Мы много слышим о работниках скорой помощи. И хорошего, и плохого. Но все это, как правило, рассказы пациентов. Решили поменять угол зрения и пообщались с фельдшером волгоградской скорой помощи, который просил не называть его имени, но признался, что этот разговор стал для него «исповедью».
«Стрельнуло в живот»
Работа на скорой, каким бы это ни казалось абсурдным, довольно рутинна и однообразна. Для любого медика, проработавшего на ней больше десяти лет, сплошная череда измерения давления, болей в животе, головокружений, температуры и поноса у людей разного пола и возрастов сливается в один общий неразличимый ком. И даже регулярно случающиеся экстренные ситуации лишь слегка приукрашивают обычные будни, постепенно становясь тоже чем-то привычным и обыденным.
Всегда, когда меня просят рассказать о каком-нибудь интересном случае, мне сначала вспоминаются вызовы из моей «скоропомощной» юности. Не потому что они были какими-то особо тяжелыми, нет, были и потяжелее. Просто потому что они были первыми. Помню один из таких, самых-самых первых, когда я еще студентом гонял санитаром в фельдшерской бригаде. Дают по рации: «Болит живот». Приезжаем, открывает дверь женщина. Бледная, с крупными каплями пота на лбу. Уже нехороший признак.
– Что случилось? – спрашиваем.
– В живот стрельнуло.
– Когда?
– Ну минут двадцать назад.
Говорит скудно, явно вся какая-то в своих мыслях. Испуганная. Стрельнуло... Может, калькулезный холецистит. А может, и почечная колика какая. Вы же все верно поняли, что это острая пронизывающая боль?
– Хорошо. Показывайте живот.
Она распахивает халат, а там слева от пупка аккуратная дырочка пулевого отверстия. Кровотечения почти нет. Пока мы суетились, меряя давление, она неохотно рассказала, что вроде как позвонили в дверь, она открыла, неизвестный мужчина выстрелил ей в живот и убежал. Кем уж он ей был – отвергнутый любовник или постылый муж, выяснять мы не стали. Не наше это дело. Воткнули капельницу, положили ее на носилки и с мигалками погнали в стационар.
«Мы всегда в гостях»
С тем, что нас обманывают на вызовах, придумывая разные обстоятельства получения травм, я впоследствии привык. А вот с тем, что, вызывая, говорят совсем не то, что надо сказать диспетчерам в первую очередь, так и не смирился.
Помню еще один вызов, тоже из ранних, и тоже по рации: плохо женщине. Ясный летний день. Круто, да? Пятиэтажка, пятый этаж. Поднимаюсь. Уже на площадке характерный запах. Звонок выдран напрочь. Задрипанная деревянная дверь хронических алкоголиков. Их сразу узнаешь.
Стучу. На первом же стуке сама собой открывается дверь. В прихожей темно, ничего не видно. Захожу. В комнате в разных позах лежат несколько тел. Человек около десяти. Все в отключке. Сквозь грязное окно едва пробивается солнечный свет.
– Кто скорую вызывал?
Тишина. Спрашиваю еще раз. В ответ только равномерный храп. Оглядываюсь по сторонам. На диване, привалившись к татуированному мужику, спит женщина лет 35. Трясу ее за руку.
– Женщина, вам скорую вызывали?
Моя рука в чем-то липком. Смотрю на свою ладонь. Кровь. Много крови. Из резаной раны на ее предплечье бодро льется красный ручеек на диван, и видно, что под ней уже целая лужа.
Ничего себе! Мгновенно становлюсь мокрым от пота. Уж простите за такую подробность. Мысль лихорадочно забилась в черепной коробке. Что делать? Перевязать. Ладно, это самое простое. Поставить систему. Флакон у меня в сумке. Кто держать ее будет? Куда ее здесь присобачить? Голая стена. А бабу надо капать однозначно, иначе не довезешь. Носилки. Носилки в машине. Окна выходят на другую сторону, до водителя не докричаться. Да и нельзя ему по инструкции покидать машину. Подъезд пустой и тихий. Полдень, никого нет. Кто будет нести? Водитель опять-таки не в счет. Хрен с ней, с инструкцией, но мой Михалыч – дед лет под 70 с вечным остеохондрозом. Кого он понесет?? Поставить капельницу и самому идти искать людей? Как сделать, чтобы она капала, пока я хожу? Я бы и гвоздь вбил в стену, пофиг, но где здесь молоток и гвоздь? Положить флакон на спинку дивана? А будет ли она капать? Кто знает? Идти так? Время терять. Двор пустой (в памяти послушно всплыло и это, вспомнил, как подъезжали к подъезду). Сколько я буду ходить?
Знаете, с приемными покоями всех на свете больниц у нас всегда идет тихая, но упорная война.
Выходит хирург такой, скажем, в тапочках (травматолог, окулист). От чая оторвали бедолагу. И начинает: вот вы, скорая такая-сякая. Таксисты. Вам только взять да везти в больницу. Ага. Ты вот попробуй еще взять сначала. Вам легко говорить. Это вы у себя в отделении как дома, считай, что хотите, то и делаете, и медсестры вам в помощь, а мы по одному и всегда в гостях. И хотя у них тоже работка – не позавидуешь, я знаю, но в такие моменты зло иной раз берет! Ладно.
В тот раз мне повезло. Открылась дверь, и зашел крепкий парень. Трезвый. Это боги мне его послали. Они часто нас выручают, наши боги. Парень бухать к ним пришел, но сейчас он мой подчиненный.
Командовать людьми ради спасения чьей-то жизни мы учимся быстро. Иначе никак.
Я мгновенно отправил его за носилками. Здесь материться нельзя, нет? Тогда я выберу слово «ошарашенный». Именно таким он тогда выглядел от всего происходящего. Сам капельницу поставил, перевязал рану, пока он ходил.
Кое-как вдвоем спустили ее с пятого этажа – и в стационар. Обошлось. Я вот из-за таких случаев курить толком так и не могу бросить. Вроде бы уже все, дома не курю, а такой вот аврал случается – и снова затянуться охота. Стрельнешь у водителя сигарету, пальцы мелко дрожат, а ты едешь на станцию и чувствуешь, как все внутри отпускает...
«Нельзя говорить, что он уже мертв»
Скоропомощник – это целая каста людей. Не каждый может здесь работать. Есть прекрасные врачи, толковые, знающие, сам бы у них лечился, но работать на скорой они не могут. Как какой кипеж, сразу теряются. Не знаю почему. И не просто теряются, а в ступор какой-то входят. А здесь нужны люди, у которых в стрессовых ситуациях, наоборот, голова должна четко работать, на сверхзвуковых скоростях.
Вот, скажем, пару лет назад тоже был обычный вызов по рации. Плохо мужчине на рынке. Причем минут на десять уже опоздание с момента приема. Бригад-то у нас не ахти. Все заняты.
Подъезжаем, а там толпа человек в 70 стоит, и ребята из ГИБДД в патрульной машине мужичка качают. Качать то его качают, а кто дышать рот в рот ему будет? Хотя бы через носовой платок. Да и вытащить его с сиденья надо бы, на асфальт положить. Я не с претензией, конечно. И у заряженных реанимационных бригад далеко не всегда получается из клинической смерти человека выдернуть, что уж о ГИБДД тут говорить. Но все же.
Короче, одного взгляда хватило, чтобы понять, что человек уже мертв. Остановили его по какой-то причине гаишники, пригласили в свой автомобиль для составления протокола, а он и дал у них остановку сердца.
Толпа стоит смотрит. И смотрит только на тебя. Тебя же они так долго ждали. «Почему, кстати, вы так долго ехали?» И ты сейчас здесь главное действующее лицо. Жена этого мужчины рядом.
Что делать? Самое последнее – это сказать: «Простите, но уже поздно». Какое у людей будет настроение? Да и потом, знаете, что? Он в этой патрульной машине будет лежать до прибытия участкового. Осмотр, протокол, потом в морг. Это часа на два. Люди ходят, смотрят на труп в машине полиции.
А возьмешь сейчас его к себе в машину, и будет считаться, что у тебя он помер. Люди из органов по-любому скажут, что он жив у них был. Иначе зачем ты его в машину к себе потащил? У них он был жив, а у тебя помер. Почему ты его не спас?
Но это я вам сейчас так подробно рассказываю. А там решение надо принимать мгновенно.
«Быстро! Быстро! Грузите на носилки! Женщина, вы с нами! Держите мешок Амбу! Сейчас воздуховод я вставлю! Маску крепче прижимайте! Четыре моих толчка на грудину – ваш вдох! Михалыч, гони! В ближайшую реанимацию!»
И погнали. То, что женщина эта еще верит, что он живой, качает мешок, причитает: «Пожалуйста, пожалуйста, не умирай! Не бросай меня! Пожалуйста! Как я без тебя?» – это не в счет. У тебя каменное сердце. Ни слез, ни дрожащих губ. Не имеешь права.
«Дышите! Раз, два, три, четыре, ВДОХ!!!» – и так до больницы. Может, дотянем. Может, я ошибся и еще что-то можно предпринять?
В приемном покое прибежали реаниматологи, стали стрелять дефибриллятором. Тщетно. Сердце не заводится.
Где то за стеной рыдает жена. Мужчина лежит на носилках, строгий и вытянутый. Это тоже наша работа. Привыкнуть к этому.
Пальцы мелко дрожат. Надо взять у нее документы, переписать данные. Женщина смотрит на тебя сквозь слезы.
– Уже все? Да?
– Да.
Она рыдает. Потом останавливается на секунду.
– Спасибо вам. Спасибо.
Ты киваешь, гладишь ее по плечу. Где-то в глубине понимаешь, что все сделал правильно. И это хорошо. Но ты знаешь, что ты не всегда такой хороший.
«Мы тоже болеем, но это не в счет»
Выезд на любой наш вызов должен быть произведен за 3 минуты. Неважно, что это за вызов. Упал с этажа или температура 37,2 второй день у девушки 26 лет.
Мы приходим к восьми часам утра, принимаем смену – и погнали. После каждого вызова отзваниваемся по рации, берем новый и едем туда. Потом еще. И еще. Бригад мало. Вызовы всегда есть. Пока мы их не обслужим, заезжать нельзя.
Часам к двум дня ты понимаешь, что хочется есть, писать и вообще перевести дух. У тебя целая кипа карточек. На каком-то вызове, близком к подстанции, ты решаешься это сделать. Залет. Ты уже нарушил правила, и при желании можно тебе влепить выговор.
Ладно, наше начальство не с Луны прилетело и тактично делает вид, что тебя не замечает. Ты бежишь в туалет, но вслед тебе летит по селектору вызов. Подходишь к диспетчерской. Мужчина 60 лет. Болит нога. Старая травма. Фиг с ним, с обедом, давай хоть чаю хлебнем и поедем. Не умрет он.
Это так. Но три минуты, что дается нормативом, прошло. Еще залет. Два выговора, и можно увольнять по статье.
Но начальство тактично не замечает, как мы жадно набрасываемся на печенье и чай.
Официально по трудовому договору обеда у нас нет. Вот будет время – покушаете. Болит голова? Потом таблеточку примешь, посидишь в машине. У кого сахарный диабет, в свободное время ширнет себя инсулином.
Мы же тоже люди и тоже болеем, но это не в счет. Это обидно, но мы все молчим. Такая работа. Мы же давали клятву Гиппократа. Скоропомощник должен быть рыцарем без страха и упрека.
«Просто поговорить вызывают»
Вы даже не представляете себе, сколько вызовов, которые вообще никак не относятся к скорой помощи!
Конечно, каждый считает, что его вызов исключительный, но все же. В 90% случаев дело обходится таблеткой, которая находится в свободной продаже и есть в большинстве домов. Но если ее даст скорая, то это, конечно, как-то надежнее.
Все забывают, что наша служба заточена прежде всего под неотложные состояния: автодорожная, упал с этажа, ножевое ранение, сломал ногу, инфаркты, инсульты, приступ эпилепсии, бронхиальная астма. Вот это наша работа. Но как различишь, где наша, а где не наша?
Дают вызов: задыхается. Дверь открывает женщина 65 лет. Дышит тяжело, хватается за грудь.
Понимаю, что среди наших дежурных астматиков ее нет. Мы же их всех наперечет знаем, годами ездим. Болезнь-то хроническая. А здесь – нет. Становится как-то тревожно. Это может быть что угодно. От отека Квинке до отека легких. Это так, навскидку.
Идет в комнату тяжело, шатаясь. И валится на диван! Продолжая «задыхаться»! Фууух... А я уже испугался.
Мы умнее, чем вы все думаете, и обмануть нас не так просто.
Как говорил один наш доктор, царствие ему небесное, хороший был человек, они (больные) любители, а мы профессионалы. Дело в том, что по-настоящему задыхающийся больной никогда не ляжет. Ему так еще тяжелее. Не зря есть хрестоматийная фраза в наших учебниках: «Больной занимает вынужденное сидячее положение». Значит, притворяется. Ну ладно.
Подавать виду, что ты ее раскусил, все равно нельзя. Иначе обидится и вообще «сознание терять» начнет. Убеждай потом ее, что она здорова. Ни в жизнь не убедишь! А так снял ей ЭКГ, похвалил пленку, за жизнь поговорил, про родню ее послушал и – вуаля! Здоровая женщина. Перестала задыхаться, рассказывает увлеченно.
– Ну, сейчас не задыхаетесь? – прерываю ее на полуслове.
– Не-е-ет, – отвечает удивленно. И видно, что и забыла, зачем нас вызывала. Без единого укола выздоровела! Даже таблеточки никакой не дал! Расстались довольные друг другом.
Дать одинокому человеку выговориться – это важно в нашей работе. Иной раз какая-нибудь бабушка не столько из-за давления среди ночи вызывает, а просто поговорить ей надо, страхи свои унять.
И как бы ты ни устал, а понимаешь, что вызов совсем ни о чем, но выслушать ее должен. Посиди попиши. Их поколение хотя бы уж это заслужило точно – чтобы ее доктор скорой выслушал. Я вот люблю их слушать. Героическое поколение. Все они вынесли.
«Он нас убивать шел»
Ну и последнее, о чем хочу рассказать, раз уж попросили, о совсем уж экшенах. Этого тоже полно в нашей работе. Вот, скажем, дают вызов: плохо мужчине.
Говорю же, так и не привык, когда вызывают неправильно. На календаре 2 января. Весь народ еще Новый год празднует. Не успели мы сесть в нашу машину, как звонит старший врач: «Ребята, пришло уточнение, что там драка на ножах, вы там осторожнее, без полиции не суйтесь».
Ладно. Приезжаем – тихий и пустой двор. Где-то петарды люди взрывают. Снежок блестит. Никакой полиции рядом не видно.
Ну что, пошли, что ли? Пошли! Нажимаем нужную квартиру на домофоне. Здесь нам первый раз повезло – звонок идет, но нам не открыли. Хорошо. Звоним в соседнюю:
– Откройте, скорая, мы в такую-то квартиру.
И тут нам повезло второй раз. Трубку не какая-то бабка взяла типа: «Да, да, заходите, он здесь!», а очень разумный парень. «Ребята, – говорит, – а кто вас вызвал?»
Мы даже возмутились: «Да какая вам разница? Открывайте!» – «Нет, нет, – говорит, – тут дела какие-то нехорошие творятся, мы полицию вызвали, подождите ее».
Ну ладно. Вернулись в машину. Сидим ждем. Михалыч в телефоне видос на Ютубе смотрит, мы тоже одним глазом глядим.
И тут вдруг пинком распахивается дверь подъезда, и выходит мужик. С во-о-т такими ножами в обеих руках! Мы прямо остолбенели. Как Терминатор. Налево посмотрел, направо – и к нам. И шаги такие – тук! тук! тук! А Михалыч Ютуб смотрит! Мы его в бок толкаем: «Михалыч, Михалыч, заводи!» А он отмахивается: да идите вы! Типа мы разыгрываем его. А этот тип уже у машины! Не знаю как, но у Михалыча получилось одним движением заблокировать дверь, завести машину и ударить по газам! И такой удар по машине – ба-а-ах! Аж нашу «газель» пошатнуло.
Целил этот тип явно локтем в стекло, чтоб разбить его и порезать нас ножичками, но машина тронулась, и промахнулся он, в косяк ударил.
Если есть у двери машины косяк. Мы дернулись вперед метра на четыре, и тут Михалыч по тормозам! «Я, – говорит, – его сейчас задом задавлю!» И заднюю врубает! Мы в голос как заорем: «Ты дебил, что ли, вообще? Двигаем отсюда!» Потому что как ты его задавишь? Сесть лет на пять, что ли, хочешь?
И тут во двор влетают менты. С мигалками, как положено. А этот типус ножи в рукав убрал и пошел от нас. На них. Как ни в чем не бывало. И менты, спокойные такие, вылезают из машины, ноги разминают. У них же тоже вызов в квартиру на четвертом этаже! А этот тип к ним идет. Обычный такой прохожий.
Один из полицейских потом рассказывал: «Идет такой, улыбается, вообще никаких подозрений». И вдруг – бац! Ножи выхватывает – и на них!
Менты мгновенно среагировали, побежали вокруг машины. А этот за ними! Менты ему: «Стой, ты чё, дурак? Стрелять будем!» А сами бегут, бегут быстро вокруг своей машины, потому что и этот тип за ними тоже быстро бежит и ножами машет. «Давайте, – кричит, – давайте стреляйте, я сдохнуть хочу!» И еще шибче скорость прибавляет. А менты никак не могут пистолет из кобуры достать, потому что быстро бежать приходится.
И мы в двух метрах от них стоим, рты раскрыли. Ну бегали они так довольно долго. Или показалось нам так. Но если бы кто поскользнулся из них, хана бы была. Потому что уж больно серьезно он настроен был.
И, кстати, не пьяный. Это спайс или еще что. Потому что у пьяного нет такой координации движений и быстроты, как у этого. Пьяный пробежит пару кругов и сдохнет. А этому, видно было, что по приколу за ними бегать.
Я прямо всем богам хвалу воздал, что не пустили нас в подъезд. Кранты бы нам там были. Как с ним биться? Мы его кулаком, скажем, бьем, а он нас ножами режет. Разница есть?
Короче, в итоге достали менты свой пистолет и выстрелили ему в ногу. Долго кричали ему об этом, увещевали, но тот ни в какую. Но сначала ничего не случилось. Как бежал этот тип, так и бежал. Ну чуть помедленнее, может. А потом захромал, захромал и сел.
Выстрел грамотный был. Сверху вниз в голень. Кость не задета. Чисто сквозная в мясо. Тут и набросились на него менты. Скрутили. Пару оплеух отвесили. Еще бы, столько страха натерпелись! Но бить не стали, к их чести. Позвали нас, чтобы перебинтовали его. Тот брыкается, они его держат, я бинтую. И тут он орать начал: «Лю-ю-юди!!! Посмотрите, что менты с русским человеком дела-ю-ют!»
И народ, правда, изо всех окошек стал вылезать!! Типа, вы что делаете? А ну отпустите его! Сволочи!!! Что он у вас на снегу лежит? Одна даже из соседнего подъезда выскочила с телефоном: «Я все снимаю! Это незаконно! Зачем вы издеваетесь над человеком!»
Я говорю: «Вы что, совсем, что ли? Да это счастье, что ни вы, ни ваши дети ему на улице не попались! Ведь он убивать шел!» А полицейские как привыкли, что ли, к этому. «Да остынь, – говорят, – ничего ты им не докажешь. Пусть орут».
Я в шоке был. А потом нас вызывали на допрос по этому делу.
В общем, такая работа. Тяжелая, грязная, но и интересная. Лично мне нравится. Платили бы еще чуть побольше, вообще хорошо бы было.
Текст: Иван Козлов
Иллюстрации: Юлия Чудеса