Творчество Стругацких я нежно люблю, не разделяя, однако, их философии. Впервые задумался о ней, наверное, после "Миллиарда лет до конца света", где она изложена лаконично, но довольно полно. Почему не близка? Односложно не ответить. Литературу у нас на факультете преподавал один очень известный человек, не стану называть его фамилию, пусть будет А. У предыдущих курсов его лекции пользовались бешеной популярностью. Наш, однако, в силу какого-то эксперимента оказался, в среднем, на несколько лет старше, чем обычно. Подобное прежде случилось разве что после войны, когда в вузы хлынули фронтовики. На первую лекцию пришли практически в полном составе, т.е. около полусотни человек. Преподаватель поспешил изложить свое кредо, взявшись разбирать бунинскую "Деревню". Речь шла о противостоянии "Я" и "Оно" - интеллигентного и косного. Мы внимательно выслушали. Было очень тихо, обычно задавалось много вопросов, но не в этот раз. Молча разошлись. На следующую лекцию А. пришло человек 10-15. Это не было бойкотом, во всяком случае, его никто не объявлял. Просто отторжением. Говорят, А. обиделся, говорил, что такого в его практике еще не было. Возможно, дело было в том, что о народе мы судили по собственным впечатлениям, по Достоевскому и Федору Абрамову, Евгению Носову и Шукшину. Шестидесятничество с его внутренней борьбой между элитарностью и народностью, в которой элитарность решительно победила, было нам бесконечно чуждо.
Вспомнил об этом, прочитав недавний текст Дмитрия Быкова о братьях Стругацких. На него обратили внимание прежде всего по политическим причинам, хотя там все намного интереснее. Быков, конечно, подставился, провозгласив Киев обителью существ нового типа - прогрессивных люденов, противопоставленых регрессивному Донбассу, где жалкий гомо сапиенс пытается цепляться за свои устаревшие ценности. "Жаль только, - замечает Дмитрий, - как и предсказали Стругацкие, что в мире люденов туговато будет с иронией и милосердием. Но что поделать — мир, условно говоря, Донбасса сделал все, чтобы в мире Киева относились к нему без иронии и милосердия". Здесь нужно понимать, что люденами Дмитрий считает, конечно же, не участников факельных шествий, убийц и коррупционеров, а идеалистов, которые устроили Майдан, чтобы жить правильно, по-люденски. На ужасы он обращает не больше внимания, чем прогрессоры 20-х годов и сами Стругацкие на истребление тех, кто мешал состояться коммунистическому завтра. Досадно, но неизбежно, да и не больно, если не присматриваться.
Впрочем, разочарованным в возможности скорой победы Стругацким пришлось отцепить своих героев от строительства коммунизма, сделав незаметным малым народом - странниками, к которым причисляет себя Быков, продолжающими действовать во враждебном окружении.
Не знаю нужно ли это, но все-таки уточню, кто они такие - людены. Человечество, по Стругацким, разделено или будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсированно и навсегда обгонит в будущем большую. Людены - новое слово эволюции человечества, но речь идет на этот раз не о генетических изменениях, а о личном выборе - быть людьми нового типа, с новой моралью, или остаться в прошлом. Это то самое "Я" (сознание), которое противостоит "Оно" (бессознательному). Сомневаюсь, правда, что к этим новым людям (или не совсем людям) причисляли себя сами писатели, у них хватало чувства юмора, чтобы не заходить столь далеко. Поэтому нужно, наверное, отличать их позицию от той, что мы видим у Дмитрия Быкова - он лишь отталкивается от творчества Стругацких, но не является их уполномоченным.
По мнению Дмитрия, людены появились века полтора назад, попытками уничтожить их стали Первая мировая война, затем Вторая, однако "уцелевшие их представители успели создать термоядерное оружие, сделавшее новую мировую войну окончательно невозможной, — не зря академик Сахаров считал себя миротворцем. И новое поколение этих люденов уничтожить уже не удастся — они поднимаются по всему миру". В частности, это выражается противостоянии трампистов и антитрампистов, ватников и сторонников перемен. Будет считать это предисловием, несколько затянувшимся, но иначе трудно было бы объяснить, о чем вообще идет речь. Да и о Быкове, собственно, все. Впрочем, нет. Мой старый знакомый, ныне покойный, иеродакон Варнава (Трудов), познакомился с Борисом Натановичем в Питере, в больнице, у обоих был рак крови. Как-то заговорили о политике, возможны ли перемены, не только у нас, а вообще. "Представь себе, - сказал Стругацкий - ты хочешь бежать из тюремной камеры, бьёшь стену, наконец пробиваешь – и оказываешься просто в другой камере". Думаю, это больше подходит к происходящему на Украине, чем оптимизм Дмитрия Быкова.
Так вот о философии Стругацких, которая, возможно, была продолжением учения академика Вернадского, а затем вступила с ним в определенный конфликт. Если предельно просто, буквально на пальцах, то Сознание, согласно Вернадскому, является следствием геологических процессов. По мере накопления Природой опыта, произошел качественный скачок, появление человека и формирование ноосферы. То самое "Оно", которое произвело на свет то самое "Я". Как видим, это старый добрый материализм, философски не вполне состоятельный, потому что живое не может, не хочет и не станет смиряться с тем, чтобы быть функцией мертвого.
Этому противоречию и посвящен "Миллиард лет до конца света", где "Оно" в один далеко не прекрасный день, объявляет "Я": "Стоп, ты и себя и меня вот-вот (в ближайший миллиард лет) угробишь". На самом деле, миллиард - цифра условная, это может быть и сто лет и десять. От незнания даты Стругацкие с этим миллиардом уходят, чтобы не пугать читателей. На самом деле их не смутил бы и год, это не принципиально. Их герои - ученые, которых "Оно" пытается остановить, продолжают бороться, готовы уйти в подполье, стать незаметными, но не прекратить развития, потому что альтернатива этому еще хуже - отложить конец за счет регресса человечества. Едва ли надолго отложить, так что и мучиться не стоит, лучше ярко прожить остаток дней. Как видим с прогрессорством и его оппонентами у Стругацких все было несколько сложнее, чем принято считать. Это бунт материалистов против породившей их материи - осмысленный и беспощадный.
В религии, как вы понимаете, этого противоречия почти нет. Идея, что живое, сознательное - функция мертвого, отрицается, как заведомо абсурдная, считается мракобесием, вроде выращивания гомункулосов из ветхого тряпья. Христианство пошло еще дальше. Если в иудаизме или исламе, Бог имеет некие признаки "Оно", слишком отчужден от человека, человек лишь функция божественного, то в христианстве Бог посылает Сына, чтобы освободить человека, признать его равным Себе через любовь, ведь в любви нет неравенства, все решается совершенно иначе.
"Оно" - не существует ни на Небесах, ни на земле, соответственно, нет никакой правды в конфликте тех, кто считает себя люденами и прочих - регрессивных. Христос не проклинает распинающих Его, а лишь молит: "Отче! отпусти им, не ведают, что творят". Нет лишних, нет чужих, вроде дончан, тех, кого можно истреблять без милосердия, потому что они путаются под ногами новой расы, двигающей прогресс назло всему, бросающей вызов выдуманному ею божеству.
Нет, это не проповедь и я ничего не предлагаю, кроме как внимательно изучить диспозицию
Владимир Григорян