см. начало
Степан Григорьевич с Ариной Степановной вырастили шестерых детей. Старшие сыновья Гаврил и Роман, дочери Анастасия и Анна, и самые младшие, Владимир (мой папа) и Юрий. В год рождения моего папы Степану Григорьевичу было 44 года, а младшего Юрия он «родил» в 46.
До коллективизации имел крепкое хозяйство, выращивал хлеб. У него была мельница. Однажды в девяностых мы с папой и сыном Романом поехали за жимолостью вниз от деревни Верхняя Карелина. На левом берегу увидели остатки деревянного сооружения. Папа сказал, что здесь стояла мельница, которая была в собственности его отца на паях, а он с 13-летнего возраста, работал на этой мельнице. Часто Степан Григорьевич оставлял на мельнице его одного. Перед уходом строго наказывал:
- Не ставь жернова плотно, они от этого быстро стираются! Пусть остаётся так, как я настроил!
Мука при этом получалась крупного помола и годилась только для чёрного хлеба, зато жернова изнашивались меньше.
Однажды, когда папа-подросток дежурил на мельнице один, пришла тётка Дарья.
- Володя, сынок, поставь жернова поплотнее. Так хочется к празднику беленькие шанюшки постряпать!
Как может подросток отказать уважаемой женщине? Подкрутил жернова. Мука пошла мельче.
- Дай Бог тебе здоровья, сынок, - радуется тётка Дарья. А у парня на душе кошки скребут: не выполнил наказ отца. Может быть, обойдётся? От одного раза с жерновами ничего не случится, и отец не узнает.
Глянул в окно. А Степан Григорьевич уже крупным решительным шагом идёт по перешейку к мельнице и на ходу отламывает от тальника самый большой прут. Он уже по звуку понял, что сын кого-то пожалел и стирает в пыль драгоценные жернова.
Надо удирать! Главное – не попасть под горячую руку отца. Потом он отойдёт, успокоится, и не будет наказывать. Немногословный, он даже воспитательных бесед вести не будет, только бросит строгий взгляд.
В лихие годы семья была раскулачена: отняли всё хозяйство, мельницу, даже дом, который Степан Григорьевич срубил своими руками. Перед войной не избежал ареста по ложному доносу односельчанина. Когда Степану Григорьевичу предъявили обвинение, он потребовал показать, кто и в чём его обвиняет. Ему показали донос. На листе бумаги стояли знакомые закорючки, а внизу было написано имя доносчика. Такого удара в спину он не ожидал. Карелинские никогда не выдавали друг друга... правда, ранее это касалось обычных житейских дел. Например, кто-то добыл утку или что покрупнее в то время, когда это было запрещено. Об этом знала вся деревня, но никто ни разу не выдал виновника, ведь на его месте мог оказаться любой.
Степан Григорьевич потребовал очной ставки со своим односельчанином. Его привели.
-Прости меня, Степан. .. били меня… требовали, чтобы я показал на своих…не выдержал я… прости… если сможешь.
Степан Григорьевич был реабилитирован, вернулся домой. По-прежнему много работал, несмотря на то, что здоровье стало сдавать. Надо было кормить семью.
Началась Великая Отечественная война. Старшие сыновья, Гаврил и Роман, ушли на фронт, воевали, имели боевые награды.
Последние несколько лет Степан Григорьевич получал за воспитание сыновей – героев хорошую пенсию. К счастью, оба остались живы. Гаврил Степанович после войны работал в Красноярске руководителем крупного завода, Роман Степанович был бухгалтером в киренском Красноармейском судоремонтном заводе, а потом с семьёй переехал в п. Алексеевск.
Папа ушёл в армию после войны, в сорок седьмом. Когда вернулся, Степана Григорьевича уже не было в живых. Арина Степановна рассказала, что отец, уже больной и слабый, целыми днями сидел у окна, ожидая сына: скоро Володча должен вернуться. Степан Григорьевич хотел показать сыну одно место. Перед тем, как его раскулачили, он схоронил в лесу тайник с золотом. Теперь эту тайну хранит сибирская тайга.