На днях натолкнулся в Сети на статью в ЖЖ о том, что, якобы в СССР никакого учета пишущих машинок не велось, в КГБ регистрации аппаратов не было, и вообще — вся эта тема отношения родного государства к копировальной и множительной технике высосана из пальца и не имеет под собой никакой фактической основы. Не буду спорить, так как с вопросом решительно не знаком. А лучше расскажу я вам реальную историю, связанную с этой темой.
Итак, зимние каникулы 1984 года. Мы — дворовая и окрестная разновозрастная шпана — проводим это благословенное время, как и положено абсолютному большинству нормальных советских детей: горки, снежные крепости, палки-баталки, хоккей в валенках под окнами дома и прочие изыски, недоступные, увы, нынешней детворе.
Особым пунктом значилась игра в “догонялки снежками” на крышах ряда металлических гаражей, расположенного прямо за нашим домом. Действо предполагало периодическое скатывание-падение с крыши в пространство между гаражами, за гаражи, но не перед гаражами (там просто не было сугробов)!
И вот в один мой такой нырок за гараж руки больно ударились обо что-то жесткое и угловатое внутри сугроба. Я разгреб снег и вытащил на свет божий покореженную печатную машинку. Часть пластиковых накладок на рычагах клавиш отсутствовала. Открытый блок молоточков выглядел так, как-будто в него двинули пяткой ботинка, но боковые бобины с лентой (и сама лента) находились на своих местах.
Объявив находку своей добычей и дав определенное время сотоварищам поклацать клавишами, покрутить, понажимать и вообще попытаться доломать в аппарате то, что пока еще выглядело относительно целым, я потащил машинку домой.
Тяжеленный оказался агрегат, скажу я вам. Будучи отнюдь не хилым третьеклассником, мне все-таки пришлось прибегнуть к помощи универсального транспортера-снегохода, который был доступен в то время любому пацану, который имел в шаговой доступности работающий гастроном.
Речь о ящике из металлических прутьев, который раньше использовался для транспортировки молочной тары. Эта вещь замечательно скользила на боковой грани по укатанному снегу, что открывало массу возможностей для прикладного использования.
Опущу подробности про то, как я дома экспериментировал с машинкой, пытаясь добиться от нее выполнения ее непосредственных функций. Главное случилось, когда домой с работы вернулся отец — обыкновенный машинист тепловоза.
Он как то задумчиво посмотрел на меня, сидящего на полу перед своей находкой. Точнее он смотрел на саму машинку каким-то невидящим взглядом — он явно в этот момент прокручивал у себя перед глазами какое-то другое кино.
— Где взял? — наконец спросил отец. Выслушав мой рассказ, он молча надел пальто с шапкой и куда-то ушел. Вернулся он минут через 10, так же молча забрал у меня печатную машинку и перенес ее на пол в коридор, к входной двери и сел на обувной шкаф не раздеваясь, предварительно загнав меня в комнату.
Потом раздался звонок в дверь, появились незнакомые мужские голоса и переместились на кухню. Минут через 15 снова позвонили в дверь. Затем в комнату вошел отец и велел одеваться, чтобы “...показать дяде, где нашел эту штуку...”.
Мы вышли из квартиры впятером: я, отец, два милиционера (один тащил печатную машинку) и высокий мужчина в сером пальто. У подъезда стоял милицейский УАЗик, сзади его подпирала черная “Волга”.
Потом был поход за гаражи в компании милиционера и “длинного в сером”, мой краткий рассказ с пояснениями и возвращение к подъезду. Отца усадили в УАЗик и он подписал какие-то бумаги, разложенные в открытой черной папке на заднем сидении.
А потом машины уехали и мы с отцом вернулись домой. На мой вопрос: “А машинку вернут?” — отец усадил меня за стол напротив себя и сказал:
— Никогда не прикасайся к найденному на улице оружию, деньгам и печатным машинкам. И уж тем более не нужно все это тащить домой. Ей-богу, уж лучше расколотый и подтекающий аккумулятор, как в прошлый раз. Понятно?
Мне стало понятно, что я еще много чего интересного не знаю и не понимаю про “наше счастливое детство в самой лучшей в мире стране”, и я кивнул.
Да, никакого продолжения у этой истории не было.