«Не то чтоб она бросалась в глаза; не очень красивая даже; ничего в ней особенного; и не скажет она ничего такого уж умного; просто это она; она есть она».
В 19 лет я, очутившись в настоящем городском книжном магазине, пребываю в чуде из чудес, в свящённом восторге рассматриваю полку за полкой: издания всех цветов и размеров, а на одной из них — впервые мне является имя Вирджинии Вулф. Моё воображение услужливо рисует образ грузной женщины в летах, с мощной спиной, высокой, в бархатной накидке с мехом, резкой на язык, бескомпромиссной, суровой, с каменным взглядом, который никто не хотел бы испытать на себе. А оказалось, что это живая Викторианская фея, белая, воздушная, сделанная из стихов и шёпота — вы только посмотрите на неё вот здесь.
«Миссис Дэллоуэй» называют одним из самых влиятельных романов умнейшей британки Вулф. Читается легко и жадно, а вот разгадывается трудно.
Кларисса Дэллоуэй. Девушка с сердцем из кристалла, тянущаяся к звёздам, которая прячется за женщиной из мрамора и сатина: она прикреплена к понятию светскости со всеми его убеждениями и ценностями, она следует по его дорожкам, залитым искусственным светом. Девушка, наглухо заколоченная в образцовой даме из высшего британского общества, пытается устроить идеальный вечерний приём.
Питер Уолш. Молодой человек (ещё и в свои 52 года молодой), который много читает, много рассуждает, многого ищет — но только не примирения с враждебной, косной действительностью. Он возвращается из Индии, чтобы отметить режущий глаза успех бывших друзей молодости, и вновь влюбиться в девушку, которая уже однажды растерзала его чувства у фонтана.
Салли Сетон. Мелькающая тут и там, здесь и везде, «взбалмошная» для старшего поколения и прелестная, свежая, невероятная для своей молодёжи. Она как будто непутёвая, но знающая обо всех правду: правду, которую её друзья сковали сами от себя. Что она делает на этом вечере, как вообще здесь появилась? Кто знает!
Септимус Уоррен Смит. Юноша с седовласой душой — он на войне видел смерть, и все кругом про него говорят: «он на войне отличился»; но вернее будет сказать, что на войне умер его рассудок. Он смотрит в зеркало и видит Бога, он хватает рукой умершие тени, он пишет обрывки предложений на клочке бумаги и думает о смерти. Он уже не живёт, совсем не живёт.
Лукреция Смит. Жена сумасшедшего Септимуса, дитя солнечной и сочно-зелёной Италии, она в отчаянии бьётся в бледно-туманной Англии. Она бродит по улицам и думает: «Нет, это невозможно, с ним беда»; она смотрит наверх, ничего не видя от слёз, и уговаривает себя: «Надо бросить его, с ним невозможно»; но заслоняет его от опасных докторов-мозгоправов, держит за руку, хочет ловить его улыбки — и неважно, что иногда она там думает.
В романе происходящее длится всего один день — и ещё есть десятки отсылок к прошлому. Кто-то считает, что один-единственный день показывает, как различается жизнь тех, кто прошёл войну, и тех, кто о ней «узнавал из газет». Но только ли в этом дело? Не зря у романа женское имя — всё в нём слишком сложная загадка.
«И всей жизни не хватит, оказывается, чтоб уж научиться как следует наслаждаться этой изюминкой; выжимать каждую унцию радости; все оттенки смысла; ибо и то и другое раскрывается нам, наконец, в невыдуманный серьезности, не то что когда-то.»
