Найти в Дзене
Просто читатель

«Благоволительницы», Джонатанн Литтелл

Гонкуровская премия 2006 года, Большая премия Французской Академии (2006), 
Лучшая книга 2006 года по версии французского журнал Lire («Чтение»).
До конца 2007 года книга была распродана во Франции в количестве 700 тыс. экземпляров.
Гонкуровская премия 2006 года, Большая премия Французской Академии (2006), Лучшая книга 2006 года по версии французского журнал Lire («Чтение»). До конца 2007 года книга была распродана во Франции в количестве 700 тыс. экземпляров.

Неоднозначный для многих роман о 2-й мировой войне, написанный от лица офицера СД. Далеко не все я могу в этой книге принять, в частности – попытку представить зверства фашистов, как ошибку – ну, так получилось, все мы грешны, просвещенные и продвинутые немецкие офицеры не хотели уничтожать евреев, но вынуждены были выполнять приказ, и даже в чем-то, как могли, сопротивлялись. В книге в избытке описание разных извращений – сексуальных и просто психологических. Это тоже вызывает отторжение.

Несмотря на неоднозначность, в книге подняты многие вопросы, о которых не часто говорится в контексте войны. Например, как лично я бы поступил в предложенных обстоятельствах? Смог бы противостоять системе? Кроме того, интересен взгляд на войну и всё происходящее в то время со стороны протагониста. Поэтому, считаю, читать стоит.

Максимилиан Ауэ получил отличное образование в Германии. Он доктор права, увлекался литературой и философией. Весной 1939 он защитил диссертацию по праву и вступил в СД. В 1941 году товарищ уговаривает его отправиться в действующую армию:

«…специальные операции. Работа СП и СД, безопасность армии в тылу, сбор информации, осведомление и все в таком роде. Держать под прицелом солдат вермахта. Взгляды их немного устарели, в Польше возникали кое-какие сложности, никто не хочет, чтобы подобное повторялось. Не желаешь поразмыслить?» …Кто бы в здравом уме вообразил, что юристов вербуют для убийства людей без суда и следствия? …Вот так, и никак не иначе, дьявол ловит в свои сети.»

Участие в боевых действиях для Максимилиана началось с Украины. СД – служба безопасности, в их обязанности входило определение принадлежности населения к той или иной категории, контроль психологического состояния в войсках, а СС непосредственно уничтожало евреев, цыган, коммунистов. С самого начала возникают трения – как организовать расстрел, куда стрелять, сколько оружия нужно и так далее. Не все исполнители расстрелов могли жить с этим – случались самоубийства, отказы, невыполнение приказов. Некоторые старались перевестись, потому что не так представляли себе войну.

«Очень скоро с подобным дилетантством было покончено. Проносились недели, офицеры набирались опыта, солдаты привыкали к операциям; в то же время было очевидно, что все размышляли о происходящем, о своем месте во всем этом, — каждый в меру собственных возможностей. За ужином по вечерам люди обсуждали операции, рассказывали анекдоты, делились опытом, одни — с горечью, другие — весело. А третьи молчали, вот за ними-то и надо было следить. У нас уже двое покончили самоубийством; а как-то ночью еще один спросонья разрядил в потолок винтовку, его силой связали, унтер-офицер чуть не погиб. Некоторые совершали дикие, порой прямо-таки садистские выходки…»

«День ото дня обстановка в подразделении ухудшалась; офицеры нервничали, по малейшему поводу срывались на крик. Кальсен и другие отбыли к себе в тайлькоманды; они не высказывали своего мнения, но чувствовалось, насколько их угнетают новые задачи. Кериг уехал очень быстро, даже толком и не попрощавшись. Люббе болел теперь чаще, чем раньше. Командующие присылали крайне негативные рапорты о настроениях во вверенных им тайлькомандах: речь шла о нервных расстройствах, солдаты плакали, Шперат докладывал, что многие страдали импотенцией.»

Казнь в Бабьем Яру превзошла свои масштабом все ожидания даже для гитлеровцев.

«С начала истории человечества войну воспринимали как наибольшее зло. Но в сравнении с тем, что изобрели мы, война представлялась честной и ясной, многие уже стремились вырваться отсюда, чтобы укрыться за простой правдой фронта и сражений. Даже безумные мясорубки Мировой войны, через которые прошли наши отцы и офицеры постарше, казались почти справедливыми и чистыми рядом с тем, что мы явили миру.»

Блицкриг не удался. Холодная зима внесла свои коррективы.

«В чем, по-вашему, причина?» — «В нравственном упадке, я полагаю. Солдаты измождены, давно не мылись, страдают от паразитов, им даже не выдают чистого нижнего белья, да к тому же зима на носу, и они чувствуют, что худшее впереди…»

Максимилиан тоже на пределе. В Харькове в результате диверсии погибает его ординарец, и доктор отправляет Максимилиана в уже занятый нацистами Крым – поправить здоровье и нервы.

«Гауптштурмфюрер, я — врач. И я умею распознавать симптомы. Вы, выражаясь по-простому, спеклись. И не вы один: почти все офицеры команды на пределе. Так или иначе, вынужденное зимнее бездействие дает нам возможность на пару месяцев сократить штат. Часть офицеров будет уволена в запас или отправлена в длительный отпуск на лечение. Семейные вернутся в Германию. Остальные, в том числе и вы, поедут в Крым в санатории вермахта. Там, говорят, очень красиво. Через несколько недель уже можно будет плавать.»

Во время отдыха Максимилиан соглашается на перевод. Теперь он не занимается «спецоперациями», а готовит аналитические справки. Его новый начальник – Олендорф – считает политику уничтожения евреев вынужденной. По его мнению, верным решением проблемы было бы вынужденное переселение евреев, но внутренние политические противоречия в рейхе не дали событиям развиваться в этом направлении.

Служба Максимилиана далее проходит на Кавказе, где идут боевые действия. Много времени он проводит в Пятигорске, разбирается с вопросом, к какой категории отнести горских евреев, на этой почве не ладит с начальством. Затем его переводят в Сталинград, где немцы уже в котле окружения.

В Сталинграде оборона немцев на грани провала. Ауэ инспектирует войска, бывает на передовой. Кругом смерть и голод.

Для меня значимым стал эпизод с допросом пленного русского комиссара полка. Контуженному комиссару нечего терять, он знает, что умрет. Максимилиан хочет разобраться в происходящем. Завязывается откровенный разговор о сходстве и различиях двух режимов.

«Он усмехнулся: «В итоге разница между нашими системами не слишком велика. По крайней мере в том, что касается основных принципов». — «Странное для коммуниста заявление». — «Не слишком, если вдуматься. Действительно, чем отличается национал-социализм от социализма в отдельно взятой стране?» — «Тогда почему мы вовлечены в борьбу не на жизнь, а на смерть?» — «Вы ее затеяли, а не мы» <…> «Конечно. В конце концов, вы у нас все позаимствовали, в том числе в искаженных, карикатурных формах. Я говорю не о символах, о красном знамени и Первом мая. Я имею в виду основные понятия вашего Weltanschauung». — «В каком же смысле?» Он начал считать по пальцам, по русскому обычаю загибая их с мизинца один за другим: «Там, где коммунизм провозглашает бесклассовое общество, вы проповедуете расовое единство, Volksgemeinschaft, — по сути, абсолютно то же устройство, только в пределах ваших границ. Если Маркс видел носителя правды в пролетариате, вы решили приписать эту роль так называемой арийской расе, пролетарской расе, воплощению Добра и нравственности, впоследствии вы подменили классовую борьбу войной немецкого пролетариата против капиталистических государств. И в экономике ваши идеи есть не что иное, как уродливое копирование наших ценностей.»

Ауэ тяжело заболевает в Сталинграде, получает ранение в голову. Очнулся он в госпитале в Германии. Подлечившись, продолжает службу в Берлине. Обстановка изменилась – уже не все верят в победу. Война, болезнь, ранение окончательно изломала и так нездоровую психику Максимилиана. Его новое назначение связано с концлагерями.

«Начатое год назад преобразование концентрационных лагерей из структур, выполняющих карательную функцию, в поставляющие рабочую силу осуществляется не беспрепятственно». Проблема затрагивала одновременно отношения между СС и внешними службами и внутренние конфликты в недрах самой СС. Рейхсфюрер хотел бы иметь более четкое представление о причинах возникающих трений, чтобы по возможности устранить их и таким образом максимально использовать продуктивность столь значительных источников рабочей силы.»

Ауэ становится участником противостояния двух групп влияния в рейхе – Эйхмана, выступающего за «окончательное решение» еврейского вопроса, и лидера промышленного блока Шпеера. Но все усилия тщетны – маховик уничтожения людей в концлагерях закрутился, персонал и руководство фабрик смерти давно потеряли человеческий облик. Вся система настроена на уничтожение. Людей не могут живыми довезти до производства, а те, кого довезли – не в состоянии работать.

В финале в разрушенном Берлине Ауэ убивает своего друга Томаса, и по его документам сбегает во Францию, где и живет после войны.

«Я остался <…> один на один со временем, печалью, горькими воспоминаниями, жестокостью своего существования и грядущей смерти. Мой след взяли Благоволительницы».

Благоволительницы – это богини мести в древнегреческой мифологии.

Я поймал себя на том, что пытаюсь оценивать героя, как реального персонажа, а это не так. То, как написана книга – лишь форма, выбранная автором. Хотя документального в романе тоже много, использованы мемуары Гесса, например. Ауэ, с одной стороны, не оправдывает своих поступков, с другой стороны, говорит о том, что на его месте другие бы поступили также. И в чем-то он прав, но нельзя говорит от имени всех и за всех. За себя надо отвечать, прежде всего. Что ты сделал и чего не сделал в данных конкретных обстоятельствах. Да, массовые расстрелы не приносили большинству радости, «прогрессивные» фашисты выступали за замену смертной казни всем «неправильным» нациям массовым переселением или работой на предприятиях рейха – ну просто благодетели.

«Еще раз подчеркну: я не стараюсь доказать свою невиновность. Я виноват, вы нет, тем лучше для вас. Но вы должны признать, что на моем месте делали бы то же, что и я. Возможно, вы проявляли бы меньше рвения, но, возможно, и отчаяния испытывали бы меньше. Современная история, я думаю, со всей очевидностью засвидетельствовала, что все — или почти все — в подобных обстоятельствах подчиняются приказу. И, уж извините, весьма маловероятно, что вы, как, собственно, и я, стали бы исключением. Если вы родились в стране или в эпоху, когда никто не только не убивает вашу жену и детей, но и не требует от вас убивать чужих жен и детей, благословите Бога и ступайте с миром. Но уясните себе раз и навсегда: вам, вероятно, повезло больше, чем мне, но вы ничем не лучше. Крайне опасно мнить себя лучшим.»

«… Я тоже надеялся прожить достойную и полезную жизнь, ощущать себя человеком, равным среди равных, и еще стремился внести вклад, лепту в общее дело. Но я обманулся, моей доверчивостью воспользовались, чтобы совершать дела непотребные, грязные, я перешел через темные берега, и все это зло вошло в мою жизнь, и ничего уже не поправить, никогда. В словах толку нет, они исчезают, словно вода в песке, а песок заполняет мне рот. Я живу, делаю, что могу, как все вокруг, я — человек, как и вы. Уж поверьте мне: я такой же, как и вы!»