, подпевая Шарикову, станцевали сцену (когда Шарикова демонстрировали научному миру) под его знаменитую песню «Эх, яблочко!» Утешившись, мы смогли приступить к работе под одобрительные возгласы покупателей, невольных свидетелей танцевальной терапии, — когда мы, увлечённые танцем и оглушенные громкой музыкой, пытались излить в движениях нашу боль. Директор театра, взлетев высоко, обжёг крылья; развёлся со своей прекрасной женой, женился на другой, бросил свой театр и уехал жить в Москву, где теперь работает на технической должности. Теперь он снова выглядит как нормальный мужчина, не носит гламурных костюмов, чем порадовал меня несказанно. Хочу отметить, что хоть мне и были смешны некоторые поступки директора театра, я испытываю к нему искреннее уважение. Дело в том, что советское образование действительно подняло наш народ на необыкновенную высоту. Просто подумайте, оказавшись в разряжённой культурной среде, простой слесарь организовал настоящий русский театр. Самое главное, что этот театр живёт и процветает до сегодняшнего дня, и думаю, что слесарь Саша заслуживает медали от нашей страны, — ведь он настоящий подвижник и человек с большой буквы. Следующей в номинации самая смешная девочка в возрастной категории до шести лет идёт одна смешная и талантливая девочка. Впервые в нашем магазине она появилась под новый год, была замечена благодаря артистической натуре, я даже не сразу понял, она играет роль или она в жизни такая. Пообщавшись с ней, я понял, что это непосредственный и живой ребёнок, она рождена для сцены и точно станет великой артисткой. Она ходила по всему магазину, задавала смешные вопросы. Родители только приехали в Кададу, а она счастлива, что пришла в магазин, где всё выглядит по-русски, все говорят на русском языке. И тут происходит неожиданная сцена: через широкую оконную витрину мы видим, как подходят двое кададцев, и старший отпускает удар ногой по заднему месту своего пятнадцатилетнего сына, слышно, что он что-то говорит по-английски. Девочка делает испуганное лицо и кричит мне: «Дядя! Английские идут!» Я же, не растерявшись, в тон ей отвечаю: «Ничего, отстреляемся!» Родители девочки в приступе смеха сползают на пол, пытаясь удержаться за полки с продуктами.