Вчера у меня был отличный повод порадоваться. Ровно год назад я принял крещение, принимая тем самым спасение через жертву Иисуса Христа и прощение за свои грехи и обещая Богу добрую совесть (1-е Петра 3:21). Об этом я подумал, когда в прокуренном туалете общаги решил открыть окно, чтобы вдохнуть свежий воздух и посмотреть на жизнь за окном. По небу плыли темные облака – я невольно вспомнил один значимый в своей жизни день, такой же весенний, как этот...
Еще восемь лет назад я был совершенно непригоден, чтобы вообще кому-то что-то обещать, не то что самому Богу.
Будучи учеником седьмого класса школы, я скатился, казалось, ниже некуда. В моей голове был страшный ветер – при всей «правильности» и «рассудительности» моих слов мои поступки никак не хотели с ними вязаться. Я стал себе это позволять, когда у меня мало-мальски окреп авторитет среди ребят и начали появляться какие-никакие товарищи, в основном из тех, кто не мог оказать на меня положительного влияния. И в свои тринадцать лет – по сути смешной детский возраст – я вытворял отнюдь несмешные и недетские вещи. Я с охотой и желанием научился курить, спустя некоторое время – выпивать весьма крепкие напитки. В моих разговорах вполне приличные слова стали разбавляться гнусной бранью. Кроме того, моя жизнь наполнилась трусливым враньем – было, за что переживать. Это все позволяло мне оставаться своим среди моих новых «друзей». И это мне тогда нравилось.
Особенно из всех моих недостойных занятий я полюбил курить. Поначалу довольствовался тем, что предлагали мне ребята, с которыми я курил за гаражами и тайком в подъездах, но со временем мне стало этого мало. Я нашел в гараже отца забытый им блок сигарет (на тот момент папа уже несколько месяцев как бросил, и не курит до сих пор, слава Богу), и начал подворовывать оттуда. Теперь уже я мог делиться с приятелями и курить где и когда хотел, даже в собственном подъезде, что прибавляло мне того никчемного признания, которого я так добивался.
Я наглел все больше, и однажды случилось то, что должно было случиться. В конце апреля мама уехала в Волгоград для участия в художественном конкурсе, и, чтобы помочь отцу управиться со мной и с сестрой, к нам в гости из соседнего поселка приехал дедушка. Он тоже курил, и привез с собой блок пресловутого «Донского табака». Поначалу я тягал у деда из пачки одну-две сигаретки, через дней десять вытащил из блока целую пачку, еще через пару дней – вторую. Вечерком решил сходить прогуляться, предварительно предупредив об этом дедушку. Я пошел в мое с пацанами тайное место – заброшенный сарайчик на обочине трассы. Посидев немного в нем, подумав о жизни и с важным видом скурив при этом пару сигарет, пошел обратно, домой. На крыльце меня уже ожидал дедушка. Его первый вопрос был как гром средь ясна неба:
– Курил?
– Н...нет – по привычке начал я врать, делая при этом максимально изумленные глаза.
– А ну-ка дыхни...
Вот тут я и попал. Дедушка обнаружил пропажу, и понял, чьих это рук дело. Он был разочарован, но если бы только им это и ограничилось... предстоял разговор с отцом, который уже был в курсе произошедшего. Я с тревогой ожидал его возвращения с работы. Наконец отец вернулся, и за совместным ужином у нас состоялся непростой разговор. Папа был расстроен и разочарован, и нехотя начал:
– Ну и как, сынок, понравилось?
– Не, пап. Дрянь...
– Дрянь?.. А Кэмэл не ты стащил? На шкафчике который лежал, в туалете...
– ...
– Ну?
– Я... я просто их сжигал, в мангале. С ребятами когда шашлык жарили.
– Зачем?
– Мне просто нравилось, как они горели.
– Тюльку мне только на уши не вешай...
В итоге я сознался, что курил, и неоднократно. И пообещал отцу, что этого больше никогда не повторится. Весь оставшийся вечер и следующий день я ходил в подавленном состоянии – тут еще, как назло, папа позвонил маме и все рассказал. Почти дословно помню полученную от мамы из поезда эсэмэску: «Ты меня очень расстроил. Как же так? Ты же всегда был против алкоголя и табака...». Угнетаемый чувством вины, в ответном послании я пообещал маме, что это был первый и последний раз – больше я курить никогда не буду. И мама поверила мне.
Мама приехала через два дня. Поначалу мне было непросто смотреть ей в глаза, но она с любовью дала мне понять, что не сердится на меня, хотя я ее так расстроил. И я был уверен, что сдержу свое обещание...
Через несколько дней после маминого приезда я со своей школьной футбольной командой поехал в другой поселок, на соревнования. К тренировочному процессу перед соревнованиями я и некоторые ребята отнеслись спустя рукава, и итог был вполне закономерен – другие команды нас просто раскатали в пласт. Это был позорный день для всех нас, ведь такого мы еще никогда не знали. И, когда мы командой под вечер вернулись в свой поселок, концентрация уныния в нем, казалось, возросла в разы. Когда я подавленный собрался идти домой, Миша, мой приятель, предложил мне:
– Вован, я тут сиги надыбал, – он хвастливо и осторожно достал из кармана пачку сигарет, – пойдем за стадион, покурим.
Эта идея не показалась мне плохой – в конце концов я хотел расслабиться и отвлечься от событий этого дня. Снять стресс, как говорится. И я пошел с Мишей за стадион, где чуть позже «мы сидели и курили», как пелось в одной некогда популярной веселой песне. Только было не весело. Сидели безмолвно, каждый думая о своем. Тут мне позвонила забеспокоившаяся мама. «Ладно, Миш, мне пора» – сказал я напоследок приятелю, и отправился домой. Только по пути я начал осознавать, что же я натворил... по пути домой я зашел в магазин, купил несколько шоколадных конфет и съел их в надежде хоть немного сбить запах. Я вошел в квартиру осторожно, но мама услышала это, и пошла встречать меня. Только она подошла ко мне, и по ее лицу я догадался, что неприятностей уже не миновать... Мама почувствовала запах. Посмотрев на меня строго, исподлобья, она позвала отца – тот через несколько мгновений пришел из кухни. Мама объяснила ему, в чем дело. Папа потребовал дыхнуть, после чего начался страшный допрос:
– Ну, сын, рассказывай, почему от тебя пахнет?
– ...
– Долго молчать будем?
– Я сейчас конфеты ел... наверно, это от них.
– И неужели у нас начали продавать конфеты со вкусом табака?
Я не знал, что сказать дальше. Но от меня этого уже и не требовали. Папа просто пошел в спальню – я услышал, как зазвякал ремень, извлекаемый им из его брюк. Вернувшись из спальни, он сказал только:
–Ну, пойдем, сынок. Будем лечить твое курение...
Отец наказывал меня, не жалея ремня. Но не это было страшным для меня в тот момент. Бо́льшую боль мне доставляло осознание того, насколько я жалок – не сдержал важное обещание, данное мною всего несколько дней назад, и наплевал на чувства и доверие моих дорогих родителей. Когда физическое наказание было исполнено, в ход пошло наказание моральное. Причем этим наказал себя я сам. Через минут десять ко мне в комнату зашла мама, и слегка дрожащим голосом напомнила мне о моем ей обещании. Она была серьезно обижена на меня и расстроена, и в этот раз я ее разозлил. Не дожидаясь, что я ей скажу на это, она покинула мою комнату, закрыв за собою дверь.
Это был, пожалуй, один из самых тяжелых вечеров в моей жизни. Я готов был провалиться сквозь землю от стыда и от чувства вины за то, что так легкомысленно отнесся к данному мной слову и обидел родителей, которые, уверен, никак не ожидали от меня такого. Следующие несколько дней я просто не мог выйти из комнаты и не то, что заговорить с родителями – посмотреть им в глаза. И в этом добровольном одиночестве у меня появилось много времени, чтобы осмыслить такой важный принцип, как ответ за свои слова и поступки. Мой отец всегда учил меня этому, но, к сожалению, тогда я наплевательски к этому относился. И вот наступил момент, когда пришлось пожать горький плод своей распущенности и попрания родительского авторитета...
Спустя некоторое время я попросил у родителей прощения за этот недостойный проступок и свое поведение. Это было довольно трудно, но необходимо. Родители простили меня и, проявив мудрость, не отнеслись ко мне слишком строго, позволив мне не зациклиться на совершенной ошибке. Но все равно несколько первых месяцев после этого иногда проверяли меня на наличие запаха табака, когда я возвращался с улицы после прогулок с друзьями.
Это тяжкое чувство, когда ты теряешь доверие самых близких людей. А особенно когда понимаешь, что ты сам в этом виноват. Этот случай был хорошим уроком, и научил меня дорого ценить свое слово и держать за него ответ. В последующем слова «честь» и «достоинство» стали для меня первостепенными. Это был первый шаг на пути к моему духовному исцелению. После того важного дня я не сделал больше ни одной затяжки, и даже перестал употреблять алкогольные напитки – словом, порвал с этими вредными привычками и со своей дурной компанией. И не столько из-за страха вновь предстать недостойным сыном и понести очередное наказание (хотя пережить это было бы для меня теперь очень тяжело), сколько из любви к своим родителям. И, конечно же, и из любви к моему дорогому Богу, даровавшему мне таких хороших родителей. Богу, Которого я вновь обрел и Который вывел меня заботливой рукою из того греха, которым я был поглощен, и даровал мне прощение и исцеление. Богу, которому я вовек пообещал добрую совесть...