Впечатления сильные и глубокие. Неординарный читательский опыт.
Начало
Роман начинается активно и насыщенно. В то же время первая глава провокационно вторгается на территорию неуверенного патриотизма, если не вообще ставит его под сомнение.
Тема Великой Отечественной заявляется сразу, но красноармеец с первых же страниц предстает далеко не солдатом-освободителем, а кровавым мародёром. Это, безусловно, частная история и выдавать её за гневное обобщение некорректно. При этом она (история) обрушивается с самого начала на читателя, обрывается в предкульминационной точке, и далее на добрую сотню страниц разворачивается местечковая ретроспектива белорусской глубинки.
Случайно ли это сделано? - Это сделано искусно! Автор ни в коем случае не обобщает! На обобщение здесь запрограммирован читатель! Особенно когда сознание его прошито ещё в Советское время такими однозначными стежками, бескомпромиссно делящими окружающий мир на своих и врагов. В это стабильное сознание внедряется деструктивное кровоточащее образование. Читатель двигается дальше, знакомится с "историей успеха" Ромуальда Севериновича, но кровавый эпизод из первой главы в качестве экспозиции стоит перед глазами.
Интрига, таким образом, формируется ещё и по линии: а каким в итоге будет преподнесен образ Красной армии? Ну а с её подкладки неизбежно сквозит вопрос: а не вражина ли сам автор с такими подходцами? Утрирую, но уверен, что читатели 40+ нечто подобное почувствуют. И это, вне всякого сомнения, заставит их дочитать до конца!
Повествование
Нарратив плотный и упругий, подпружиненный действием, без излишних пейзажных провисаний.
Главы разных сюжетных линий исправно обрываются в решающих точках, оставляя читателя осознавать недомолвки и побуждая порой возвращаться на несколько страниц, дабы убедиться, что это действительно недосказанность, а не пропущенная деталь смысла, плотно упакованного в текст.
Такое рваное (в хорошем смысле) повествование, присуще скорее остросюжетному приключенческому кинематографу (а точнее сериалу), нежели психологически глубоким родовым эпосам. Конец каждой главы, недоговаривая самую малость, создаёт мощнейший импульс читать дальше без остановки.
Возможно, даже кто-то упрекнет, что подобный подход разрушает погружение во внутренний мир героев, где бушуют нравственные коллизии, и цельность этого, внутреннего, сюжетного плана уже под вопросом. Здесь я полностью на стороне автора. Иначе, даже очень хорошая история останется непрочитанной или недочитанной.
Уже в партизанском периоде время повествования постоянно перескакивает на два года вперед и обратно, а синхронизация завершения незаконченных в экстремальной точке сцен иной раз сильно запаздывает. Начинаешь уже волноваться, не забыл ли автор, что у него Витольд там посреди хаты с гранатой, а что было дальше - нам до сих пор неведомо. При этом тот же Витольд в последующих эпизодах задействован, и это несколько ослабляет созданный саспенс. Но автор не забывает! Все сцены так или иначе закрываются – не без обманутых ожиданий. Как с той же гранатой. Развязка в одной из последующих глав звучит в пол-предложения, будто ничего особенного не произошло.
Сюжетные линии.
Семейная или родовая линия Порхневичей, безусловно, основная. На этом фоне как-то неловко выглядит аннотация, обещающая нам «книгу про партизан». Книга конечно не только про партизан и даже не столько про партизан. Партизанское движение в этой книге для меня явилось эдаким апокалиптичным символом, несущим скорбную терминальную функцию – так уж совпало.
Обращу внимание, что отрезок романа, начиная со второй главы и вплоть до возвращения Витольда из Санкт-Петербурга, а может быть и до самой женитьбы на Гражине – выглядит вполне завершенным произведением. Помня о событиях первой главы, неоднократно ловил себя на мысли: «Эх вот здесь бы закончить!»
Здесь много линий отдельных персонажей, но я, если позволите, сразу охапкой. Порхневичей много, но старший всегда один. Сначала Ромуальд, потом Витольд. На уровне какой-то генетической памяти очень родная история становления и укрепления владычества. Быть может, за бизнес-успехами Порхневичей следить интересней, нежели за перипетиями вооруженного противостояния захватчику.
Ну и здесь у меня главный читательский протест. Я конечно против бесчеловечного финала! Крайне запоздавшее и весьма некстати обрушившееся возмездие – это, мне кажется, очень здорово! Собственно гибель не является чем-то неожиданным. В сложившихся условиях вопрос нескольких дней. Но хотя бы с точки зрения повествовательной справедливости. История рода обрывается и хочется некой завершающей рефлексии, что ли, осмысления. Точка-то уже поставлена, а итог не подведен. Автор, по моему глубокому убеждению, всегда имеет право умертвить своего героя, даже главного. Но по обычаю хотелось бы ещё отпеть и отслужить!
Мне также показалась любопытной этно-национальная линия. Ей хочется дать больше места и воздуха. К чему вообще тут экономить? Зачем из трёх романов делать один? На микроуровне наблюдаем рождение этноса, появление его зачаточного самосознания. И ведь буквально из ничего – из перекрестий на исторической карте! Вот поистине: «Когда б вы знали, из какого сора» Прямо рождение сверхновой! И эта линия мне видится незаслуженно оборванной и незавершенной.
Герои
Саша Турчанинов
Его, мне кажется, стоит выделить ввиду особой, отведенной ему, роли. Мне, если откровенно, его совсем не хватило. Едва ли не единственный антагонист, да ещё и в полной мере реализованный (в своём антагонизме). По сути – терминатор. Но о его непростом пути к финалу мы узнаём до обидного обрывочно и мало. Невольно сравниваю его с второстепенными персонажами из самого начала романа – с тем же Петром Ивашовым. И мне хочется почитать еще несколько глав про Турчанинова младшего, не вошедших в изданный вариант романа.
В целом
Более 26 а.л. – вполне на три романа. Давно я не читал настолько большого произведения на такой высокой скорости. Автору просто низкий поклон за искусное владение текстом, сюжетом и мной. В наше время читателям же чаще приходится разочаровываться в современной прозе, авторах ну и, до кучи, в судьбах отечественной литературы – с сожалением вспоминать девятнадцатый век. Но бывает – прочитаешь и приходит спокойное понимание, что всё есть и будет. Главное, чтобы настоящие писатели здравствовали, писали, поднимали мощные темы и планку – для всех остальных!
