Прочитал на сайте "Красноярского рабочего" информацию о том, что в Канском краеведческом музее представили проект "Этапами веры", подготовленный музейно-просветительским центром духовной культуры Красноярского края "Касьяновский дом".
Рассказывается в экспозиции и об отце Димитрии Неровецком, который нёс служение в селе Апано-Ключи (Апане) Абанской волости Канского уезда в годы Гражданской войны и принял мученическую смерть в 1919 году от большевиков.
Своего деда лично я тоже отношу к новомученикам, вот его история.
Василий Павлович Орловский обладал большим добродушием и считался по селу "добрым батюшкой". По линии деда все мои предки до далёкого колена были заволжскими церковнослужителями.
В 1896 году он женился на Вере Дмитриевне, в девичестве Мизерандовой, происходившей из семьи разорившегося помещика. Дворянский род предположительно начинался от Забавы Путятичны (Киевской).
После революции отец Василий с семьёй был изгнан из церковного дома, отданного под детское учреждение. Им была выстроена новая собственная хата, бабушка завела небольшой огород, посадила десяток яблонь и с увлечением преподавала в школе II ступени (бывшей земской) ручной труд, получая за эту работу небольшой паёк.
Но при ремонте полов в детском учреждении вдруг был обнаружен ящик с тремя солдатскими винтовками, и Василий Орловский был изображён в виде воинствующего подрывателя основ Советской власти в Большой Каменке.
Времена были строгие, и такое обвинение грозило ему расстрелом. Всё же непричастность деда к сокрытию этого ящика с оружием была настолько явной, что какого-либо подсудного обвинения к нему не было предъявлено, но порочащие слухи долгое время ползали по округе.
Гонения продолжались. В 1928 году дед как служитель культа был обложен таким налогом, что для его уплаты пошло с молотка домашнее имущество: старая кляча, корова, библиотека, перины, часы и т. п.
Затем арест, непродолжительное пребывание в Самарском изоляторе, мучительный этап в теплушках до Архангельска, далее в баржах до Мезени, а от этого городка еще около 200 километров по реке до Лешуконского лагеря. Собранная там рать священнослужителей работала на лесосплаве. Деду перевалило уже за 60 лет.
Но Вера Дмитриевна совершила великий подвиг русских женщин. Вместо того, чтобы двинуться в Уральск под крылышко сына, она, продав домишко с двором и великолепным садом, оставшуюся козу и шесть пчелиных ульев, отбыла вслед за изгнанником, отцом Василием, на север в Лешуконск.
Работа в лесу в 68 лет здоровья не прибавила, Василия Павловича "сактировали" как тяжело больного. Далее надо было ехать домой, к сыну. Сплавились из Лешуконска до Мезени на лодках, пошли заморозки, ждали прихода последнего морского парохода 21 день.
Начальник радио казал Вере Дмитриевне: "Где-нибудь теперь и мой папа также бьется" и послал её подождать результата к жене. Он выхлопотал билет, нужно было на баркасе поехать в море на пароход. До баркаса шли ночью, выше щиколоток в тине. Отец в чёсанках, она - в голых сапогах, падали в темноте. Влезли на пароход по канатной лесенке, но Вера Дмитриевна не находила своего благодетеля. На них кричали и хотели выбросить назад в шлюпку. Василий Павлович, лежа на полу, плакал и задыхался, как рыба.
"Вдруг подошёл начальник радио и принес билет второго класса со всеми удобствами. Мы ехали счастливо почти трое суток по спокойному Белому морю, а когда сошли в Архангельске на пристань, то поднялась такая буря, что чуть не сорвало с якоря конторку. Пошел дождь. С трудом нашли ночёвку", - вспоминала она.
Утром Вера Дмитриевна простояла сутки на вокзале за билетом, а Василий Павлович лежал на багаже. Достали билеты до Уральска. Долго ехали из Архангельска с пересадкой в Москве, ей уже было 64, а ему 68 лет.
Сын встретил их в Уральске с узлом лагерного замызганного багажа, подыскал им частный домик с богобоязненной старушкой в городе. Вид у деда после всего пережитого, надо прямо сказать, был страшный: вокруг лысины недовылезшие космы, какой-то оловянный застывший взгляд, деревянная тихая поступь, но всё же разум и логика мышления у него сохранились.
Осенью 1935 года Василий Павлович скончался.
Церковь похоронила деда со всеми подобающими по чину протоиерея почестями. Могила на Уральском городском кладбище была обрамлена железной изгородью и обозначена большим дубовым крестом, какие ставили по обычаю на кладбище Большой Каменки.
Но в первый же год Отечественной войны все железные изгороди были собраны на металлолом, а крест, видимо, кому-то из городских жителей пригодился на дрова, и могила была утеряна.
Так кончилась длинная и тяжелая история скромного деревенского батюшки Василия Павловича Орловского. А Вера Дмитриевна Орловская вскоре прибыла с небольшим багажом домашних вещей к сыну на Убинскую опытно-мелиоративную станцию в Новосибирской области. Там она помогла растить внука, и главное - окрестила его (меня) по всем правилам.
Сергей ОРЛОВСКИЙ.
Красноярск.