Предыдущая глава
На вечернем приеме у местного коммуниста нонконформисты сразу же выпили годовой запас крепких напитков, а Анатолий Августович “Джордж” Гуницкий плясал вприсядку, высоко по-казачьи выбрасывая коленки. По дороге в гостиницу лучший мастер абсурда пытался крушить машины на обочине, тем выражая протест против бездуховного общества потребления, а утром обнаружил в номере на потолке следы от своих ботинок.
- Выходит, я ночью ходил по потолку, - удивился Джордж.
- Выходит, ходил, - согласился я.
- Абсурд какой-то! - вздрогнул Джордж и предложил: - Давай-ка лучше займемся коммерцией.
Анатолий Августович привез в Италию с дюжину командирских часов, предполагая озолотиться в разумных пределах. Но с часами, как выяснилось, нас в городе Бари не ждали. Джордж заходил в бакалейные лавки и с моей помощью предлагал товар. Работники лавок разглядывали циферблаты с нарисованными танками и красными звездами, только денег не давали.
В итоге мы забрели в порт на рынок краденных вещей. Крали, похоже, в основном из машин - на вместительных лотках лежали предметы, которые обычно можно слямзить из тачки. Кассеты, автомагнитолы, очки, часы... Ага, вот и часы!
Джордж подрулил к продавцу, мрачному громиле грузинского вида с наколкой на запястье - “Не забуду мамма миа!” И достал свою командирскую дюжину. Всякая вещь на лотке стоила десять тысяч лир. Всякую ворованную продавец покупал за пять. Он посмотрел на товар Джорджа и сказал:
- Пять тысяч.
- Это же чертовски мало! - изумился Джордж, - Это же настоящие командирские часы. Руссо, руссо! Пиф-паф!
На “пиф-паф” итальянец среагировал оригинальным образом. Он достал из-под прилавка кольт огромного размера и приставил его почему-то к моему лбу.
- Что же это вы такой негостепреимный? - только и мог сказать я.
С рынка мы ретировались в город целыми и пока что невредимыми, решив до поры оставить коммерцию в покое.
В холле гостиницы оживление. Вокруг чернокожего низенького господина роятся питерские артисты. По городу Бари расклеены афиши, объявляющие о том, что сегодня в театре, где накануне егозила “Механика”, выступит с концертом Рэй Чарльз. Я-то думал - он не играет больше. Старый ведь блюзовый дедушка! А он, бедный слепой, все еще работает... Так вот, чернокожий человек из его команды. Что-то вроде администратора. Он хлопает нас по плечам и спинам, мы хлопаем его. Не помню кто, кажется Ляпин, дает чернокожему закурить “беломорину”.
- Марихуанна? - заговорщицки спрашивает господин, опасливо оглядывается, затягивается и закашливается, от кашля становится почти белым.
- Велл! - наконец говорит он. - Ай вил би вэйтинг ю! Подходите за два часа до начала. Я вас проведу на концерт.
Мы пришли с Джорджом за два часа, и наш новый фрэнд провел за кулисы. Там ходило много чернокожего народа - музыкантов и музыкантш. На сцене кларнет полировал пространство, однако старины Рэя Чарльза пока не видно.
Пустой зал и пыльные кулисы выглядели довольно уныло, а предстояло тут околачиваться и путаться под ногами долгие два часа. К тому же в ресторане, кроме обильной еды, ждали “россо” и “бьянко”. Мы решили свалить, а потом вернуться.
Возвращаясь, мурлыкали песни Рэя и ковыряли в зубах фирменными зубочистками, представляя, как сейчас насладимся блюзом, побратаемся с Чарльзом, и вообще заживем припеваючи с этой самой минуты...
Возле служебного входа стоял наряд полиции и никого не пускал. Из-за наряда чернокожий администратор пожимал плечами и мотал головой. Пришлось идти восвояси в отель. Так мы Рэя Чарльза фактически пропили.
Если все интересное описывать, то бумаги не хватит. Я пишу то, что мне вспоминается в первую очередь, а в первую очередь почему-то вспоминаются пьянки.
Перед отъездом в Рим все нарезались, у кого как получилось. Только Курехин делал маленькие глоточки, вкручивая организатору Антонио планы. Планов громадье!
- Я хочу в Риме. В Колизее! Чтобы тысячи гладиаторов. И пятнадцать роялей. Чтобы тигры грызли христиан! Ты меня, Антонио, выведи на министра культуры.
- Не получится, - с сожалением объяснял Антонио, молодой худощавый мужчина с аристократическими чертами лица. - Колизей - это культурный памятник. Там нельзя.
- Можно, можно. Ты только выведи.
Тут появился гитарист “Игр” Андрей Нуждин, бледный, как спирохета. Сперва он говорить не мог, после не хотел. Но выпив виски, рассказал:
- Он дверь запер и стал суровый, словно прокурор. Говорит мне: “Я всех пробовал - немцев, поляков, монголов, нубийцев даже, всех, всех. всех, а русских - нет еще!” Пришлось мне прыгать в окно...
Дело в том, что в течение нескольких дней во время обедов и ужинов в ресторане некий улыбчивый господин в пестром жилете посылал на дегустацию гитаристу разные блюда. Гитарист, как и всякий другой русский, благосклонно относящийся к халяве, эти блюда принимал и отвечал на улыбки. Перед нашим отъездом улыбчивый подкараулил Нуждина в коридоре и заманил в номер, где и постарался совершить надругательство...
Ближе к ночи мы стали грузиться в автобус. Барабанщика Игоря Чередника, человека худощавого и невысокого, мне пришлось нести. Он купил магнитофон и положил в рюкзак. А с рюкзаком не мог подняться. Водила автобуса, увидев сильно пьяных артистов, заявил, что не поедет. Пассажиры, мол, ему салон заблюют.
- Нифига, - пробормотал Чередник. - Мы добро на ветер не бросаем.
Итальянец понял русскую правду и согласился ехать.
Вспоминается пьянка. Или что-нибудь на фоне пьянки. Так оно и было на самом деле.
В Риме мы болтались целый день, а к вечеру меня, как Рафаэля, разбила лихорадка. В Риме я запомнил только утро - как с фотографами Усовым и Потаповым выпивал на Форуме и как напротив Сан-Анжело негры писали в Тибр. Нет, помню еще, как мы с фотографами добрались до Ватикана, в соборе-махине святого Петра разглядывали Микеланжело, а после заснули на стульях прямо посреди зала. Может, Папу Римского проспали. Может, он нас проспал...
Продолжение тут
- Спасибо, что дочитали до конца! Если тебе, читатель, нравится, жми палец вверх, делись с друзьями и подписывайся на мой канал!