Сознаюсь, приступая шестнадцать лет назад к выяснению «белых пятен» в биографии Александра Матросова, я преднамеренно стал избегать вопроса о его национальной принадлежности – боялся, не дай бог, пришьют еще автору клеймо «националиста». Поэтому я поставил перед собой одну-единственную задачу: выявить, откуда он родом, кто были его родители, каким воздухом дышал. Но читателя не проведешь: он, следя за публикациями в газете, все поворачивал и поворачивал «оглобли» на скользкую тропиночку, и пришлось по его воле искать ответа и на этот вопрос: кем же был Матросов – украинцем, русским, татарином или башкиром? Долгой и трудной оказалась дорога. Я не стану сейчас повторять найденный при участии самих читателей и давно озвученный ответ, пересказывать доводы его земляков-кунакбаевцев о том, как покинул Шакирьян родную деревню, как мотался по стране в поисках куска хлеба, не раз попадал в руки милиции, а через нее – в детские приюты и колонии. Как иногда наведывался в Кунакбаево Учалинского района, чтобы напомнить о себе, а земляки при этом все больше и больше удивлялись, как хорошел и хорошел шустрый паренек: уже и одевался лучше, чем деревенские сверстники, все бойчее тараторил по-русски, забывая при этом свой родной язык. Рос и все решительнее принимал чужую доселе русскую культуру. Чему же тут удивляться? Так было, так оно и есть до сих пор.
Но среди тех, с кем он общался, находились и такие наблюдательные люди, как «босяк» Ражаб Сайфутдинов из Мелеузовского района, встречавшийся с «Сашей» на железнодорожных станциях и толкучках; как Мисбах Сайфутдинов из с. Малояз, сокурсник по Краснохолмскому военно-пехотному училищу, который вместе с «Сашей» отправился на Калининский фронт. Они то и дело стыдили «Сашу»: что это ты не балякаешь на своем языке, хоть и башкир? Но он по привычке отмалчивался или усмехался, а все же кое-кому сознавался: Тарифу Халикову, например, из дер. Ургуново Учалинского района, воспитаннику Уфимской трудовой колонии. «Я родом из Учалов, откуда и ты», – сказал он и перед отправкой на фронт наколол ему на память на руке якорь. По свидетельству директора Детского парка г. Ульяновска, полковника в отставке В. В. Емельянова и бывшего воспитанника Ивановского детдома Виктора Раскопова, А. Матросов признавался самым близким товарищам, что он «не русский, а нацмен».
Об этом догадывались в свое время его воспитательницы в г. Мелекесе А. Миникаева-Урманова, Е. Сатышева, его уфимская сверстница Е. Шестакова и бывший воспитанник Уфимской детской колонии П. Халтурин из г. Аша Челябинской области.
Что же касается вопроса о том, откуда же произошла фамилия «Матросов», рассказывают вышеупомянутые В. Емельянов и В. Раскопов: «В 1937 году по стране начали приводить в порядок систему паспортизации. Эта кампания затронула и детские дома. В Ивановском детском доме медицинская комиссия, устанавливая год рождения и записывая фамилии воспитанников, ему, бесфамильному «Саше», который имел кличку «Матрос», недолго думая, присвоили фамилию «Матросов». Парень очень обрадовался этому событию и отправил домой письмо, чтобы отец писал на эту фамилию.
Оказалось, какой пункт биографии А. Матросова – Шакирьяна Мухамедьянова ни возьми – сплошная приблизительность. То же самое случилось и с датой его смерти. Датировался его подвиг 23 февраля 1943 года (по приказу наркома обороны И. Сталина № 269 от 8 сентября 1943 года), хотя А. Матросов прибыл на Калининский фронт позже, 25 февраля. Но 23 февраля вошло в школьные учебники, академические труды, энциклопедии. Подвиг то ли умышленно, то ли ошибочно приурочили к 25-летию Красной Армии. На самом же деле, в политдонесениях и в списке безвозвратных потерь подвиг датирован 27 февраля 1943 года. Отсюда и пошел обман, и даже в Наградной Лист Героя внесли задним числом исправление, стерев цифру «27» и оставив только название месяца «февраль». Известно, что единожды солгавший лжет и в дальнейшем. Один обман потянул за собой другой, и в результате получилась путаница.
Но разговор сейчас не об этом – не хочется доказывать уже доказанное. Тем более что со временем в разных уголках России нашлись дотошные исследователи нашей проблемы, которые охотно пришли на помощь башкирским поисковикам. Это журналист газеты «Новый Петербург» полковник запаса Г. Ю. Набойщиков, кандидат наук из Института военной истории Н. В. Борисов, журналист «Парламентской газеты» Виктор Сирык (Москва), журналист газеты «Местное время. Димитровград» Ирина Егорычева, преподаватель Академии сельского хозяйства полковник запаса О. Ф. Снитин-Бондаренко (г. Великие Луки). Они подняли тему на Всероссийский уровень, защитили великое патриотическое значение подвига А. Матросова, нашли немало дополнительных деталей из жизни Героя и поддержали нашу версию относительно его башкирского происхождения. Характерна в этом отношении позиция петербуржца Г. Ю. Набойщикова, сказавшего по радио следующие слова: «Что же тут крамольного, если А. Матросов вдруг окажется башкиром или узбеком? Я считаю, что любой народ имеет право гордиться своими героями».
Я был очень рад тому открытию, что советская власть все-таки сумела воспитать уважительное отношение народов друг к другу, счастлив тем, что еще живут в России истинно прогрессивные люди, которых мы знали в прошлом, скажем, в лице Герцена, Белинского и других демократов.
Наконец, об Олеге Федоровиче Снитине-Бондаренко, который на протяжении многих лет занимался исследованием боевого пути 22-й гвардейской стрелковой дивизии сибиряков-добровольцев, так как его отец гвардии капитан Г. Г. Снитин воевал в составе этого соединения. Изучая документы дивизии в Центральном Архиве Советской Армии, Олег Федорович случайно наткнулся на некоторые сведения об А. Матросове. Узнав, что мы занимаемся этой проблемой, он через Г. Набойщикова связался со мной, переслал несколько документов, и началась у нас переписка. В одном из писем он, руководствуясь оперативными сводками 91-й Отдельной стрелковой бригады, подробно описал ход боевых действий под Великими Луками.
С 16 января по 16 февраля 1943 г. под Великими Луками произошло поистине грандиозное сражение, которое называют «Малым Сталинградом». Здесь был нанесен сокрушительный удар немецкой группировке «Шевалери», рвавшейся к городу на соединение с окруженным в нем гарнизоном фон-Засса.
Судя по оперативным сводкам, наступательные бои на г. Локню (через деревни Чернушки и Плетень) начались 25 февраля в 4 часа утра. Потери были большими. Только с 25 по 28 февраля 150-я стрелковая дивизия потеряла одну треть своего состава: были убиты 628, ранены 2 тыс. человек. В этой операции, как сейчас выясняется, кроме сибиряков-добровольцев из Омской, Томской, Новосибирской, Кемеровской областей, Красноярского края, а также с Горной Шории и Алтайского края, было немало выходцев и из Башкирии. Чтобы успешно завершить боевые операции, требовалось вводить все новые и новые силы. И вот в числе пополнений 74-й и 91-й стрелковых бригад была группа из 900 человек, вошедшая в бой в конце февраля. Надо полагать, что в группе были воины, прибывшие из Краснохолмского военно-пехотного училища Оренбургской (тогда Чкаловской) области.
Из оперативных сводок 6-го стрелкового корпуса. 27 февраля. 4 часа утра. 2-й батальон 91-й бригады ведет бой за Чернушки и Черное; 4-й и 3-й батальоны перед Черным и Брутово остановлены сильным пулеметным огнем противника; 1-й батальон овладел высотой 93,6.
27 февраля. 16 часов. 4-й батальон в 13 часов овладел Чернушками и высотой 85,4, закрепился на южной окраине Чернушек; 2-й батальон – в лесу западнее Чернушек, фронтом на Плетень; 3-й наступает на Черное.
28 февраля. 16 часов. Подразделения бригады, выйдя на рубеж восточнее Чернушек, Брутово, Черное, встретили сильное сопротивление противника и остановились. Чернушки, Черное, Брутово превращаются в опорные пункты...
В Политдонесении начальника политотдела 91-й стрелковой бригады майора Ильяшенко за период с 24 февраля по 3 марта 1943 г. начальнику политотдела 6-го стрелкового корпуса полковнику Хмытьеву сказано, что «…красноармеец комсомолец 2-го батальона Матросов, получив приказ об уничтожении дзота, подполз к дзоту и своим телом закрыл амбразуру. Пулемет замолчал. Пехота пошла вперед и заняла дер. Плетень. Тов. Матросов пал смертью храбрых...».
Дальнейшее изучение Политдонесения майора Ильяшенко привело нас к новому открытию. Установлено, что в битве, развернувшейся напротив дер. Чернушки, а еще точнее – дер. Плетень (в одном километре от первой), кроме «дзота Матросова», были еще две укрепленные огневые точки, сильно мешавшие нашим войскам двигаться вперед. Командование бригады поставило боевую задачу: уничтожить и эти дзоты. Судьба их напрямую зависела от действий старшего сержанта Шарипова и рядового Галимова – из того же 2-го стрелкового батальона.
Адип Шарипов (возможно, Габит – в донесении написано неразборчиво) пополз к «своему» дзоту не напрямик, а зашел с тыла, уничтожил вражеских пулеметчиков и, захватив пулемет, открыл из него огонь против немцев.
Ярулла Шамсутдинович Галимов сжег следующий дзот, применив противотанковое ружье, убил двух пулеметчиков и огнем из их же пулемета уничтожил более 30 фрицев.
5 марта 1943 г. командование 91-й Отдельной Сталинской стрелковой бригады издало приказ № 40 и наградило красноармейца Яруллу Галимова орденом Красной Звезды; помкомвзвода 2-го стрелкового батальона старшего сержанта Шарипова Адипа (Габита?) – медалью «За отвагу».
На днях удалось выяснить, что Ярулла Шамсутдинович Галимов родился в 1904 г. в дер. Азнашево Учалинского района, в начале войны служил ездовым в артиллерии, был тяжело ранен и около девяти месяцев лечился в г. Фергане, числился в списках «без вести пропавших». После излечения – снова отправлен на фронт, где и совершил геройство. Продолжал воевать, только неизвестно, когда и где он погиб.
Имя, отчество и место рождения второго воина – Шарипова – мы не знаем.
...Так, судя по архивным документам, три вражеских дзота уничтожили два воина из Башкирии; быть может, и третий – наш земляк? А всего командованием бригады были представлены к награде 14 человек. В приказе значатся имена Гаяза Садыкова, Гумера Ибрагимовича Миндеева и других воинов.
Рауф НАСЫРОВ.