Константин Александрович отвез меня на своём УАЗике на аэродром Кабула. В ожидании отправки на Кундуз я провел несколько часов. Около полуночи, по «громкой» связи объявили список военнослужащих, среди которых была и моя фамилия. Посадка в самолёт прошла быстро. В самолёте уже стояли закреплённые ящики со скорбным «Грузом-200». Пройдя мимо ящиков, я присел на боковом сидении.
Ан-12-й летел из Кабула в Фергану, с посадкой в Кундузе. Жена моего двоюродного дяди по отцовской линии - тётя Надя Анискина, служила в медсанчасти ферганского авиационного полка в Киргилях. Назвав фамилию, я спросил у борттехника:
- Знакома ли вам Анискина Надежда? На что офицер утвердительно кивнул головой.
- Хорошо, тогда передайте ей огромный привет от её племянника, - я назвал свою фамилию. Мне тут же предложили пройти в гермокабину, в которой уже находились четыре офицера и один прапорщик. В знак благодарности я передал командиру экипажа «крайнюю» бутылку самогонки, припасённую «на всякий случай».
Майор, командир экипажа, вышел из кабины пилотов и поинтересовался, кто же это передаёт приветы в Фергану? Я встал, представился. Мы пожали друг другу руки.
- Обязательно передам привет Надежде Константиновне, - ответственно заявил командир экипажа. - Так, давай-ка за знакомство, старлей, и за взлёт надо выпить…, - офицер достал «мою» бутылку, налил в железную кружку зелёного цвета больше половины и залпом опрокинул содержимое, запив молоком из пакета, который стоял на импровизированном столе. Затем все, кто присутствовал при этом нашем «знакомстве», по очереди символически пригубили огненной воды.
- Ну ладно, полетели, - безучастно, почти полушёпотом произнёс командир экипажа. Я многое повидал в Афганистане, но чтобы вот так, перед полётом командир экипажа, между делом выпивал спиртное… Признаться честно, было немного дико от этой картины. Я не знал, как реагировать на всё увиденное. Да и никто из присутствующих офицеров не выразил никакого возражения на поведение лётчика.
Самолёт поднялся в ночное Кабульское небо и взял курс на Кундуз. Как только Ан-12-й набрал необходимую высоту, включился свет, дверь кабины открылась и оттуда появилась знакомая фигура майора.
- Остался ещё самогон? - спросил у присутствующих командир экипажа. Увидев в бутылке, которая при наборе высоты чуть не упала на пол, остатки самогонки, майор опустошил её, ничем не закусывая, и удалился в кабину, которая оставалась открытой. Все сидевшие в гермокабине офицеры переглянулись между собой. Теперь у нас, свидетелей сего зрелища, были большие сомнения относительно мягкой посадки самолета на взлётно-посадочную полосу аэродрома в Кундузе. Мы приготовились к самому худшему.
Майор не унимался, для полного удовлетворения ему явно не хватило выпитого, и он попросил спирт у бортинженера.
- Может хватит? - неуверенно спросил капитан в камуфляжной форме.
- Какой хватит, Эдик, наливай грамм двадцать, - тоном не терпящим возражений, произнёс майор. Капитан налил чистого спирта в кружку, майор выпил, его физиономия скривилась, и он бухнулся в левое кресло пилота….
С замиранием сердца мы наблюдали эту безумную картину. Подлетая к Кундузу, в салоне выключили свет, самолёт нехотя приступил к снижению. Двигатели ревели на пределе своих возможностей, и словно чувствуя, что самолётом управляет нетрезвый человек, сопротивлялись командам пилота. После второго витка, прожектор на земле высветил «взлётку», и самолёт приступил к посадке. Но что-то пошло не так и Ан-12-й, едва не задев выпущенными шасси вышку руководителя полетов, ушёл на второй круг…
Мы слышали, как второй пилот выругался матом на командира и принял управление самолетом на себя. Со второго захода, схватив два «козла» на взлётно-посадочной полосе, мы проехали к дальней стоянке и выгрузились на землю…
Под белы рученьки майора спустили по трапу и попытались увести подальше от руководителя полётов, который на полной скорости мчался к Ан-12-му на аэродромном УАЗике. Что было дальше, нас мало интересовало. Слава Богу, мы благополучно приземлились и устойчиво стояли на «родной» Кундузской земле….