Я вполне себе самодостаточна. Мне никогда не скучно с собой наедине. Мне необязательно постоянно тусоваться и окружать себя широким кругом знакомств.
Я научилась этому еще в младенчестве. Мама с удовольствием вспоминает, как один наш знакомый пытался вывести меня, бывшую тогда шестимесячным карапузиком, из равновесия. На спор. И проиграл. Мои родители пыжились от гордости.
Я знаю эту историю наизусть. Ее всегда рассказывают одними и теми же словами, с одними и теми же интонациями. Это – сага, семейный эпос нашего дома. Сказ про то, как Оля не заплакала, когда у нее отняли игрушку.
Я только начинала сидеть. Меня сажали в подушки. Так требовали принципы педиатрии 40 лет назад. Я сидела в подушках и игрушках. Меня обкладывали всякими погремушками, неваляшками и пирамидками, и оставляли наедине с этими сокровищами, присматривая за мной из-за угла. Так было принято 40 лет назад воспитывать и развивать детей.
Наш знакомый страшно удивился, когда родители ему сказали, что я – очень спокойный младенец. Что я не ору по ночам и не ною дни напролет. Что меня не надо постоянно держать на руках и укачивать. Что я – сущий ангел в подгузнике. Он не поверил. И самонадеянно заявил, что запросто доведет меня до крика. Родители (не менее самонадеянно и совершенно безответственно – на мой взгляд), предложили ему попробовать. Родители были молоды. Маме едва исполнилось тогда 19, папе был всего 21 год. Они еще сами были детьми.
Азартный друг семьи подсел ко мне и аккуратно потянул к себе игрушку, которую я в тот момент увлеченно мусолила во рту, успокаивая зудящие десны. Я выпустила обслюнявленную игрушку, которая зачем-то понадобилась дяде, и потянулась за другой. Дядя выждал, пока я выберу и снова с головой уйду в познание мира. И снова забрал у меня игрушку. Так повторялось столько раз, сколько рядом со мной было предметов. Наконец, все игрушки были отняты и спрятаны за спину странного и жадного дяди.
Семейное предание гласит, что, не обнаружив вокруг себя ни одного стоящего предмета, я смерила предвкушающего вопли дядю недоуменным взглядом и…
И переключила внимание на пеленку. Стала сворачивать и комкать ее в какое-то свое, младенческое оригами. Друг семьи, обескураженный, но не сдавшийся, отнял у меня и пеленку. Я занялась изучением своих ручек. Подозреваю, что мне в тот момент очень захотелось сложить из своих пухлых и непослушных пальчиков известную фигуру, метко определяющую мое отношение к назойливому дяде – в частности и к жестокому миру – в общем.
Друг семьи сдался. Я так и не заплакала. Родители аплодировали. Казалось бы – характер.
Однако.
На днях приключилась ситуация. Рядовая. Житейская и банальная.
У друга, с которым я уже успела привыкнуть общаться в онлайне едва ли не круглосуточно, сломался интернет. А я же избаловалась: едва подираешь глаза спросонья, выходишь во всемирную паутину, а тут тебе и пожелания доброго утра, и чашечка кофе, и розовая гербера в стеклянном кувшинчике. И плюшевые мишки с атласными сердечками в лапках.
Но я же – девушка самодостаточная. Пока у меня были эти ежеутренние картики-мемы с пылу-с жару с кофе и круасанами, я фыркала презрительно и посмеивалась в рукав. Но, не получив на завтрак привычной порции романтики, я напряглась.
Я проработала свою тревогу. Я убедила себя, что человек просто занят чем-то внезапным. Что отсутствие картинки – просто свидетельство его занятости. Что так бывает. Что это ничего не значит.
Мое воображение активно сопротивлялось. Кипел мой разум возмущенный. Мне рисовались картины одна другой страшнее. Автокатастрофа. Эпидемия эболы. Атомная война. Нашествие марсиан. Апокалипсис.
Я не помню, как прошел этот день. Я словно помешалась. Я что-то делала, оглядываясь, чтобы убедиться, что оставила телефон на достаточно близком расстоянии. Точнее - на расстоянии одного прыжка. Я напряженно прислушивалась, боясь пропустить сообщение. Я всерьез раздумывала, насколько прилично в моем статусе обзванивать больницы. Я прикидывала, не обзвонить ли мне заодно и морги.
К вечеру я обнаружила себя перед компьютером, рыдающей и ежеминутно обновляющей страницу социальной сети. Я выпускала мышь из рук только для того, чтобы вдавить очередной окурок в переполненную пепельницу и прикурить очередную сигарету. Никотина, плескавшегося в моей крови в этот день, хватило бы, чтобы уничтожить все лошадиное поголовье на Земле не менее пяти раз. Я действительно страдала и искренне переживала. Я уже видела себя в глубоком трауре, возлагающей две белых розы на черное надгробие среди осеннего золотого безмолвия, застывшего под низким пасмурным небом.
Самое смешное, что интернет - не единственное средство связи для нас.
У него есть мой номер телефона.
А у меня есть его номер.