Художник должен быть голодным? Великий художник может даже умереть от голода. Достаточно вспомнить смерть Хармса в блокадном Ленинграде.
Чаще всего шутника, мистификатора и гения с берегов Невы сравнивают с Игнатием Виткевичем - его польским коллегой.
Заголовок этой статьи - его цитата, из письма друзьям Леону и Владиславе Рейнел, посланное где-то между 1919-1925 годами... Когда уставший от нищеты художник, философ и поэт решил открыть свою портретную студию. Она, конечно, оказалось тоже «с секретиком».
Я скептически отношусь к воспоминаниям и мемуаром современников. Они часто врут, а ещё чаще завидуют. Но в своем знаменитом «Дневнике» и в «Польских воспоминаниях» Витольд Гомбрович оставил нам призабавнейший момент своей встречи с Виткевичем в 1930-Х:
«Мы позвонили в звонок — я был слегка взволнован слухами, кружившими о странностях и выходках этого человека, наделенного столь великим умом, — как вдруг в дверном проеме появился и начал расти гигантский карлик… Это был Виткаций, который открыл нам дверь, сидя на корточках, а затем начал медленно вставать. Он любил такие шутки! Но мне они не казались смешными. С первого момента Виткаций утомлял и надоедал мне — он никогда не стоял на месте, всегда напряженный, изводящий себя и других непрестанной деятельностью, желанием излучать энергию и привлекать внимание, постоянно жестоко разыгрывавший людей… Все его недостатки, которые были и моими тоже, я теперь видел словно в кривом зеркале, чудовищными и разросшимися до апокалиптических размеров.
Он показывал нам свой “музей ужасов”, главным экспонатом в котором было нечто, что он называл высушенным языком младенца и немного волос, якобы принадлежавших Бейлису [украинскому еврею, обвиненному в ритуальном убийстве, суд на которым получил широкую огласку и вызвал критику антисемитской политики Российской империи со стороны международного сообщества] и письмо нимфомана — действительно сладострастное до отвращения. Я сказал: “Не показывайте нам ничего подобного! Это неуместно”. Он посмотрел на меня внимательно и спросил: “Неуместно?” Он был слегка растерян […] С моей стороны это был инстинкт самозащиты, я знал, что если сразу не дам Виткацию отпор, то он сожрет меня, подчинит и превратит в часть своей колесницы».
Сегодня Виткация в мире ценят в первую очередь не как писателя, художника или мыслителя, а как фотографа. Его эксперименты с фотопортретом и очень личный характер съемок на много десятилетий опережали свое время. В 2011 году автопортрет Виткация был продан на аукционе Phillips de Pury & Company за $52,200 (на сегодняшний день это, пожалуй, рекорд для польского фотографа), кроме того, несколько фотографий Виткация находятся в собрании Музея Метрополитен в Нью-Йорке.
Во время Месяца Фотографии в Минске 4 года назад я в последний раз смотрела на оригиналы его снимков. Моя статья, посвящённая Виткевичу вышла впервые на беларуском 11.11.2015 в журнале PARTizan ниже отрывок на русском:
Скорлупа моего тела не может выдержать огонь моего духа, - написал Станислав Игнатий Виткевич незадолго до своей смерти. В последние годы жизни он тяжело переживал свое быстрое старение. У любимца женщин и души компании появился живот, поредели зубы, волосы, начал пропадать слух и зрение. А ведь ему было слегка за 50. Принято считать, что Виткацы не смог пережить вторжение Советов в Польшу. А сотни его автопортретов и образов - свидетельства других причин, повлиявших на принятое в волынском лесу решение.
Десятки экспозиций ежегодно демонстрируют снимки Виткевича, его фотографии становятся самыми дорогими лотами аукционов, и хотя он больше известен как драматург, писатель и философ, он был гениальным новатором в этой совсем новой области искусства.
Станислав Игнатий Виткевич, полный тезка своего отца, из-под влияния которого он пытался сбежать всю жизнь, родился в Варшаве на исходе 19 века. Существует какое-то огромное количество книг, статей и версий его биографии. Виткевич был из тех художников, сделавших драматическое произведение из своей собственной жизни. А его фотографии стали отличными иллюстрациями к каждой его главе.
Он стал фотографом по другую сторону объектива, предложив зрителю то, что еще никто не осмелился - препарировать свое «Я». Он выписал индульгенцию на удовольствие копаться в его интимной жизни, следить за его падениями, нервными срывами, чудачествами.
Думаю, если бы Станиславу Игнатию была бы доступна видео камера, то он создал первое и лучшее реалити шоу, не сложно представить число подписчиков инстаграмма такого любителя селфи. он уже в начале века использовал фотографию только как медиум, он не шел у нее на привязи, он не подчинил себя ей, а фотокамеру себе.
На выставке в Музее современного искусства, на которой я в последний раз виделась с метром, между портретами Виткевича, снятые им друзья: Малиновский, Тадеуш Лангер, его невеста Ядвига, дальняя родственница по линии отца.
Несколько фотографий при участии Станислава Игнатия показывают беззаботную жизнь богемы, там и Бруно Шульц и красавица, которой Виткацы шутливо делает инъекцию зонтом. Трудно поверить, что его смерть будет трагичной, а его жизнь, несмотря на эти снимки, еще трагичней. Он задал тенденцию, еще не предполагая, что через сотню лет, мы все будем стараться сохранять и показывать в сети свою блистательную счастливую жизнь, переживая при этом синдром искривленной реальности имени Марка Цукенберга.
В центре экспозиции - портрет многократный, иконографическая работа истории польской фотографии. Портрет, сделанный Виткевичем во время службы в Санкт-Петербурге - это многократная проекция себя в зеркалах.
Интересно, что в подборку работ для выставки с незатейливо-энциклопедичным названием "Фотографии Станислава Игнатия Виткевича "Виткацы" (1885-1939)" вошла ранняя "Колапс при лампе". Теоретик и историк фотографии Урсула Чарторыйская пишет: "Свет он использовал, чтобы экспрессивно подчеркнуть детали в фотографии, на котором лицо совсем близко к керосиновой лампе и как бы рассечено ее блеском. Фото это передает состояние сосредоточенное и, как будто, болезненное".
Критик Адам Мазур в очерке о "Коллапсе при лампе" пишет: "Это сосредоточение и боль отгадал и отец художника, который, увидев, отправленные ему для оценки снимки, выделил именно эту из всей серии. А в письме от 1 августа 1913 года назвал "Коллапсом при лампе". Название "коллапс" относится, вероятно, к душевному состоянию Виткация, увлеченного несчастным романом с Ириной Сольской, Виткация, пишущего в то время свой первый роман "622 падения Бунго или Демоническая женщина".
Еще критики пишут, что Виткевич никогда не показывает своего реального лица, что он всегда облачается в кого-то, подбирает гримасы, но так легко мы можем пропустить настоящее лицо художника. Может быть на фотографии, где он сжимает в отчаянии виски двумя руками - это он настоящий, а может он настоящий, когда совсем юнный рядом с отцом, кажется, строго провожает взглядом свое будущее, а может, в нелепой шляпе американского миллионера или в очках пилота. Виткацы примеряет на себя не только одежду, гримасу, выражения лиц, но и саму судьбу, он пытается сам себя убедить - а что будет, если так? Если я сбегу за океан в сытую Америку, или стану заправлять хозяйством в селе, а как вам покажется моя профессия летчика или священника? Он эпатирует публику на первый взгляд, а при втором - в зеркалах отражается один и тот же Виткевич в одном теле человека, ровно столько нам выделено на одну жизнь.
Многие версии сводятся к тому что Виткацы покончил с собой, когда узнал о начале второй мировой войны когда понял что от советов не убежать и что польшу будут делить. они вписали его личность в контекст мировой истории, забыв что такие личности сами историю создают. Нет, Виткацы разрезал себе вены в волынском лесу, рядом с забывшейся от порошка любовницы не поэтому. Он решил так по той же причине, по которой делал десятки своих портретов и настаивал на снимках с посещавшими его друзьями. Он боялся стать старым, одиноким и ненужным, больным. Его страх - больше не суметь, не нарисовать и не написать. Он боялся исчезнуть.
Я, кажется, полюбила Виткевича с первого взгляда и навсегда. Но только сегодня, внезапно обнаружила интересное пересечение наших биографий.
Когда меня спрашивают: чем я занимаюсь? Я совершенно искренне говорю, что жизнь арт-критика, теоретика визуального искусства - это год за 10. Потому я, наконец, на заслуженной пенсии. Сижу в своём доме на берегу моря и делаю только то, что хочу. Но за скромные 100$ могу составить вам портрет автора, написать сопроводительный текст к выставке или каталогу, проконсультировать...
И тут, читаю в Альтернативной биографии Виткевича:
В 1924 году Виткаций в шутку заявил, что выходит на пенсию, прекращает исследования в области визуальных искусств, а вместо этого начинает писать портреты на заказ. Он основал Портретную компании С. И. Виткевича с девизом: «Клиент должен быть всегда доволен».
На выбор предлагалось несколько разновидностей портрета: от обычного парадного до более экспрессионистского и даже созданного под воздействием наркотиков. Ко многим картинам прилагалась карточка с описанием тех веществ, которые художник употреблял в ходе сеанса, даже если это была всего лишь чашечка кофе...
На каждый товар найдётся покупатель, на каждую услугу клиент, на каждую идею - последователь. Надеюсь, на мою статью - лайк
Если вам интересна тема "ДЕНЬГИ И ИСКУССТВО", предлагаю посмотреть:
Сколько стоит быть искусствоведом или хочу, как Даша из "Содержанок"
По одежке считают: сколько стоит пропуск в мир искусства?
Фаина без секса и без денег