В детстве я обожал ловить тритонов.
Ареал нашего обитания совпадал – и они, и я водились на большом пустыре недалеко от Дмитровского шоссе.
Там и выработались мои навыки охоты на этих странных существ. Дело это очень даже непростое.
Надо найти большой, неглубокий (по пояс) пруд, ходить по дну и взрывать ногами ил. Тритоны, отдыхающие в дневное время под илом, тогда просыпаются и всплывают на поверхность.
В этот момент следует набраться мужества, быстро схватить чудовище рукой и сунуть в заранее приготовленную литровую банку.
Правильно выходить на промысел в дождь или, еще лучше, в ливень. Тритоны любят ливень – они ликуют и плавают брассом туда-сюда.
А вы сидите на берегу пруда и ждете, когда покажется самый большой, потом прыгаете в воду и хватаете его. При удаче можно было поймать королевского (по научному – гребенчатого) тритона – вот это было счастье!
Гребенчатый тритон вдвое больше обыкновенного (до 18 см), а на спине у него наросты, как у динозавра. Такая добыча обеспечивала охотнику уважение товарищей и нагоняй от родителей – за мокрую и перепачканную одежду.
С тех пор прошло 45 лет, с точки зрения истории – пустяк. Но нынешним ребятишкам уже не поймать в Москве не только гребенчатого тритона, но и самого обыкновенного, да и лягушки не везде найдутся.
Восемь из десяти видов московских амфибий занесены в Красную книгу города, потому что отказываются жить рядом с человеком.
Посмотреть на них теперь можно разве что в Дарвиновском музее, а ведь какие замечательные зверушки.
Возьмем краснобрюхую жерлянку (маленькая, до пяти сантиметров длиной, лягушка, буро-зеленая с красными пятнами на животе).
Она не может ловить насекомых языком, поэтому бросается на добычу всем телом и с открытым ртом. В период спаривания вместо «ква-ква» кричит, как человек, «ууу-ууу», только на вдохе.
Может ходить по суше до одного километра, при виде опасности не удирает, а вежливо заворачивает лапы на спину и показывает красные пятна – осторожно, яд.
От испарений ее кожи у человека могут заболеть глаза. Жерлянка ушла из Москвы из-за уничтожения мелких водоемов, загрязнения прудов, гибели водной растительности.
Обыкновенная чесночница – небольшая, очень гладкая лягушка, называемая еще лопатоногом, потому что она легко зарывается в землю.
Живет на рыхлых почвах, в садах и огородах, рядом с водоемами. Практически покинула Москву из-за застройки мест обитания, загрязнения водоемов и уплотнения почв.
Серая и зеленая жабы. Кожа у них пупырчатая, словно покрытая бородавками, да еще и ядовитые кожные выделения.
Конечно, людям жабы не нравились никогда, взять хоть словарь Даля:
«Жаба – гадъ рода лягушек; бородавчаты, вонючи, соки острые. // Злая баба. // Докучливый человек. // Болезнь ангина...».
Меж тем Серая жаба – наша гордость, самая наша крупная амфибия, величиной до 20 см (всего-то вдвое меньше величайшей в мире 40-сантиметровой лягушки-голиафа).
Во время спаривания на пальцах самцов-жаб появляются брачные мозоли, для удержания самки. Самец хватает самку сзади, прижимается к ней изо всей силы и едет верхом до водоема.
Уходят жабы из Москвы из-за загрязнения и заиления водоемов, уничтожения подлеска.
Немного лучше чувствуют себя в Москве лягушки-квакушки: травяная и остромордая (обе – в Красной книге), озерная и прудовая.
Это они все лето квакают в московских прудах. Их дети суют друг другу за шиворот и надувают через соломинку. Их головастики плавают в городских лужах.
Но и у головастиков теперь проблемы. Из-за изменения экосистемы расплодился в московских прудах ротан-головешка – рыба, поедающая икру и детенышей амфибий.
Исчезают амфибии из водоемов с забетонированными берегами, не переносят попадания в воду стоков ливневой канализации с нефтепродуктами через уличные решетки на мостовых.
Убивает их застройка участков речных долин и строительство домов в поймах рек.
A сколько амфибий гибнет под нашими ножищами и колесами автомобилей! Смотреть надо под ноги, господа! И не ездить по берегам рек и прудов.
A то скоро не то, что королевских тритонов, обычного головастика нельзя будет ребенку в луже показать.
A как же детям расти без головастиков?