9-го апреля 1917-го года британская армия начала свое наступление в районе французского города Аррас с целью поддержать наступление французов в районе Шмен-де-Дам, отвлекая на себя немецкие резервы.
Один из участников той атаки, капитан Роберт Манипенни, командовавший ротой второго эссексого батальона, оставил живейшее описание своего опыта в тот день. Манипенни не был новичком, он воевал с 15-го года и принимал участие во многих атаках.
В первый день наступления его дивизия (4-я пехотная) действовала из второго эшелона, проходя сквозь боевые порядки 9-ой шотландской, которая успешно захватила всю первую полосу немецкой обороны.
“Огневой вал артиллерии впереди нас образовывал замечательную прямую линию, завеса из шквала снарядов в ста ярдах впереди нас, перемещающаяся со скоростью пешехода. Дым и фонтаны земли от разрывов позволяли скрыть наши перемещения от немцев заодно подавляя огонь любых снайперов, пулеметчиков и окопавшейся пехоты противника впереди нас.
Мы прошли около 500 ярдов, прежде чем два немецких замаскированных орудия внезапно открыли по нам огонь практически в упор. Мы взяли их одним рывком, потеряв всего несколько человек. Те немцы, что пытались отстреливаться из винтовок, были переколоты штыками. Остальные подняли руки и сдались.
Мы подошли к деревне Ати и двум линиям окопов перед ней. Колючая проволока была довольно хорошо прорежена нашей артиллерий, а окопы разбиты. Здесь немцы начали оказывать сопротивление, но мы быстро ворвались на их позиции, и немногие оставшиеся германцы не проявили особого желания продолжать обороняться. Было несколько перестрелок и схваток во время зачистки руин деревни и окопов, но наши потери были все еще легкими, а назад потянулись колонны захваченных пленных.
Финальная цель наступления лежала все еще в полумиле впереди, и мы продолжили продвигаться. Первые несколько сотен ярдов по нам практически не стреляли, кроме немногочисленных падающих снарядов противника и наших собственных артиллерийских недолетов. Мы даже снова успели построиться в почти пригодные для парада линии. В этот момент наша артиллерия то ли перестала вообще работать, то ли значительно обогнала нас своим огнем. И тут, в прямой видимости от финальной цели, мы попали в действительно серьезную переделку. Огонь по нам усилился, и бойцы стали падать на землю один за другим, пустоты заполнялись из следующих рядов, и мы отчаянно рвались вперед. Внезапно мы оказались перед проволочным заграждением в почти 30 ярдов глубиной, которое к нашему разочарованию было почти не тронуто артиллерией. Это была ужасная штука, шипы длинной в дюйм были так близко друг к другу, что казались стеной. Немцы стреляли по нам из всего чем располагали с минимальной дистанции. Я слышал свист пулеметных пуль, летящих мимо меня, которые хлестали вдоль нашей цепи. После секундной заминки я упал на землю и мои люди последовали моему примеру. Я отдал приказ стрелять через заграждение по немцам у парапета, а пулеметчикам с “льюисами” хорошенько поддать гуннам, чтобы те не могли поднять головы.
Пользуясь этим огневым прикрытием, один из взводов справа смог найти проход в проволоке и начал пробираться к немецким окопам. Видя это, мы бросились к ним прямо вдоль заграждения. Многие застревали среди колючки и навсегда повисали на ней, безжалостно расстрелянные немецкими пулеметчиками. Я сам, пробираясь через заграждение, изодрал в кровь локти и колени, но упорно полз вперед.
Немецкий пулеметчик прямо впереди меня отчаянно крутил стволом вправо и влево все быстрее, так, что, поворачивая свой пулемет, он добился того, что одна его пуля зацепила мое левое ухо, а вторая – правое! Кому-нибудь так везло уцелеть?
Одна из пуль достала моего сержанта, всегда следовавшего прямо позади меня, она прошла ровно через его голову, и он повалившись повис на заграждении. Это был первый и последний раз, когда я впал в кровавую ярость. Одним броском я рванул вперед, сжимая мой револьвер (я все еще предпочитал идти в атаку с револьвером, хотя многие другие офицеры уже предпочитали винтовки) и спрыгнул во вражескую траншею. Как немцы меня не подстрелили при этом я не понимаю до сих пор. В ярости я начал расстреливать их одного за другим. Кажется, первым я застрелил стрелка-пулеметчика, а остальные были слишком обалдевшими, чтобы действовать достаточно быстро и успеть достать меня. Следующее, что я помню, что они все побросали оружие и подняли руки.
К этому моменту, многие мои бойцы тоже впали в неконтролируемую ярость, но мне удалось остановить их от расправы над сдавшимися врагами, хотя кое-кого из пленных уже успели застрелить или заколоть. Мы отослали сдавшихся в тыл, перегруппировались и двинулись к следующий линии окопов в ста ярдах впереди. Там никого не было, все немцы разбежались, и мы могли поздравить себя с тем, что все цели были достигнуты.
Кто-то спросил меня, куда я ранен, так как мое лицо было залито кровью с обоих сторон. Я ощупал свою голову и обнаружил что верхушки обоих ушей отстрелены и кровоточат, о чем я совершенно забыл во время предыдущего ближнего боя. Мы провели перекличку и выяснили кто отсутствует, потери были довольно скромными, особенно учитывая характер нашего последнего броска. Потом мы достали пайки из рюкзаков и перекусили, готовясь к окончательной консолидации новых позиций.
Тем временем, наш сосед справа, на другом берегу Скарпа, продвинулся вперед несколько дальше чем мы, так что было решено, что и нам стоит продвинуться еще немного вперед чтобы поравняться с ними. Справа от нас была деревня Фампо, а слева – немецкое укрепление, отмеченное на наших картах как “Редут Хайдарабад”. Бригада получила приказ атаковать и уже довольно уставшие за день мы снова начали собирать себя в кулак для выполнения боевой задачи.
Теперь огонь противника был очень тяжелым, особенно нам доставалось от дальнего пулеметного огня немцев с “Зеленого холма” позади “редута Хайдарабад”. Наш сосед справа, после отчаянного рывка смог ворваться в деревню Фампо, но по центру и слева началось просто избиение. И мы залегли на месте в ожидании подхода резервов. Немецкая артиллерия обрушила на нас ураганный огонь и вовремя последнего броска к редуту я получил сильный удар, как будто молния попала прямо в сердце и парализованный болью упал на землю. Я получил осколок фугасного снаряда прямо в грудь и лежал на земле тяжело дыша. Сознание я так и не потерял, и пролежал довольно долго, пока не начало темнеть. В конце, концов я услышал, как кто-то движется рядом со мной, это оказалось двое наших санитаров, которые утащили меня в тыл. В госпитале мне сказали, что зазубренный кусочек немецкого металла проломил мне грудину и остановился прямо возле сердца, перерезав перикард.”
После долгого лечения капитан Манипенни вернется в строй, но с учетом того, что это будет его второе тяжелое ранение в дополнение к отравлению газом, на фронт он больше не вернется и встретит конец войны на гарнизонной службе в Азии.
9-я и 4-я британские дивизии поставят своеобразный рекорд, их суммарное продвижение вперед за день составить сумасшедшие по меркам позиционной войны 3,5 мили.
Роберт Манипенни проживет долгую жизнь и умрет только в 1991-ом году. Его потомки, на основе его переписке с братом, тоже офицером другого батальона, погибшего в 1918-ом году, и сделанных ими фронтовых фото, издадут в наши дни прекрасную книгу.