- Ну, Варвара! Ну, Варвара! – произнес он и, встретившись с Лялькой глазами, усмехнулся. Они друг друга поняли. – Ладно, будь по-вашему. Только я с вами в твой театр поеду, а то понарассказываешь басен! Ты – мой самый затратный проект.
- Котик, я, конечно, понимаю, что ты из всего можешь деньги сделать, даже из воздуха. Музам надо покровительствовать! Я же актриса! А как ты хотел?
«Похоже, он влип», - думала Лялька уже в номере отеля, стоя под приятным, горячим душем, смывая с себя невероятные впечатления и легкую усталость от прошедшего дня. - «Но и то верно, что ему все это нравится. Хотя схема ясна, и, если бы не видела ее маман, можно было бы допустить больше романтики».
Варвара была кокетливой завлекательной Каркушей, а вот ее мать оказалась видавшей виды Вороной. С Лялькой они были практически ровесницами, плюс-минус года три. За сладким елеем речей, которые лились из ее уст, стоило им только переступить порог театра – она была директором – проглядывал образ барыни Салтычихи. Перед зятем она юлила, а, судя по всему, с персоналом была крута. Лялька заметила, как от нее они пятились с полупоклоном. Провинциальную гостью Котика из его далекого прошлого, она осмотрела внимательно с ног до головы, пытаясь сделать это максимально незаметно. Но Ляльку не проведешь, она не только чуяла все свое шкурой, но и еще не пропускала подсказки из многочисленных зеркал, которыми обильно было оформлено помещение театра – прямо зазеркалье какое -то. Маман пыталась понять - исходит ли угроза от этой дамы с букетиком фиалок в руках. На них, на фиалки, она первым делом внимательно и воззрилась, как только они переступили порог ее театральной вотчины.
Зал мест на двести, сцена, на которой монтировали декорации к вечернему спектаклю, просторное фойе с многочисленными фото актеров. Ну, Варвара, понятно, на переднем плане. Лялька слушала в пол-уха что-то про репертуар, поиск новых форм, свое творческое лицо, эксперимент, борьбу за зрителя и тому подобное. Заядлой театралкой она никогда не была, но хороший спектакль, в хорошем исполнении любила и была консерватором. Для нее театр должен быть продолжением и отражением реальной жизни без эстетствующей эпатажности и формы ради формы, и чтобы действо затрагивало чувства. Сюр – не для нее. Словом, добровольно она на спектакль, судя по разворачиваемой декорации, в варварин театр не пошла бы. Благо, ни у кого и мысли не возникло ей это предложить.
«И как он вообще во всем этом оказался? Где он и театр? Да еще и фестиваль какой-то международный». Она в махровом халате плюхнулась на приятно хрустящую свежим бельем постель и только теперь по-настоящему поняла, как она устала. «Все, сплю. Об этом я подумаю завтра, или не подумаю».
Проснулась ночью с ощущением полной разбитости и первой была мысль о старой Вороне: «Так, ясно». Она достала церковные свечи, ладан, уголь, флакончик с Крещенской водой, поругала себя за то, что не сделала сразу необходимое – на новом месте не провела мини-чистку пространства. Зажгла свечу, слегка окропила Святой водой номер, постель, брызнула себе в лицо, воскурила ладан, села и минут сорок читала полушепотом молитвы оградительные – так она их называла для себя. Стало легче дышать, показалось, что даже воздух в номере стал другим. Она проголодалась, обнаружила все необходимое, с удовольствием выпила чашку чая с вкусным печеньем и, наконец, расслабилась. К ней вернулось состояние внутреннего покоя. Так всегда случалось, когда удавалось вовремя, словно щелчками по носу, отфутболить из поля своих мыслей какую-то назойливую инородность. Так выпроваживают непрошенных и неприятных гостей, которых в силу деликатности, или иных причин, ты в свой дом впустил. Она вспомнила про петли захвата на кончиках своих пальцев. Иннокентий ей все про них рассказал. «Нет, это его жизнь, я в нее влезать не хочу. И я здесь не для того… А для чего я здесь, собственно? Так, я не знаю, для чего я нужна ему, и пока он это в словах не сформулировал, а для себя я здесь, чтобы понять, что я вижу, чувствую, понимаю в людях, жизни, ситуациях на моем нынешнем этапе развития. Все, будем считать, что именно для этого мне и нужно было всплыть в людском коктейле столицы».
И она успокоилась окончательно. Ну, что поделать? В любой ситуации ей нужна была ясность, иначе ей казалось, что она теряет связь с той самой путеводной нитью, и она уснула сном младенца.
В десять зазвонил внутренний телефон, и вежливый голос спросил: - Елена Витальевна, вы спуститесь на завтра, или подать в номер?
Ошалев от таких королевских почестей, она решила быть королевой – попросила в номер, тем более что выбраться из мягкого махрового халата она не удосужилась – поленилась. Когда накануне подъезжали в ночи к отелю, удивилась - он оказался небольшим особнячком внутри жилых домов рядом со сквером или парком, а из окон виднелись подсвеченные купола храма.
День опять, к счастью, был солнечным. Москва ее баловала, а через час позвонил он, напомнил, что в шестнадцать начало мероприятия, но туда надо ехать к пятнадцати, с паспортом – Кремль как-никак. Словом, в четырнадцать он за ней заедет. Ее костюм не подвел, за ночь отвиселся, фен и все необходимое в номере нашлось, так что уложить волосы и бросить красочку на лицо - полчаса делов. И пару часов свободного времени она решила провести на воле: вышла осмотреться, ноги понесли к храму.
Стертые ступнями прихожан каменные плиты под ногами, древние иконы и лики Святых, семнадцатый век. Службы не было, в храме человек десять, не больше, но какое ощущение от этих намоленных стен. «Господи, помилуй!» и «Спасибо тебе, Господи!» - давно стали ее самыми и искренними молитвами. Поставила свечи, заказала службы о здравии своем, подружек, заодно и Котика с Каркушей и Китом и об упокоении своих, ушедших в мир иной, родных. «Никогда не упускайте возможности молитвенного поминания близких», - вспомнила она слова отца Амвросия и еще заказала сорокоуст о его здравии – он хворал. Постояла и под куполом, памятуя рекомендацию Иннокентия. Храм покинула в спокойном, благостном состоянии. Сквер оставила на завтра и неспешно пошла в отель, вглядываясь в лица прохожих.
Они другие, на всех – печать заботы и отстраненности. В Славногорске люди идут с готовностью на улице встретить знакомого, словно намеренно выискивая его в толпе. Здесь все спешат по своим делам, будто заведомо исключили возможность увидеть знакомое лицо. Может и не так, просто это было ее ощущение от города, в котором у нее не было практически никого из близких. Ну что поделаешь – провинциальная ментальность.
- Как тебе спалось? Все ли устраивает? Уютно ли тебе? – спросил он первым делом, когда они то летели по проспектам, то медленно двигались в потоке машин, притормаживая у светофоров.
- Ой, спасибо тебе! Просто королевский прием, не ожидала! И завтрак в номер принесли.
- Правильно, как учил. Это же мой отель, - он самодовольно улыбнулся.
- Ааа, владения Карабаса Барабаса, - усмехнулась Лялька. – Отель, театр… Она провоцировала продолжение перечня или рассказа о театре.
- Театр появился по случаю. Я сдал пять лет назад помещение в аренду, а они обустроили театр. С матушкой повоевать пришлось поначалу.
- Ну а потом просто ты все взял на себя, - не без ехидства заметила Лялька.
- Примерно так, - он развеселился. – Матушка поначалу, по-моему, даже виды на меня имела.
- Она до сих пор от них не отказалась – это я тебе как женщина говорю. Нравишься ты ей, - ехидничала Лялька.
- Да не буду тебе все рассказывать, итак все увидела. Иронизируешь?
- Отчего же? Расскажи, очень интересно. Хочу услышать твою версию.
Ему по мобильному пришло сообщение.
- Ага, началось, - по тону трудно было определить, доволен или рассержен. – Вот, посмотри…
Лялька увидела фото Каркуши с Китом. Подпись гласила: «Мы играем и поем, в общем, весело живем, но скучаем».
- Молодец Варвара, знает, чем привязать, - иронично похвалила Лялька.
- А разве это плохо? – он улыбался.
- Нет, хорошо. Тебе же нравится. И потом, она же привязывает вниманием, любовью, сыном.
- Да, у нее только чувство меры иногда отказывает, а это плохо, - спокойно произнес он.
- Да она молодая еще, будь снисходителен. И потом, тут я появилась. Она что-нибудь знает о прошлом? – почему-то для нее это было важно.
- Очень приблизительно, - он почувствовал, что в этом месте лучше не произносить лишнего.
- Ну, у нее на это мама есть. Уж она все, что не знает, может домыслить, а потом еще и театральное воображение, - лялькин сарказм прорвался помимо ее воли.
Пока они шли через пункт контроля, металлоискатели, он останавливался, здоровался, разговаривал несколько раз, и Лялька поняла, что там, в Кремлевском дворце, надо от него отстать, отпустить на волю. У них в комсомоле был разный статус, а уж что такое иерархия она хорошо знала, поэтому сразу же, сбросив в гардеробе свою мини-шубку сказала:
- Так, а теперь по разным маршрутам. Ты же в первых рядах у сцены? Не переживай, я погуляю, тем более, что всегда люблю смотреть с верхних ярусов. У входа встретимся, - и, не дав возможности что-то возразить, нырнула в толпу. В него моментально вцепился какой-то седовласый старичок, обрадовавшись, что дама уплыла в сторону.
А в холлах витал воскресший дух комсомольского съезда…»
P.S. Пятница, вечер... Не Пушкин. История с продолжением