Я пошла в палату. Села на стул. Ждала минуты две. Лифт, с грохотом, раскрылся и на приличной скорости санитарки приемного покоя вкатили каталку. На каталке лежала юная, белокурая девушка. Черты лица заострились. На ее мраморно–сером лице, были огромные карие глаза. Крови и борозды на шее не было. Но я почувствовала запах – резкий запах уксуса.
- Уксус? – спросила я.
- Да, вот дура, представляешь, – сказала дежурный терапевт, – примерно 100-150 мл, минут 25 назад.
Дежурила я с медсестрой Милой (о ней писала раньше)
- Константинна, зонд и промедол? – крикнула Мила из процедурки.
- Подключичный, зонд, морфин и мочевой катетер. И, девочки, аппарат подкатите (аппарат искусственно-вентиляции легких)
Я не знаю, почему я сказала про ИВЛ. По мраморной холодной коже, синим губам было видно, что шок у девчонки тяжелый.
Поставили зонд в желудок, отмыли холодной водой, что смогли из поврежденной слизистой желудка. Я поставила подключичный катетер, Мила поставила мочевой катетер. Все это сделали после морфина в вену. Юля провалилась в тяжелый сон.
Я села заполнять историю. Монитор ровно отстукивал Юлин пульс и давление. Все было стабильно.
- Ксения Константиновна, – крикнула, вдруг, Мила.
Я повернула голову и увидела, что у Юли начался отек легких. Он развился мгновенно и был очень сильным. Дыхание стало клокочущим, сделать обычный вдох у нее не получалось.
Вернулся второй анестезиолог из гинекологической операционной. Он был товарищем немного высокомерным, считал, что женщин можно допускать только до работы медсестры, а лучше – не дальше кухни. Но я ему очень обрадовалась.
- У Вас, кто так нагрешил? – спросил он.
Считается, если у доктора во время дежурства много пациентов, значит он нагрешил. Мне всегда было интересно – какой из грехов за это отвечает.
Он помог заинтубировать Юлю. Сложно и опасно интубировать легкие, когда стоит зонд в желудке. Все нравится – не нравится, опасно – не опасно, сложно – не сложно реаниматологов и анестезиологов всегда исчезают перед интересами пациентов и необходимостью спасти жизнь.
После утреннего обхода был разбор Юлиного состояния в ординаторской. Никто не знал какие осложнения у нее могут развиться. И они развились. Через два дня у нее резко снизилось количество мочи и ее перевели на диализ.
Ближе к середине дня, пришла Юлина мама с папой и братом. Я потом разглядела, что мама очень миниатюрная женщина. Но при первой встрече, она показалась мне женщиной–горой.
- Здравствуйте, я мама Юли Голубевой, – сказала она тоном учительницы, – что с ней?
Я долго и обстоятельно рассказывала все, что прочитала в истории болезни маме, папе и брату. Они ни разу не перебили, выслушали внимательно. Папа и брат горестно качали головами. Лицо мамы застыло, я слышала, как хрустели косточки на пальцах. Мама сжимала кулаки. Когда я ушла, то через стеклянную дверь отделения услышала голос мамы:
- Господи, но почему Вы пошли в папу, почему Вы такие беспомощные.
Потом вдруг командным голосом добавила.
- Евгений, вызови мастера замки в двери сменить. Это подонок бил ее в нашей квартире.
- Да, да, Анечка, сейчас, – торопливо ответил мужской голос.
Через несколько дней выяснилось, что мама Юли большой человек в ГОРОНО и по просьбе, аж главного врача, маму пустили в палату к Юле.
Состояние Юли уже более – менее стабилизировалось. Она дышала сама, и количество мочи увеличивалось.
- Девочка моя, что ж ты наделала, глупая ты моя, – запричитала мама, – надо было, просто, приехать к нам.
Из глаз Юли, сами по себе, покатились огромные слезы.
- Мама, он меня ударил, мама.
Монитор у Юли показал пульс 140 в минуту. Я попросила маму выйти. Мама послушно вышла, я увидела, что она очень маленькая и худенькая женщина. За дверями реанимации она схватилась за сердце. Подлетел папа. Взял ее под руки. Мама стала маленькая и слабая. Она была на голову ниже мужа. Я отвела их в комнату к анестезисткам. Девчонки усадили ее на кушетку, дали воды и корвалол.
- Женя, ты иди купи, что там надо, – сказала Анна Сергеевна.
- А ты как?
- Я тут с девочками посижу, отдышусь.
Он спорить не стал и пошел в аптеку.
-Здравствуйте Анна Сергеевна, – сказала наша анестезистка Ольга, вернувшаяся из операционной.
У Оли было четверо детей. Сестра Ольги умерла от рака, и муж сестры отказался от дочери. Оля девочку удочерила. Голубева помогала с документами.
-Оленька, добрый день, – ответила Анна Сергеевна, – вот представляете, уксус, дурочка, выпила.
Голубева горько и отчаянно заплакала.
- Ей все говорили – не ходи за него замуж. Не послушала. Ладно. А он пить начал и ударил ее. Сам мне все рассказал. И главное, даже, заявление на развод подал. Хоть бы оправдывался, подлец. Нет, сказал мне, что я диктатор. Может быть, я не знаю. Но Женя у меня – Оля, Вы знаете – ни украсть, ни покараулить. Но добрее и честнее мужика, я не видела. Он и ремонт сделает и ужин сготовит. Но не умеет ничего достать. И сын в него. Я его, с детства, и на борьбу, и в карате – толку нет. Мухи не прогонит, вареньем накормит. Недавно отобрали у него права. Он дыхнул в эту их трубку. Ни протокола, ни номера этой трубки нет. Я ему говорю, сыночка может она бракованная была, где протокол, что ты пьян. Они ему только фамилию и номер кабинета сказали. Но права вернули. Сами принесли мне на работу. Мы, говорят, не знали Анна Сергеевна, что это Ваш сын.
Мама успокоилась.
- Ксения Константиновна, можно я еще к ней подойду, – попросила она.
Я не смогла отказать заплаканной маме. Мама села около кровати и взяла Юлину руку. Так они и сидели. Мама опять заплакала. Море слез надо было остановить. Я подошла к кровати.
- Юля, тебе надо было дать ему по башке чугунной сковородкой. У меня одна подруга так сделала. Все равно, потом, развелись, но руки больше, никогда, не поднимал.
- Надо было сразу к маме приехать, – скомандовала Анна Сергеевна и вытерла слезы.
Юля лежала бледная, покорная. Мне стало безумно жаль ее.
- Юля, а ты заведи себе собаку, – осенило меня.
Юля, удивленно, посмотрела на меня глаза. Мама, весело, заявила.
- Доктор – это мысль! Во!
И подняла большой палец.
Вскорости Юлю перевели в отделение и выписали.
Через три недели на дежурстве меня вызвали в малую операционную гинекологии. В предоперационной сидела Юля и мама. Оказывается, Юля была беременна. Беременность замерла. Юле сделали выскабливание матки. Все прошло без осложнений.
Через три часа я спускалась в приемный покой и в дверях гинекологии думаю, последний раз в жизни встретились мать и дочь Голубевы. Мама, как всегда, рассекала воздух перед дочкой.
Я нелепо развела руками – “Ну, бывает”, – хотела сказать я.
- Бывает, – озвучила мои мысли мама, – за глупости надо платить!
- Да, – согласилась я.
- Но, Вы знаете доктор, мы с папой, их от себя отселили. Пусть живут сами. И еще я им завела по собаке. Сыночку – овчарку, а этой тетехе, – мама посмотрела на дочь.
- Шоколадного добермана, мама, – вздохнула Юля.
- Может быть, он ее и перевоспитает, а может нет. Но руку, на нее, никто не поднимет, – сказала мама.
Я подумала, чего только не придумают родители для воспитания характера у детей!
Дорогие подписчики, спасибо, что помните. Если мои истории Вам попадутся, прочитайте, если понравятся – ставьте лайки. И очень прошу – пишите комментарии – они мне очень помогут в нашей черной жизненной полосе. Заранее благодарна всем Вам.