Найти в Дзене
Вадим Ермоленко

Марк Твен и индейцы

«Забудем на время все резкие слова, сказанные нами о кучерах почтовых карет. Отвращение, внушенное мне гошутами, – мне, ученику Фенимора Купера, поклоннику краснокожих, включая просвещенных дикарей из «Последнего из могикан», столь похожих на провинциалов, которые каждое предложение делят на две равные части: одна половина изысканна, грамматически правильна и состоит из тщательно отобранных слов, а вторая – пародия на язык охотника или горца, достойная конторщика с Бродвея, проглотившего собрание сочинений Эмерсона Беннета и две-три недели изучавшего жизнь на Диком Западе в театре Бауэри, – так вот, отвращение, которое я, будучи поклонником индейцев, чувствовал к гошутам, заставило меня усомниться в непререкаемости признанных авторитетов и поразмыслить: уж не слишком ли высоко я ставил краснокожих, глядя на них сквозь романтическую дымку? Открывшаяся мне истина развеяла очарование. Удивительно, как быстро с «благородного индейца» сошла мишура и позолота и обнаружилось создание ковар

«Забудем на время все резкие слова, сказанные нами о кучерах почтовых карет. Отвращение, внушенное мне гошутами, – мне, ученику Фенимора Купера, поклоннику краснокожих, включая просвещенных дикарей из «Последнего из могикан», столь похожих на провинциалов, которые каждое предложение делят на две равные части: одна половина изысканна, грамматически правильна и состоит из тщательно отобранных слов, а вторая – пародия на язык охотника или горца, достойная конторщика с Бродвея, проглотившего собрание сочинений Эмерсона Беннета и две-три недели изучавшего жизнь на Диком Западе в театре Бауэри, – так вот, отвращение, которое я, будучи поклонником индейцев, чувствовал к гошутам, заставило меня усомниться в непререкаемости признанных авторитетов и поразмыслить: уж не слишком ли высоко я ставил краснокожих, глядя на них сквозь романтическую дымку? Открывшаяся мне истина развеяла очарование. Удивительно, как быстро с «благородного индейца» сошла мишура и позолота и обнаружилось создание коварное, неопрятное, убогое, и как быстро пришлось убедиться, что любое индейское племя – это те же гошуты, более или менее преображенные под влиянием обстоятельств и окружающей среды, но по существу все-таки гошуты. Они достойны жалости, бедняги! Я готов пожалеть их, но только издали. Вблизи их никто не жалеет"

«Койот обитает преимущественно в самых безлюдных, самых глухих пустынях… с трудом добывая скудное пропитание. Видимо, кормится он только трупами волов, и мулов, и лошадей, отставших от переселенческих караванов, всякой падалью, а подчас и тухлым мясом… Он поедает решительно все, чем не брезгают его ближайшие родичи – индейцы, кочующие в пустынных прериях, – а те едят все, что можно куснуть. Удивительное дело: индейцы – единственные известные истории существа, которые в состоянии отведать нитроглицерина и – если не умрут – попросить еще...

Койоту пустынь по ту сторону Скалистых гор живется особенно трудно, ибо его родня, индейцы, не хуже его самого умеют распознать соблазнительный запах, приносимый ветерком, и пуститься на поиски издохшего вола, от коего сей аромат исходит; в таких случаях он волей-неволей довольствуется тем, что сидит на почтительном расстоянии и смотрит, как люди, вырезав и отодрав все годные в пищу куски, уходят со своей добычей. (…) По общему мнению, кровное родство койота с этой зловещей птицей и с индейцами пустынь не подлежит сомнению потому, что все они населяют безлюдные пустынные земли, причем живут между собой в мире и согласии, дружно ненавидя все остальные живые существа и мечтая принять участие в их похоронах».

-2

«Здесь-то, в этом диком краю, где, кроме почтовых станций, не было ни одного жилища белых людей, нам повстречались человеческие существа, такие убогие и жалкие, каких мне еще не доводилось видеть. Я имею в виду индейцев племени гошут…

… бережно хранимая грязь, видимо, скоплялась на их руках и лицах в течение месяцев, лет и даже поколений, – в зависимости от возраста; они молчаливы, двигаются бесшумно, взгляд плутоватый, наблюдают украдкой, ничего не упуская, и, как все другие «благородные индейцы», о которых мы столько читали (вернее, не читали), сохраняют полную невозмутимость. Как все индейцы, они медлительны, долготерпеливы и упорны. Они неисправимые попрошайки; лишите индейца инстинкта попрошайничать, и он не сможет жить, как не могут идти часы без маятника; вечно голодные, они не отказываются от пищи, которой кормят свиней, но часто едят и то, от чего свинья отказалась бы; они охотники, но предел их охотничьей страсти – убить зайца, сверчка, кузнечика и съесть свою добычу или отобрать падаль у койотов и сарычей; если спросить этих дикарей, верят ли они, как большинство индейцев, в некого высшего духа, на их лицах отразится что-то отдаленно напоминающее волнение, ибо им послышится, что речь идет о винном духе; этот очень немногочисленный, ничем не объединенный народец, эти почти голые темнокожие, с умом малого ребенка, ничего не производят, не имеют селений, не делятся на четко разграниченные родовые общины..."

«И бушмены и наши гошуты, по всем признакам, несомненно, происходят от той самой обезьяны, или кенгуру, или крысы, которую дарвинисты считают Адамом животного царства»

«Казалось бы, скорее зайцы полезут в драку, чем гошуты, а между тем случалось, что они в течение нескольких месяцев мирно питались объедками и отбросами почтовой станции, а потом, когда никто не ожидал дурного, поджигали в темную ночь строения и убивали из засады всех, кто выбегал, спасаясь от огня».

В 1988 году в г. Рокфорд (штат Иллинойс) запретили книгу Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна» из-за часто употребляющегося слова «ниггер». Подсчитали, что «ниггер» употребляется в книге около 200 раз.

В 2011 году книгу отредактировали и заменили слово «ниггер» на «раб».

В 2015 году в одной из школ Филадельфии книгу изъяли из библиотеки и запретили ее преподавание.

Индейцы обвинили Марка Твена в расизме

США обвинили писателя Марка Твена в "расистских взглядах". Одну из бухт озера Тахо планировалось назвать в честь литератора, однако взбунтовавшееся местное индейское племя убедило властей не делать этого.

В штате Невада произошел литературно-этнический скандал. Местные жители наотрез отказались принимать новое название бухты у озера. Индейцы, населяющие городок, считают, что у писателя были расистские взгляды на коренных американцев. Комиссия по географическим названиям приняла обвинение индейского племени и предложение о бухте имени Твена отклонила.

Вполне невинная инициатива принадлежала поклонникам автора "Тома Сойера", "Принца и нищего". Почитатели решили назвать его именем одну из живописных бухт рядом с горным хребтом Сьерра-Невада. У Твена есть такие строчки: "Говорят, что слово "Тахо" означает "Серебряное озеро", "Кристальная вода", "Осенний лист". Ерунда! Это слово означает "Суп из кузнечиков" – любимое блюдо племени "копачей", да и поедателей кузнечиков тоже".

-3

Даррел Круз, глава Центра культурного наследия племени, счел такие формулировки унизительными. "У Сэмюэля Клеменса (настоящее имя писателя) были расистские взгляды на коренной народ этой страны, и он выразил их в своем творчестве. Таким образом, мы не можем поддержать предложение назвать бухту на озере Тахо в честь Сэмюэля Клеменса", – цитирует РБК представителя индейцев.

Положение пытался спасти почетный профессор английского языка в университете штата Миссури. Томас Квирк, вставший на защиту писателя, заявил, что Твен "смог в дальнейшем перебороть свои расистские убеждения в отношении коренных американцев". Однако представитель племени эти аргументы счел недостоверными.

Марк Твен (настоящее имя Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс) – американский писатель, журналист и общественный деятель. Писал в юмористических, фантастических, публицистических жанрах. Литературные критики отмечают, что во всех произведениях Твен неизменно занимает позицию гуманиста и демократа. Творчество писателя высоко ценили писатели во всем мире.

Уильям Фолкнер называл мастера "первым по-настоящему американским писателем", а Эрнест Хемингуэй писал, что вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, имея в виду "Приключения Гекльберри Финна". Из русских писателей о Марке Твене особенно тепло отзывались Максим Горький и Александр Куприн.