После утреннего развода де Тревиль вызвал на ковёр трех мушкетёров и стажера. По-быстрому напихав в голенища ботфорт всевозможных демпферов, наши герои стояли теперь навытяжку перед бегающим туда-сюда капитаном. Строй замыкал сидящий Гаспод. Де Тревиль периодически останавливался перед кем-нибудь и высоко подпрыгивал, заглядывая в глаза. За эту привычку мушкетёры звали своего капитана уважительно барсом и ласково - наши зайчиком, женщины (по понятной причине) - кроликом, а гвардейцы кардинала, разумеется, козлом. Подпрыгнув и перед Гасподом, капитан вспомнил, зачем вызвал эту банду.
- Сначала вы пропадаете на неделю, потом возвращаетесь все такие с печатью благородной невинности на челе! Бардак! Рожа Портоса, на которую и раньше было страшно смотреть, теперь вся в каких-то ритуальных шрамах! - капитан ещё раз подпрыгнул, просто от злости - Ладно, я допускаю, что в какой-нибудь Французской Гвиане это модно, но здесь Париж! Столица моды! Не Берлин какой-нибудь! Что, если это пойдёт теперь по всей Европе! Что, если это подхватят женщины! Будем пугаться по утру?! А эта псина! Кто его так назвал? - де Тревиль потряс в воздухе прошением, в котором шкодливая рука Дюма именовала пса “Гандоном” - Кто, я вас спрашиваю?! Молчать!
Мушкетёры и пёс не сводили глаз с ног капитана и пока что ухитрялись уворачиваться от его сапог. Наигравшийся вволю в “лапки” Гастон изобразил «служить» и издал своей экипировкой булькающие звуки.
Де Тревиль, услыхав знакомые ноты, внимательно посмотрел на пса и направился к своему столу. Догадливый д'Артаньян тотчас достал из перемётных сум Гастона бутыли с надписью “антисептик” и “рвотное” и выставил их на стол. Под лёгкое бургундское Атос доложил капитану о неделе беспробудного геройства, перевербованном шпионе кардинала и намекнул на небольшую премию. Капитан очень профессионально сымитировал приступ глухоты и вновь поинтересовался нестандартной кличкой собаки. Мушкетеры тоже захотели узнать подробности.
- Это, господин капитан, военная хитрость - д'Артаньян заговорщически оглянулся и наклонился поближе к собравшимся - гвардейцы кардинала наверняка догадаются переиначить кличку пса.
- Вот я и не желаю, что-бы весь Париж говорил, что у меня на службе - гандон! - взревел капитан.
Д'Артаньян успел убрать ноги: Так ведь в этом весь смысл - примем его в роту и за каждое оскорбление - дуэль. Да мы так за неделю половину гвардейцев выкосим!
- Ну а как они догадаются и перестанут обзываться?
- А вот тогда весь Париж будет говорить, что гвардейцы боятся гандона королевских мушкетёров!
***
Едва Квазимодо повернулся к стене и зацепился за первый камень, как кто-то постучал его по плечу. Улыбающийся паж протягивал ему бокал коньяка и засахаренную лягушку на палочке. Оторопевший звонарь отцепился от стены и принял подношение. Людовик из своего окна отсалютовал Квазимодо своим бокалом и выпил. Звонарю не оставалось выбора, и 0,33 коньяка угнездились в его желудке. Наскоро занюхав лягушкой, Квазимодо подарил её цыганке и набирающим амплитуду зигзагом пополз вверх по стене. Кое-как добравшись до вбитого в стену костыля, он со второй попытки повесил люльку и завалился в ней спать. Дёргая во сне ножками и неистово храпя, Квазимодо таким матером развлекал зрителей в течении получаса. В конце концов зевакам надоело ждать, когда он вывалится из люльки, и толпа разошлась, уступив место феминисткам, пришедшим с пикетом под королевские окна. Цыганка принялась вопить и швыряться в Квазимодо камнями, но ему снились засахаренные лягушки и он поочерёдно выменивал их у цыганки на поцелуи.
Король и паж сидели в окне и лузгали семечки, сплёвывая шелуху в декольте сидящих ниже на балконе фрейлин.
Осилив полстакана семечек, король решил, что уже достаточно помариновал кардинала в предбаннике и можно его впускать с докладом. Достав рогатку, он ритмично выбил из колокола 10 ударов. Дверная ручка дёрнулась.
- Пусть погадает, не прослушал ли он одиннадцатый - поделился с пажом своим планом Людовик и снова потянулся к семечкам - наливай, стынет.
Было слышно, как кардинал за дверью терзается сомнениями. Наконец король выпустил 11-ю пулю. Дверь распахнулась, впуская кардинала, который, опасливо ступая и оглядываясь по сторонам и на потолок, двинулся к королю.
Людовик направился навстречу, широко улыбаясь и распахнув руки для объятий: Мой дорогой Арман, я не ождал тебя так рано. Знаю, знаю, ты привык вставать с петухами, но надо же когда-то отдыхать. Ты совсем себя не бережёшь!
Обалдевший от такого приёма кардинал был заботливо усажен в кресло. Вельмож не было, исчезли мольберт с докладом и транспарант со стены. Всю ночь готовящийся к прениям кардинал начал сомневаться в своем душевном здоровье. Тем не менее, натура взяла верх и Ришелье, прежде чем быть выпровоженным восвояси, успел нажаловаться королю на мушкетёров.
***
Королевской аудиенции мушкетёрам пришлось немного подождать, переживая, что проклятый кардинал наверняка сейчас наушничает на них королю. Их опасения подтвердила искренняя радость, проявленная кардиналом при встрече в дверях. Даже не став протягивать руку для поцелуя, он широко распахнул перед ними дверь и придержал её, пропуская процессию.
Король молча обошёл прибывшую команду по сложной траектории, держась вне зоны поражения капитанских сапог и поочередно заглядывая всем в глаза. Задумчиво угостил Гастона семечками, ещё немного помолчал, наконец махнул рукой и вручил Атосу толстенный запечатанный конверт, движением бровей велел передать его де Тревилю и жестом же скомандовал на выход.
Отсалютовав, мушкетёры чётко развернулись и строем вышли в распахнутую пажом дверь. Громко ойкнув, паж поспешно прикрыл за ними створку и уселся на пол, дуя на подбитую ногу. Подслушивающий под окном и ничего не услышавший кардинал решил, что мушкетёры ему привиделись и отправился домой, полежать с пузырём льда на голове.
Мушкетёры выехали на базарную площадь, де Тревиль спешился и по расходящейся спирали расчистил круг метров тридцати в диаметре. Теперь их никто не мог подслушать. Капитан полез за пазуху и достал конверт. Портос, всё еще надеявшийся на премию, был просто убит извлечённым из конверта приказом срочно отправиться в холодную снежную Россию. Кроме приказа, конверт содержал всевозможные письма к разного рода цартвующим кузенам, верительные грамоты и - наконец-то - банковские векселя и чеки на предъявителя. Де Тревиль открыл в луке своего кресла бардачок и вручил им от себя по мешочку золота: У меня к вам поручение в России, господа...