И сказал Заратустра:
— Всё в женщине — загадка, и всё в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью.
И отвечало ему Святое Могущество и сказало:
— Всё в женщине загадка для тех, кто не знает и не хочет знать женщину, кто не умеет обращаться с ней во благо ей, а желает только пользоваться её глупостью и лакомиться её телом. Но ведь и в любом предмете всё является загадкой до тех пор, пока не знаешь, кáк с ним обращаться во благо, а если ещё и не желаешь знать, а норовишь лишь извлекать из него удовольствия, то и он будет для тебя загадкой. Не пеняй потом на то, что загадка эта изранит тебя, покалечит, сведёт с ума или убьёт.
Многим выгодно, чтобы женщина оставалась загадкой, это намного интересней, чем знать женщину, потому что знание женщины делает её пресной для похоти, вынуждает заботиться о ней, страдать вместе с нею, растить детей, хранить их от её глупостей и пороков. Знание обязывает, загадки извиняют. Вот они и делают из женщины сфинкса, чтобы спасти себя от прямых и ясных обязанностей перед ней. Сами женщины, угождая этим псевдомужчинам, изображают напускную таинственность, боясь потерять внимание тех, кто, по сути, не имеет к ним никакого внимания.
Женщина — не загадка, женщина — сестра, сотрудница, мать, дочь, любимая, подруга. Ктό называет её загадкой ? Только тот, кто хочет превратить её в блудницу, кто не боится оскорбить её, испугать её своим блудным сумасшествием. Любая неиспорченная, здравая, чистая женщина отвергнет такое название и такие отношения.
«И сказал Господь: нехорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему».
Помощника, а не загадку. Загадкой женщина стала тогда, когда перестала быть помощником; а помощником перестала быть потому, что некому стало помогать — мужчина перестал служить Богу, ибо только служителю Бога можно быть помощником.
Большинство же мужчин цивилизованного мира занимаются глупостями, теряют Бога, но не переставая нуждаться в Нём, ставят на Его место женщину, превращая её в живого идола, окружая её выдуманной загадочностью, духовно-половой таинственностью, дабы душа их могла хоть кому-то поклоняться, хоть перед кем-то благоговеть, ибо душа не может жить без поклонения святыне, и если не имеет возможности поклоняться Творцу, начинает обожествлять творение. И вот бедной, зависимой женщине ничего не остаётся, как только подыгрывать мужчине в его безумных играх: то она корчит из себя его мечту, то добивается равноправия с ним.
Но тот, кто больше не может оставаться в мире лжепоклонений и ищет путь возвращения к Богу и встречается с Ним, тут же перестаёт видеть в женщине какую бы то ни было загадку и вообще что-либо особенное и начинает видеть в ней такое же обыкновенное существо, как и он сам.
И говорил Заратустра:
— Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки. Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина — для отдохновения воина; всё остальное — глупость.
И отвечало ему Святое Могущество и сказало:
— Глупость — то, чтó сказано тобою. Ибо когó ты называешь ”настоящим мужчиной” ? Представителя большинства ? Но в большинстве никогда не было и не может быть ничего настоящего, кроме настоящих уродов и калек, и потому всякий, кто держится за большинство, становится подобен ему. Тот же, кто хочет стать настоящим, покидает большинство, обращается к Вечному, исполняет Его Веления и благодаря этому становится настоящим — настоящим ребёнком, настоящим сыном, настоящим мужчиной, настоящим мужем, настоящим отцом, братом, другом, служителем.
Настоящий мужчина ищет не опасности, а смысла опасности, не игр, а дéла, не женщину, а Бога, Который, если нужно, даст ему женщину, и не как опасную игрушку и минутную подружку, а как участок земли, на котором он должен будет сеять и взращивать чистых детей.
Настоящий мужчина воспитывается не для войны с другими, а для борьбы с собой, и в этой борьбе ему не до отдохновений, а тем более не до женщин.
Настоящий мужчина умеет делать то, что́ необходимо для блага жизни; урод же умеет только играть, ссорится, воевать, убивать, плевать, насиловать, лгать, порабощать, соблазнять женщин, растлевать детей и с помощью пьянства лишать себя сознания своего омерзения и ничтожества.
Такими ”настоящими мужчинами” строятся государства, ибо их, как ослов, можно гнать куда угодно, и, как собак, с кем угодно стравливать, — им всё равно, что́ строить, лишь бы не оставаться в одиночестве; им всё равно, кого лишать жизни, лишь бы не отбиться от стада. Смерти они боятся больше, чем бессмысленного существования, и абсурда меньше, чем угрызений Совести.
Зачем же тогда они воюют ? Да затем, чтобы сдерживать безумие друг друга. Ради равновесия безумия в мире они не дают друг другу покоя и полноты власти.
И говорил Заратустра:
— В настоящем мужчине сокрыто дитя, которое хочет играть. Ну-ка, женщины, найдите дитя в мужчине!
— Ну-ка, женщины, найдите мужчину в мужчине ! Ибо вы уже давно не можете найти его. Вы так устали от мужчин-детей, что, потеряв терпение, сами вынуждены становиться мужчинами. Ведь государства, изничтожая мужчин, оставляют вам лишь их половые органы ! Мужчин уже давно нет, остались одни дети. И пока дитя, сокрытое в мужчине, не вырастет под присмотром Бога, незачем говорить о мужчине. Он будет оставаться мечтою женщины, а значит ребёнком.
И говорил Заратустра:
— Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой, как алмаз, сияющей добродетелями ещё не существующего мира. Пусть луч звезды сияет в её любви! Пусть её надеждой будет: «О, если бы мне родить сверхчеловека!»
— ”Игрушка” и ”добродетели не существующего мира” — странное сочетание, а точнее — поэтическая болтовня. ”Игрушки” не рождают сверхчеловеков, они рождают сирот. Да и от когó им рождать сверхчеловеков ? От недочеловеков ? От ”настоящих мужчин”, для которых женщина — лишь постель для отдохновения ? От мужчин-детей, которые до седин играют в опасные игры ? От вояк, которым всё равно, кого лишать жизни, ибо они — лишь заведенные машины убийства ? — Вóт почему мир постоянно пополняется уродами, ибо их рождают несчастные идиотки от несчастных идиотов.
Они ищут лишь удовольствий; мы ищем ответственности. Дай им ответственность и они превратят её в удовольствие; дай нам удовольствие и мы обратим его в ответственность.
И говорил Заратустра:
— Тáк говорила мне одна старушка: «Ты идёшь к женщинам ? Не забудь плётку !»
И отвечало ему Святое Могущество и сказало:
— Да, незавидного мудреца избрал ты себе в наставники, ибо старая дура отличается от молодой только возрастом. И потому скажу тебе так: идя к женщине, не забудь взять Бога. Ибо если пойдёшь к ней без Бога, она и плётку твою съест вместе с тобою.
Так что слушай не старушек и думай не о плётках, а том, к своей ли женщине ты идёшь, не к чужой ли, и сам ли ты не чужой для неё. — Тогда и плётка будет к месту и ласка в пользу.