Предыдущая глава
Правильно, правильно! Пока они нам НАТО на восток продвигают, мы им книги задвинем. Все равно их дома только дураки и берут!
...Два дня русской книги в Париже провело общество с подозрительным названием "Урал". Или, правдивей сказать, "Париж-Урал". И я согласен с фразой де Голля: "Европа едина от Атлантики до Урала". Что, впрочем, делать с Якутией, Бурятией да и Монголией...
Напротив Пантеона стоит метра в четыре роста металлическая скульптура коричневого цвета. Это голый мужчина с мощным торсом, бедрами, пузом, с крупной головой и умиротворенным полом. Под скульптурой написано: "Монгол". Народ с монголом фотографируется. И я бы щелкнулся, но аппарата не имею.
В сорока метрах от монгола располагается мэрия пятого района. В ней дело и было 30 и 31 января...
...Зала с шикарной люстрой, исполненной в стиле модерн, постепенно заполнилась публикой и организаторы стали разводить политес на русском и французском.
Затем позвали писателя Валерия Попова. Его привезли в Париж под ручку с большим чемоданом. Он привык, что ему в Петербурге никто не перечит и двинул к микрофону не торопясь. Но его опередил другой человек с другой фамилией. Некто Бэ Орлов, слагатель стихов, крепкий мужчина с угрозой в очах. Он тридцать лет просидел в подводной лодке у кнопки ядерного боезапаса. Теперь Бэ сублимирует зуд неиспользованного ядерного удара. Его на Сену послало правительство Санкт-Петербурга. Из речи сумасшедшего стало понятно - Бэ благодарит правительство Петербурга, а правительство Парижа вовсе не благодарит, а всех собравшихся русских считает компрадорским говном...
Затем к микрофону пробился Вэ Попов и сказал, что мы хорошие.
Рядом с главным залом находился зал бракосочетаний. В нем после открытия начался круглый стол про петербургскую идентичность.
Мое участие не предполагалось, но на столе кто-то установил табличку "Vladimir Rekshan". Пришлось сесть с Бэ Орловым рядом. Кстати, таблички меня в Париже преследовали. Только мы приземлились и вышли к встречающим, как я увидел троих с табличкой "Vladimir Rekshan"...
Короче! Бэ Орлов сделал заявление про последнюю войну и то, какой он видел музей. В том музее показывают абажуры, сделанные из кожи, содранной с советских моряков. Он узнал, поскольку на абажурах имелись морские татуировки. И перчатки из ободранных моряков. Он не хочет повторения. И он не допустит. Публика замерла в шоке. Бэ Орлов поднялся, снял ботинок, ударил им по столу и прокричал, как Хрущев. Признаюсь - последнее я придумал...
Бэ ушел на круглый стол про блокаду, и мне пришлось отшучивать парижан обратно.
В коридоре мэрии торговали русскими книгами, и я пристроил несколько своих на стол к организаторам с жаждой наживы. Второй разговор, куда меня записали, предполагался в большом зале. Я туда пришел чуть раньше и поднялся на сцену, дабы пристроить сумку напротив таблички с «Vladimir Rekshan». Предполагалось вести речь о пресловутом андеграунде, русской рок-музыке и как-то это связать с нынешней протестной волной. Записаны в круглый стол московский Е. Бунимович, невские мэтры Носов и Рекшан, довольно юный француз на букву Л. Направлять русских должна профессор и местный издатель Ирэн Сокологорская.
Не успел я сесть в стул, как вижу Бэ Орлова. Тот поднимается на сцену с креслом в одной руке и табличкой со своей фамилией в другой. Ставит кресло и табличку…
В одном большой языке сосуществует множество подъязыков. Их можно называть фенями ( читай В. Даля – офенские языки, от секретных систем языкового общения уличных торговцев офень). Есть ментовский, шахтерский, совхозный, богемный, интеллигентский… Когда говорящий нарушает семиотику общения, то тем огорошивает собеседника. Бэ Орлов своими прихватами армейской «дедовщины» ввел публику и коллег в шок. Но и я владею приемчиками. Не нравятся мне они. Но тут сдержаться не удалось.
- Что ты, б..дь, му..ак старый, - накатил я басом, - везде лезешь со своей ё..ой табличкой! Вали отсюда нах, нах, нах!
- Ладно, ладно, - ответил дрогнув представитель военщины и отвалил.
Я мне тут же стало стыдно. Не люблю я этого.
В итоге круглый стол состоялся. Человек сорок наши речи слушало. Милитарист постоянно поднимал руку с табличкой и просил слова. Но ему не дали.
Еще через час мы с Носовым развлекали публику в зале бракосочетаний рассказами о своих талантливых книжках. Ястреб из подводной лодки сидел в зале и смотрел орлом. Когда я предложил задавать вопросы, поднялся и сказал:
- Известно ли вам, что Ходорковский финансировал чеченскую войну?
Мы, вообще-то, рассуждали не о политике, а о литературе. Я что-то ответил грозным голосом не про Ходорковского, а в том смысле, что, дядя, м..ак, иди нах…
Умею я наживать своей прибалтийской прямолинейностью врагов.
Думаю, Бэ Орлов теперь телегу на меня пишет в Смольный. И не потому, что подлец. А из-за того, что дурак. Вот после таких парней НАТО и движется на восток от греха подальше…
А тем временем Париж продолжал быть прекрасен.
Идеально только строение снежинки. Человеческим деяниям до снежинок далеко. Но сокращение хождения денег – это путь к гармонии и душевному покою. Таковой, впрочем, торился в советские годы, но на строительстве торы, как водится, украли деньги…
Почитатели монетаризма что думали? А думали они так – вот начнется капитализм с прекрасным, как у Мэрелин Монро, лицом, я скумекают так, что будет у меня денюжек, как у дурака махорки! Теперь большая часть времени бесед половозрелых мужчин и женщин уходит на пересуды-сожаления – не хватает, мол, денег на то, и это. То есть, огромная часть времени единственной жизни уходит на разговоры о том, чего нет.
Чтобы писатели Петербурга не думали про деньги, каждому выдали по чековой книжке с талонами. Всего девятнадцать чеков по 5 евро 40 центов. Кто-то, видать, провел исследование – сколько нужно на еду среднему русскому в столице Франции. Это были ресторанные чеки – хоть в бистро иди, хоть в дорогущий «д,Аржан». Можно и в магазинах брать что-то вкусненькое с собой в гостиницу. Но не более, чем на два чека за раз. А то чемодан продуктов можно ведь накупить и, прожив в голоде, вернуться в семью гордым победителем. У меня дело кончилось приобретением шоколадок и «камамберов» для родины. Шоколадки, вернувшись, отдал в хорошие руки, а сыром провоняло все пространство вокруг.
1 февраля текущего года я узнал интересную деталь. Пройдя мимо таинственного монгола на площади и войдя в здание 5-ой мэрии, поднялся на второй этаж, где гомонили издатели и продаватели русских книг, читатели, писатели и прохожие. В зале «де марьяж» двери на распашку. Там человек десять всего. Чтобы оградить от шума, кто-то пробует дверь закрыть, но пожилой русофранцуз с выправкой тайного советника и акцентом потомка беженца из Крыма произносит:
- Не надо дверь закрывать. По закону она должна быть открыта во время гражданских процедур.
…Вот оно гражданское общество в чистом виде. Не хрен закрываться и Мендельсона тайно крутить! Каждый имеет право войти и зреть!
Продолжение следует...
- Спасибо, что дочитали до конца! Если тебе, читатель, нравится, жми палец вверх, делись с друзьями и подписывайся на мой канал!