Автор: Андрей Ваон
Семён Елисеевич наводил марафет перед зеркалом в прихожей, когда грохнула хаотичная барабанная дробь. Семён Елисеевич вздрогнул.
- Максим! – крикнул он.
На зов из детской вышел рыжий Максимка. Весь готовый: в белых гетрах, белой же бобочке с синим воротником, голубых шортах и с барабаном наперевес. Берет с помпоном и сандалии дополняли пейзаж. Его форма одежды совпадала с отцовской почти в точности. И отличалась только размером. И барабаном.
- Готов? – спросил Семён Елисеевич.
Максимка порылся в кармане, выудил оттуда плоскую стекляшку. Поводив пальцем, что-то пошептал, потом поднял глаза на отца и, смешно изогнув руку возле головы, тоненько крикнул:
- Всегда готов!
Отец засмеялся.
- Пойдём, мой… - Он замер на мгновение в открытой двери. - Как там?
- Пионер! – подсказал Максимка, заглянув опять в стекляшку.
- Точно - пионер! Пошли, а то всё пропустим.
***
По Тверской двигался плотный поток. Максимка с отцом влились в разноцветную, радостно галдящую толпу. Народ окружил их праздничными объятиями со всех сторон. Гремела музыка, и бравое Максимкино постукивание глохло во всеобщем шуме. Подростки полуголо извивались в откровенных танцах на парящих платформах; редкие дети шли с папами (иногда этих пап было двое на одного ребёнка); многочисленные бодрые стариканы дёргались вместе с молодёжью.
В предэкстазном состоянии подошли к Красной площади.
- Красиво, а? – кричал на ухо сыну Семён Елисеевич, подхлопывая в такт оглушительному грохоту.
А Максимка в ответ расплывался в улыбке до ушей и колотил в барабан.
На Красной площади со всех сторон свисали огромные девятки, летали слова "май" и "праздник". Вдоль кремлёвской стены ровными рядами стояли трибуны, на которых тоже дрыгались в бешеном ритме зрители, чиновники и организаторы.
- Ну-ка, доставай свою штучку! – сказал Семён Елисеевич, изо всех сил размахивая руками, приветствуя трибуны.
- Не штучку, пап, штуковину! – Максимка достал из кармана стекляшку.
Семён Елисеевич неловко принял штуковину в руку.
- Так, чего тут нажимать?
- Да вот же, пап, - подпрыгивая от нетерпения, Максимка показал склонившемуся отцу, как правильно вжикать пальцем.
Все кругом непрерывно фотографировали друг друга, себя и трибуны. Над площадью роились многочисленные дроны, снимая всех вместе сверху.
Продвигались к Васильевскому спуску, обтекая двумя потоками задрапированный, недоразобранный храм.
Когда проходили мимо храма, подуставшего Максимку привлёк необычный мальчик. Наверное, ровесник, лет семи. Рядом стоял старец, абсолютно седой и в чём-то полосатом.
Максимку удивила странная, особенно для яркого праздника "Девятое мая", одежда мальчика: непонятная шапочка, похожая на пирожок, с красной звёздой; серые штаны с ремнём; зеленоватая рубашка – всё скучное и тусклое. Но вот взгляд... Только чуть коснувшись недетских совсем глаз мальчика, Максимка словно окунулся в прорубь леденящей ненависти. Вздрогнув всем телом, он отвернулся.
- Здоровский праздник, а? – Шлёпнул его по плечу отец.
- Здоровский. - Вяло кивнул Максимка.
***
- Это Илья, он будет учиться в нашем классе, - представила нового ученика Глафира Петровна.
Максим узнал его сразу. По взгляду. Злобному и презрительному. Тот мальчик с Васильевского спуска. Только повзрослевший на восемь лет. Чернявый, весь из острых углов, с длинными руками и торчащими ушами.
- Привет, Илья! – загалдели наперебой ребята и вернулись к своим делам.
Глафира Петровна уселась в кресло, запустив на своей штуковине какой-то сериал.
- Проходи, садись на свободное место, - не глядя на новенького, махнула она ему рукой в класс. - А, да, ребята! Не забудьте, что среда и четверг - дни физкультуры! – напомнила, спохватившись, Глафира.
Ребята чуть гул уменьшив, покивали – про физкультуру уж они не забудут.
Максим, как уставился на новичка, так и смотрел, как тот подсаживается к нему за парту.
- И какой у вас это урок? – спросил Илья. – Алё! Урок, говорю, какой?
Максим мотнул головой, прогоняя столбняк.
- Географии, - ответил он. – Кажется...
И, будто прося помощи, посмотрел на доску. Там, подтверждая его слова, висела карта Мира.
Илья усмехнулся.
- Кажется… - передразнил. - На барабане-то всё стучишь? – спросил он спокойно, а в глазах заколыхалась насмешка.
Максим вздрогнул, вновь потрясённый. Узнал и он, значит. А что тогда ему было среди толпы… Рыжий? Вечно это рыжина ему подгаживает…
- Н-нет, лежит где-то, - заикаясь от чрезмерного волнения, выдавил он с трудом слова.
- Нормально, - кивнул Илья, отворачиваясь. – Барабанщики нам тоже нужны. Сгодишься. - И замолчал, ничего не поясняя. Достал бумажный блокнот и начал в него что-то записывать, прикрывая каракули рукой.
Максим, обмирая от жгучей смеси любопытства и стылого, застрявшего с того праздника страха, пролепетал:
- Для чего сгожу… сгожусь?
- Для отряда. В отряд возьмём, - не отрываясь от записей, ответил Илья. – Воспитательный.
Смысл малознакомых слов терялся для Максима в полуобморочном тумане.
- А зачем? – еле-еле пробормотал он.
- Не дрейфь, братан! – Отвлекаясь от блокнота, ухмыльнулся ему в лицо Илья и хлопнул его по плечу. – Сделаем из тебя человека! А потом уж за остальных возьмёмся. - Обвёл он карандашом шумную толпу вокруг, занятую своими штуковинами.
***
- Хорош! – скомандовал Илья, и усталые парни повалились на землю.
Вытер свои вспотевшие веснушки на лбу и Максим. Он не маршировал, не сражался на палках, не рыл окопы, не прыгал, мельтеша ногами, но устал не меньше остальной братии. Всю эту управляемую Ильёй кутерьму сопровождал ритмичный стук его, Максимова, барабана. Руки ломило, шею саднило от ремня. А если они, по мечтаниям Ильи, достанут настоящий барабан? Максим сморщился от неприятной будущности.
Хотя бояться он стал гораздо меньше. Нельзя сказать, что он втянулся в эту хулиганскую компанию всей душой, и каждый вечер прямо-таки рвался из уютного квартирного гнезда, поправ семейные привычки прогуливаться вечером (а то и ночью) с папцом по тихим улочкам, распивая кофе и перебрасываясь ничего незначащими словами со встречными гражданами. Нет. Но занозящий страх манил запретной сладостью. Да и Илья, властно набросивший гипнотическую удавку на слабовольного Максима, не отпускал его с короткого поводка.
Семён Елисеевич сразу обеспокоился тайными отлучками сына, но списывал всё на подростковые метания и колебания. И согласно административному кодексу не смел перечить выражению свободолюбия родного дитятки.
Но для страховки и очистки свербящей совести вызвал мать Максима, Агату Соломоновну. Та явилась не сразу, отнекивалась срочным заботами. Но, наконец, освободившись на мгновение, ворвалась встревоженным вихрем наставлять на путь истинный своих отсталых мужчинок. Максим подозревал, что и всю свою бодро насиликоненную внешность она встроила в этот сегодняшний образ – занятую вселенской важности делами бизнес-даму, ударенную подло в спину бытовыми дрязгами.
- Это всё от того, что ты ему мало свободы давал и не занимался с ним! – выдала она противоречивое обвинение Семёну Елисеевичу. Сама она от воспитания сына улизнула сразу же после его рождения, с согласия безропотного Семёна Елисеевича. Он и сейчас бормотал что-то невразумительное, но явно соглашательное.
Мать, отбушевав, подарила сыну машинку. Она вечно путалась в его возрасте - на десять лет преподнесла ему секс-куклу, а потом долго себя корила – ведь это "12+". И унеслась всё тем же расфуфыренным ураганом восвояси. Отец вздохнул, а Максим выскользнул за дверь. На собрание отряда.
***
Сидели на завалинке. Илья курил. Точнее, пытался курить. Раритетная сигаретка, измятый бычок, затушенный сотню раз. Илья посасывал его, закашливаясь едким дымом. Максиму сиделось рядом тяжко, он морщился от каждого вздрагивания приятеля, будто самого его сотрясали удушливые спазмы. Но он терпел. Курить кое-как умел только Илья, и все парни его за это сильно уважали. Ко всему прочему его лидерству.
- Бывал в библиотеке? – Зажав сигарету между большим и указательным пальцами, угольком в ладонь, спросил, сощурившись, Илья.
- Играл несколько раз, да. В библиотеках не очень интересно. Занудно. - Пожал плечами Макс.
- Играл он! – фыркнул Илья, помотал лопоухой головой, нагоняя ветер. – Это же библиотека! Вот в ваших пустых головах хоть что-нибудь есть? – Он ткнул пальцем в висок Максу.
Тот насупился.
- Побольше вашего. Ты, вон, штуковиной толком пользоваться не умеешь, - пробурчал он в ответ.
- Хреновиной бы ещё назвали… Я как раз всей этой мутотой как надо пользуюсь. Только мало там чего есть для подумать. Всё хи-хи, да ха-ха, мозги полоскать и сквозняки устраивать в голове. Почти все кладези прикрыли, мы с трудом информацию наскребаем. - В какой-то беспомощной досаде Илья хлопнул по пыльной земле. - Хорошо, книги по углам кое-где остались. Хоть какие-то.
- Книги? – удивился Максим. – Это вот из бумаги стопочки такие, с текстом?
Илья сморщился, покачал головой.
- Стопочки… И это ведь ты у нас немного пообтёрся. Мда… Короче, раньше в библиотеках эти стопочки твои стояли на полках. Много-много. И люди приходили в библиотеки не в квесты дебильные играться, а читать! Понял? Вот то, что ты по слогам, губами шевеля со скрипом можешь делать – чи-тать!
- Да ладно? – Открыл рот Максим.
- Прохладно!
- И мы что, за этим вот… читать туда пойдём?
- Не… - зловеще улыбнулся Илья. – Карательная операция.
Максим давно ждал подобного, но всё равно не сберёгся – жабой склизкой шевельнулся в животе страх.
- И ты пойдёшь. Готовься. - Не обращая внимания на побледнение товарища, Илья поднялся, отряхиваясь
- А тогда… на празднике, что за дед с тобой стоял? – Схватился Максим за соломинку, кольнуть Илью попытался из последних хилых своих сил, разбередить того, может, психанёт и отцепится.
Илья замер.
- А то и был мой дед. День Победы мы отмечали. Понял? – глухо процедил он. И пошёл прочь.
Максима жарким гневом обдало с головы до ног от этих непонятных слов. Проглотив тугой ком, с тоской вгляделся в сделавшийся мигом тошнотворным окружающий мир.
***
В холле библиотеки на мягких пуфиках и диванчиках разлеглась компания: девочки, бритые наголо, парни с косами, кто в юбке, кто без штанов, яркие, шумные и радостные, они ждали своего сеанса.
Разлитое в воздухе неспешное блаженство мигом улетучилось, когда в дверь библиотеки вломились головорезы Ильи. В широких штанах, гимнастёрках, крепких ботинках, с дубинами (Максим как-то полюбопытствовал, откуда всё это – Илья хмыкнул как всегда: "Есть ещё товарищи. Делом занимаются").
Рты у отдыхающих открылись, жвачки изо ртов этих повываливались, штуковины из вспотевших ручонок выскользнули.
- Брысь! – цыкнул на них Илья, и все тараканами брызнули на выход.
Максим, тоже одетый в камуфляж, без барабана, но с какой-то палкой, неуклюже посторонился, выпуская нерадивых своих соплеменников. Прислушиваясь к себе, он с удивлением обнаружил жгучее желание сопроводить последнего выбегающего воспитательным пинком. Сдерживать этот благородный порыв он не стал, и длинный тощий парень в кроссах на платформе полетел вперёд с ускорением, развеваясь по ветру своим уложенным хайером.
Илья этот полёт одобрил смачным плевком.
- Ну, что, начнём ассенизаторские работы. – Илья подошёл к стойке, где истуканом с самого начала вторжения застыла тётушка непонятного возраста с пружиной колец на растянутой шее. – Что, гражданочка, даже кнопку аварийную нет мозгов нажать? Попрошу на выход.
Тётушка головой, наконец, завертела, с жалостью глядя на уплывающую спасительную красную клавишу с надписью "СОС", вспоминая судорожно инструктаж, где что-то про эту "СОСку" рассказывали. Допомнила свою мысль она уже за дверью.
Бравые "зольдатен" начали открывать двери комнат, выгоняя игруньковшихся размалёванных пубертатов, попутно круша навороченные тупыми загадками стеллажи, полочки и экраны.
И тут, рассекая поток беженцев, в холл клином вонзилась запыхавшаяся группа из очкариков.
Максим уставился на них. Все как один в очках, в выглаженных рубашках, брюках и начищенных туфлях. И у каждого в руке по книге – Максим сразу узнал их, книги эти.
- Вот те на! Что за красавцы такие былинные? - Расталкивая плотные ряды своих подопечных, вылез на первый план Илья. – Незнакомое племя, назовись!
Главный среди очкариков нос свой кнопочный задрал, очки поправил и заявил:
- Мы группа читательского возрождения! Пришли храм библиотечный к истокам своим возвращать!
Илья чуть не подпрыгнул от радости
- Ха! Пацаны! Вот нам повезло! Ботаникус-обыкновенкус! – сказал он, скотным загонщиком обходя книжников. – Захапали себе знания, мозг свой перетрудили и клоунам-дрыщунам всё сдали? – Последние слова он выдавил со злобой, вылезло наболевшее. – Словеса умные заучили, думы сложные накрутили, а о руках и ногах позабыли, хлюпики?! Снова под себя библиотеки хотите подмять?!
- Слово – оно сильнее мышц! – Главный очкарик не испугался, не задрожал у него голос, он мессианскую хоругвь гордо держал над собой. – А поговорка "Сила есть, ума не надо" очень ёмко отражает вашу позицию, любезный!
- Это ты меня, очкарело, тупым назвал? – процедил Илья, засучивая рукава. – Да? – Ткнулся он головой в лоб книжника.
Тот не поддался, хоть и хилым, действительно, казался организмом. Более того, изловчившись (откуда, что взялось), он толстым томом своим хрястнул не ожидавшего такой подлянки Илью по кумполу, от чего тот ойкнул и осел в бесчувствии на пол.
- Вперёд! За слово правое! – закричал очкарик, приводя в буйство своё ботаническое войско.
Но и гвардейцы Ильи без своего предводителя не стушевались, заорали бешено и кинулись на ботаников с кулаками.
Один Максим не полез в драку. Он глядел на побоище, ошалело стоя в стороне.
- Остановитесь… - жалобно и тихо лепетал он.
Но заруба только входила в силу. Летели в стороны очки, обрывки страниц, трещали вороты и глухо тукали плотные переплёты о крепкие и не очень головы.
Максим, сползая по стене на пол, чувствовал, как всего его заполняет пустая, тупая безнадёжность.
Источник: http://litclubbs.ru/articles/10358-huligan.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
