Мне увещали, что последнюю рубашку,
Он украдёт, гнилая мол лоза.
А я взглянув ему в глаза,
Увидел душу, столь чистую,
Как детская слеза.
Мы говорили обо всём на свете,
А свет его, струился на меня.
Он доверял, как доверяют дети,
Открывшись сердцем чистого огня.
Огня, что при рожденье всем на свете,
Раздал Творец не обделив меня.
Не жалоб на судьбу, жестокость мира,
И вечно пьяных маму и отца.
О том, что жизнь его напоминала,
Жизнь, выпавшего из гнезда птенца.
Не о корящих взглядах в школе и соседей,
Пропащая у них семья.
Ну а ему любви, участия хотелось:
"Ну что же вы, не виноватый я".
Вот так его судьба сложилась,
Тропинкою ведущей в никуда.
Тогда душа, как раз и надломилась,
Не потеряв, однако света и тепла.
А лишь слегка покрылась серой пылью,
Тревог, обиды, боли и стыда.
И умолчал он обо всём об этом,
Но сердце мне своё тогда открыл,
Лишь потому что в нём я видел человека
И потому, что сердцем его зрил.
Ну а на счёт рубахи что, зовут последней,
Он сам свою готов мне был отдать,
Так как моя увы порвалась в драке,
Когда честь дамы нужно было защищать.