Найти тему
Мирослава пишет

«Я просто устала»

Всё стало будто серым и ватным. Давило, при этом совершенно не давя.

Когда она спрашивала себя, что ощущает, то не могла найти ответ. Внутри была пустота — не грусть, не тоска, просто серая бесконечная пустота, лучше всего описываемая как «усталость».

Усталость от чего? Работы? Жизненной ситуации? Впечатлений?

«Я просто устала».

«Задолбало всё».

Она не из тех, кто сдаётся, она боролась с серостью. Боролась медикаментами, боролась, используя людей рядом, фильмы, игры. Но всё равно что-то было не так. В голове будто стоял шум, не давая сосредоточиться, не давая вдохнуть полной грудью. Иногда серость отступала полностью, открывая кристально чистый, незамутнённый мир, радость, энергию — но у кого есть силы постоянно быть счастливым? И здоровые грусть и усталость постепенно превращались в удушающую серость.

Она не знала, в какой момент это произошло. В очередной раз всё начало давить и казаться бессмысленным. Дни начали пролетать незаметно, застряв в бесконечном цикле дом-работа-дом. Попытки отдохнуть едва помогали, давая лишь короткое облегчение. Уборка дала капельку спокойствия — но недостаточно.

Всего, что она делала, было недостаточно. И снова энергичный человек превратился в собственную тень, молчаливую и грустную. Так было с детства, именно такой она помнила себя больше всего. И отчасти была до сих пор тем самым задумчивым ребёнком.

«Надо что-то делать».

Вот уже — дом. Ещё один вечер с попытками отдохнуть. А на улице уже почти осеннее, но ещё тёплое осень. Каждый сибиряк помнит — зима близко, поэтому каждый тёплый день может быть последним. Невротично крутится мысль, что ты обязан воспользоваться им на всю катушку, прожить его.

«Я не обязана. Я имею право отдохнуть».

В этот момент всё и решилось. Не просто отмахнуться, а признать, что ты не обязана.

«Но я хочу».

В этом есть и свобода — выбирать то, что ты делать не обязан, но хочешь.

«Я помню, что мне это нравилось».

Сейчас она не чувствовала ничего. Но она помнила, что может чувствовать. Поэтому велосипед не свернул во двор, покатился прочь.

Позже она едва помнила, как ехала.

Как в тумане, зашла в магазин, ничего не взяла. Зашла в аптеку, купила афобазол, закинула две таблетки. Взяла кофе по дороге, залезла на высокий стул — ей в кои-то веки даже понравилось, будто бы сидишь на подоконнике, высоко, забавно.

И снова крутить педали. Это было тяжело — последнее время она заметила, что больше не ездит быстро, а едва толкает педали. И даже это давалось с трудом. Ранее простой участок тянулся вечность.

А она пыталась заставить себя быть здесь и сейчас и не могла. Не могла ощутить золото солнца на изумрудно-зелёной траве, приятный ветер в лицо, кровь, разносящую кислород по мышцам. Была только серость и усталость, будто смотришь на мир через мутное окно.

Десяток раз хотелось остановиться и развернуться, как то бывало раньше. Сказать «я не обязана», отдохнуть на лавочке и поехать обратно. Не давать неврозу заставлять тебя делать что-то, лишь бы было сделано.

«Я не обязана».

Не обязана — это ответ неврозу. Он не может заставить её что-то сделать.

Свобода — это не обязательно отказываться что-то делать. Ты можешь выбирать что-то, но именно потому что ты этого хочешь. Даже если ты не уверен, что хоть чего-то хочешь.

Мимо дороги, под мостом, мимо всех людей. Съехать с культурной части, туда, где, казалось, место именно для неё. Город — это прекрасно, но именно природа даёт ощущение настоящего отдыха. Её тянуло к траве, к воде, к деревьям — и пусть на фоне будут выситься здания, именно на природе ты можешь побыть наедине с собой, даже если мимо постоянно проезжают велосипедисты и собачники. Там люди не раздражают — ведь вы все будто из тайного клуба. Вы любите одно и то же место, вам комфортно в одной и той же атмосфере — и это уже не чужаки, а будто бы твои далёкие приятели.

Остановиться посреди поля — потому что сил и правда нет. Замереть и слушать — шум травы, гул города в далеке, стрёкот вертолета, садящегося рядом на площадке. Смотреть вокруг — на поле, заполненное разными травами, на купол чистого неба. Любой сибиряк знает, что такой день не должен пропадать и чувствует себя обязанным им воспользоваться. Она — не обязана, и она это знает.

«Давай, тебе же это нравится! Ты это любишь. Радуйся моменту. Посмотри на всё это — ты любишь это просторное поле, ты любишь закатные цвета, в которое солнце уже всё окрасило. Ты любишь здесь ездить. Здесь ты всегда жива!»

Стало чуть спокойнее, но всё равно внутри натянутая струна. Ей нравится — но это чувство извне, находящееся где-то за её личным серым коконом. Усталость остаётся.

Ехать дальше, механично запоминать дорогу. Крутим, крутим педали. Поворот от большого дерева. Заворот после сломанной ветки.

Забавно, раньше она никогда не запоминала дорогу. Ехала, куда придётся, наслаждаясь происходящим вокруг.

А вот и то самое, первое место. Одно из первых, обнаруженных ей здесь. Потрясающе синяя вода, мокрый запах, рябь на гладкой поверхности.

Она не может этого почувствовать. Всё ещё нет контакта. Надо ехать дальше.

Педали крутятся и верный велосипед не подводит даже на тех моментах, когда кажется, что она ухнет с дороги. Скатиться, заехать, пропустить людей. Намотать куртку на руль — и тут же пожалеть об этом, заехав в высокую траву. Недостаточно, недостаточно.

«Где моё дерево?» — должно быть, оно в другом месте. Или уровень воды поднялся. Ехать через ёлки — от этой дороги она была в восторге, но теперь ищет чего-то. Чего?

Дальше ехать не выйдет — велик буксанул в гравии. Точнее, выйдет, но особо некуда. Красноватая от солнца гора гравия, жёлто-зелёная трава, тёмно-синяя вода, прозрачная и спокойная. Десять километров от дома. Раньше это было жутковато — так далеко уехать, непривычно, странно. Сделать что-то для самой себя, без особой причины, просто потому что захотелось. Сейчас не странно, сейчас никак.

«И что?».

Она не знает, зачем приехала. Она не знает, что делать.

Разве это не хорошее описание того, что мы все иногда испытываем, задаваясь вопросом — зачем мы вообще здесь? Что делать со своей жизнью?

Разуться, помочить ноги. Она помнит, что любит это. Вода холодная, зато камни после неё кажутся тёплыми. Ходить по ним приятно — приятно сейчас, а не в своих воспоминаниях. Махать найденной палкой, как мечом. Бросать камни в воду. Лежать, глядя в синюю бесконечность, слушая проезжающих в стороне велосипедистов. Раньше она приходила в такие места за покоем — на тот выступ горы за смотровой площадкой, на осторовок за Центральным парком. Раньше она чувствовала хоть что-то.

Руки перебирают камни, уши слышат их перестук, он успокаивает. Камни можно швырять, один за другим. И можно прокричать им вслед — беззвучно, потому что кричать в голос не хочется. Швырнуть ещё и крикнуть вслед. Перестать спрашивать себя «Что я чувствую? Что не так?».

Внутри что-то трескается и по щекам стекают три одинокие слезинки. Это не плач, не истерика — для них нет повода. Она не может придумать, на что пожаловаться, по поводу чего плакать. И она рассказывает — воде, деревьям, самой себе о чём-то. О чём именно — позже даже не сможет вспомнить. Может быть, это и не важно.

Странно осознавать, что ты что-то делаешь без официальной причины, без внешнего влияния. Хотел ли ты этого? Должно быть, хотел, раз приехал.

Она никогда не умела просто спокойно отдыхать — всегда нужно было пофотографировать. Или посидеть, потому что «ну нужно посидеть, посмотреть, так ведь делают». Её суетная натура никогда не выдерживала просто спокойствия, желая двигаться, бежать, не умея остановиться и просто... быть.

И сейчас она сидела спокойно. Выключив телефон, просто сидя на месте. Не думая о красоте, не делая красивых логичных выводов, не сочиняя истории.

Теперь всё предыдущее путешествие казалось странным, будто в тумане, но она заметила его только когда оказалась на свободе.

Вот он какой — просто отдых. Струна внутри перестала напряжённо гудеть, напряжение и серость улетели в воду вместе с камнями. Откуда в ней столько злости? Хорошие девочки не злятся. Хорошие девочки прячут злость внутри, пока оне не отравит их самих и всё вокруг.

Она сидела так, пока не замерзла и ещё немного, перестав пытаться понять, что именно происходит.

А на обратном пути были и силы улыбнуться и раскрутить педали так, чтобы нестись и наслаждаться ветром в лицо и скоростью. Силы, чтобы, как раньше, обгонять людей. А потом — увидев собравшихся людей не поехать домой «я же уже погуляла» а остановиться и забить на всё — танцевать с ними под барабаны, скромно, по шажочку, но зайти в круг и танцевать не по принципу «я минутку потанцевала, можно домой», а пока ритм не дойдёт до финала. И наконец-то происходит то, чего не было давно — она становится не только разумом, привязанным к какому-то телу, она становится цельной. Двигаясь в ритм, перестаёт думать: «Как я выгляжу?» «Как двигаться дальше?», просчитывать движения и пытаясь что-то осознать. Нет, теперь всё не так — ритм проходит через тело, тело двигается иногда совершенно без контроля. Она существует — в ногах, отбивающих ритм, в руках, качающихся как им хочется, в теле, вздрагивающем под удары барабанов. На фоне светящийся мост, вокруг люди — и при этом будто никого нет.

Она не мечтает что-нибудь сделать когда-нибудь, она живёт здесь и сейчас. Не двигается на автомате, будто отстранённая от собственного тела — нет, она максимально в себе, больше чем было за последний год. Удар, перестук — именно так она любит про себя озвучивать всё что делает, поэтому забыться становится легко. Забыться и влиться в ритм, который нарастает, пока не превратиться в дробь, чем-то напоминающую крик — когда кричишь так, что дрожат твои мышцы, что трясет плечи. Но теперь это не беззвучный крик — это танец, уносящий прочь, а может, наоборот — приносящий тебя в момент здесь и сейчас.

Финальный удар обрывает всё и даёт долгожданное завершение. Взмокшие, грязные волосы облепляют её лицо, люди разбредаются, стучат в барабаны, фотографируются. Она уезжает прочь, не отказывая себе ни в чём — сделать круг и посмотреть на подсветку, петь гимн России, заехать за любимым мороженым и посидеть в новой кофейне. Она не знает, стало ли ей лучше, всё ещё не знет, что делать, но она чувствует себя живой. Телефон всё ещё выключен — но теперь нет нужды за него хвататься — ведь можно просто побыть наедине с собой, наслаждаясь моментом.Всё стало будто серым и ватным. Давило, при этом совершенно не давя.

Когда она спрашивала себя, что ощущает, то не могла найти ответ. Внутри была пустота — не грусть, не тоска, просто серая бесконечная пустота, лучше всего описываемая как «усталость».

Усталость от чего? Работы? Жизненной ситуации? Впечатлений?

«Я просто устала».

«Задолбало всё».

Она не из тех, кто сдаётся, она боролась с серостью. Боролась медикаментами, боролась, используя людей рядом, фильмы, игры. Но всё равно что-то было не так. В голове будто стоял шум, не давая сосредоточиться, не давая вдохнуть полной грудью. Иногда серость отступала полностью, открывая кристально чистый, незамутнённый мир, радость, энергию — но у кого есть силы постоянно быть счастливым? И здоровые грусть и усталость постепенно превращались в удушающую серость.

Она не знала, в какой момент это произошло. В очередной раз всё начало давить и казаться бессмысленным. Дни начали пролетать незаметно, застряв в бесконечном цикле дом-работа-дом. Попытки отдохнуть едва помогали, давая лишь короткое облегчение. Уборка дала капельку спокойствия — но недостаточно.

Всего, что она делала, было недостаточно. И снова энергичный человек превратился в собственную тень, молчаливую и грустную. Так было с детства, именно такой она помнила себя больше всего. И отчасти была до сих пор тем самым задумчивым ребёнком.

«Надо что-то делать».

Вот уже — дом. Ещё один вечер с попытками отдохнуть. А на улице уже почти осеннее, но ещё тёплое осень. Каждый сибиряк помнит — зима близко, поэтому каждый тёплый день может быть последним. Невротично крутится мысль, что ты обязан воспользоваться им на всю катушку, прожить его.

«Я не обязана. Я имею право сидеть дома и ничего не делать».

В этот момент всё и решилось. Не просто отмахнуться, а признать, что ты не обязана.

«Но я хочу».

В этом есть и свобода — выбирать то, что ты делать не обязан, но хочешь.

«Я помню, что мне это нравилось».

Сейчас она не чувствовала ничего. Но она помнила, что может чувствовать. Поэтому велосипед не свернул во двор, покатился прочь.

Позже она едва помнила, как ехала. Как в тумане, зашла в магазин, ничего не взяла. Зашла в аптеку, купила афобазол, закинула две таблетки. Взяла кофе по дороге, залезла на высокий стул — ей в кои-то веки даже понравилось, будто бы сидишь на подоконнике, высоко, забавно.

И снова крутить педали. Это было тяжело — последнее время она заметила, что больше не ездит быстро, а едва толкает педали. И даже это давалось с трудом. Ранее простой участок тянулся вечность.

А она пыталась заставить себя быть здесь и сейчас и не могла. Не могла ощутить золото солнца на изумрудно-зелёной траве, приятный ветер в лицо, кровь, разносящую кислород по мышцам. Была только серость и усталость, будто смотришь на мир через мутное окно.

Десяток раз хотелось остановиться и развернуться, как то бывало раньше. Сказать «я не обязана», отдохнуть на лавочке и поехать обратно. Не давать неврозу заставлять тебя делать что-то, лишь бы было сделано.

«Я не обязана».

Не обязана — это ответ неврозу.

Он не может заставить её что-то сделать.

Свобода — это не обязательно отказываться что-то делать. Ты можешь выбирать что-то, но именно потому что ты этого хочешь. Даже если ты не уверен, что хоть чего-то хочешь.

Мимо дороги, под мостом, мимо всех людей. Съехать с культурной части, туда, где, казалось, место именно для неё. Город — это прекрасно, но именно природа даёт ощущение настоящего отдыха. Её тянуло к траве, к воде, к деревьям — и пусть на фоне будут выситься здания,

именно на природе ты можешь побыть наедине с собой, даже если мимо постоянно проезжают велосипедисты и собачники. Там люди не раздражают — ведь вы все будто из тайного клуба. Вы любите одно и то же место, вам комфортно в одной и той же атмосфере — и это уже не чужаки, а будто бы твои далёкие приятели.

Остановиться посреди поля — потому что сил и правда нет. Замереть и слушать — шум травы, гул города в далеке, стрёкот вертолета, садящегося рядом на площадке. Смотреть вокруг — на поле, заполненное разными травами, на купол чистого неба. Любой сибиряк знает, что такой день не должен пропадать и чувствует себя обязанным им воспользоваться. Она — не обязана, и она это знает.

«Давай, тебе же это нравится! Ты это любишь. Радуйся моменту. Посмотри на всё это — ты любишь это просторное поле, ты любишь закатные цвета, в которое солнце уже всё окрасило. Ты любишь здесь ездить. Здесь ты всегда жива!».

Стало чуть спокойнее, но всё равно внутри натянутая струна. Ей нравится — но это чувство извне, находящееся где-то за её личным серым коконом. Усталость остаётся.

Ехать дальше, механично запоминать дорогу. Крутим, крутим педали. Поворот от большого дерева. Заворот после сломанной ветки.

Забавно, раньше она никогда не запоминала дорогу. Ехала, куда придётся, наслаждаясь происходящим вокруг.

А вот и то самое, первое место.

Одно из первых, обнаруженных ей здесь. Потрясающе синяя вода, мокрый запах, рябь на гладкой поверхности.

Она не может этого почувствовать. Всё ещё нет контакта. Надо ехать дальше.

Педали крутятся и верный велосипед не подводит даже на тех моментах, когда кажется, что она

ухнет с дороги. Скатиться, заехать, пропустить людей. Намотать куртку на руль — и тут же пожалеть об этом, заехав в высокую траву. Недостаточно, недостаточно.

«Где моё дерево?» — должно быть, оно в другом месте. Или уровень воды поднялся. Ехать через ёлки — от этой дороги она была в восторге, но теперь ищет чего-то. Чего?

Дальше ехать не выйдет — велик буксанул в гравии. Точнее, выйдет, но особо некуда. Красноватая от солнца гора гравия, жёлто-зелёная трава, тёмно-синяя вода, прозрачная и спокойная. Десять километров от дома. Раньше это было жутковато — так далеко уехать, непривычно, странно. Сделать что-то для самой себя, без особой причины, просто потому что захотелось. Сейчас не странно, сейчас никак.

«И что?».

Она не знает, зачем приехала. Она не знает, что делать.

Разве это не хорошее описание того, что мы все иногда испытываем, задаваясь

вопросом — зачем мы вообще здесь? Что делать со своей жизнью?

Разуться, помочить ноги. Она помнит, что любит это. Вода холодная, зато камни после неё кажутся тёплыми. Ходить по ним приятно — приятно сейчас, а не в своих воспоминаниях. Махать найденной палкой, как мечом. Бросать камни в воду. Лежать, глядя в синюю бесконечность, слушая проезжающих в стороне велосипедистов. Раньше она приходила в такие места за покоем — на тот выступ горы за смотровой площадкой, на островок за Центральным парком. Раньше она чувствовала хоть что-то.

Руки перебирают камни, уши слышат их перестук, он успокаивает. Камни можно швырять, один за другим. И можно прокричать им вслед — беззвучно, потому что кричать в голос не хочется. Швырнуть ещё и крикнуть вслед. Перестать спрашивать себя «Что я чувствую? Что не так?».

Внутри что-то трескается и по щекам стекают три одинокие слезинки. Это не плач, не истерика — для них нет повода. Она не может придумать, на что пожаловаться, по поводу чего плакать. И она рассказывает — воде, деревьям, самой себе о чём-то. О чём именно — позже даже не сможет вспомнить. Может быть, это и не важно.

Странно осознавать, что ты что-то делаешь без официальной причины, без внешнего влияния. Хотел ли ты этого? Должно быть, хотел, раз приехал.

Она никогда не умела просто спокойно отдыхать — всегда нужно было пофотографировать. Или посидеть, потому что «ну нужно посидеть, посмотреть, так ведь делают». Её суетная натура никогда не выдерживала просто спокойствия, желая двигаться, бежать, не умея остановиться и просто... быть.

И сейчас она сидела спокойно. Выключив телефон, просто сидя на месте. Не думая о красоте, не делая красивых логичных выводов, не сочиняя истории.

Теперь всё предыдущее путешествие казалось странным, будто в тумане, но она заметила его только когда оказалась на свободе.

Вот он какой — просто отдых. Струна внутри перестала напряжённо гудеть, напряжение и серость улетели в воду вместе с камнями. Откуда в ней столько злости? Хорошие девочки не злятся. Хорошие девочки прячут злость внутри, пока оне не отравит их самих и всё вокруг.

Она сидела так, пока не замерзла и ещё немного, перестав пытаться понять, что именно происходит.

А на обратном пути были и силы улыбнуться и раскрутить педали так, чтобы нестись и наслаждаться ветром в лицо и скоростью. Силы, чтобы, как раньше, обгонять людей. А потом — увидев собравшихся людей не поехать домой «я же уже погуляла» а остановиться и забить на всё — танцевать с ними под барабаны, скромно, по шажочку, но зайти в круг и танцевать не по принципу «я минутку потанцевала, можно домой», а пока ритм не дойдёт до финала. И наконец-то происходит то, чего не было давно — она становится не только разумом, привязанным к какому-то телу, она становится цельной.

Двигаясь в ритм, перестаёт думать: «Как я выгляжу?» «Как двигаться дальше?», просчитывать движения и пытаясь что-то осознать. Нет, теперь всё не так — ритм проходит через тело, тело двигается иногда совершенно без контроля. Она существует — в ногах, отбивающих ритм, в руках, качающихся как им хочется, в теле, вздрагивающем под удары барабанов. На фоне светящийся мост, вокруг люди — и при этом будто никого нет. Она не мечтает что-нибудь сделать когда-нибудь, она живёт здесь и сейчас. Не двигается на автомате, будто отстранённая от собственного тела — нет, она максимально в себе, больше чем было за последний год. Удар, перестук — именно так она любит про себя озвучивать всё что делает, поэтому забыться становится легко. Забыться и влиться в ритм, который нарастает, пока не превратиться в дробь, чем-то напоминающую крик — когда кричишь так, что дрожат твои мышцы, что трясет плечи. Но теперь это не беззвучный крик — это танец, уносящий прочь, а может, наоборот — приносящий тебя в момент здесь и сейчас.

Финальный удар обрывает всё и даёт долгожданное завершение. Взмокшие, грязные волосы облепляют её лицо, люди разбредаются, стучат в барабаны, фотографируются. Она уезжает прочь, не отказывая себе ни в чём — сделать круг и посмотреть на подсветку, петь гимн России, заехать за любимым мороженым и посидеть в новой кофейне. Она не знает, стало ли ей лучше, всё ещё не знает, что делать, но она чувствует себя живой. Телефон всё ещё выключен — но теперь нет нужды за него хвататься — ведь можно просто побыть наедине с собой, наслаждаясь моментом.

Умных выводов она так и не придумала. На какое-то время она перестала придумывать вообще. Перестала давать качественную оценку хорошо-плохо.

Может быть, в этом и был весь смысл.