Варвара Степановна прожила долгую, но очень непростую жизнь. Рождена она была еще в царской России в 1894 году, пережила все перевороты, революции и войны двадцатого века, но силы и разум сохранила до самой смерти. Родилась Варвара Степановна в зажиточной семье мещан, особо от голода не страдала, мать ее Вера Павловна плела кружева и продавала английским купцам. Русские кружева ручной работы очень ценились за рубежом, и от клиентов не было отбоя. Поэтому Вера Павловна работала, не покладая рук. Отец Степан Петрович служил пожарным, получал немного, но общие доходы с женой позволяли им жить достойно. Кроме того, проживая в городе, у родителей был неплохой дом, с одной лишней комнатой, которую они сдавали приезжающим из-за границы купцам и, по их рекомендациям, другим иностранцам.
Варя росла девочкой своенравной, но работящей. Весь дом на ней одной и держался, и прибраться и поесть приготовить для семьи и гостей – это все были ее обязанности.
В 1913 году, несмотря на неспокойное время для России, к ним на постой приехал один тип, вроде и иностранец, а вроде и русский. Дело в том, что говорил по-русски он без акцента, но был манерный, как француз, а жил, кажется, в Англии. Был он красив, умен и богат.
К тому времени Варвара расцвела и выглядела очень соблазнительно, ростом она выдалась в отца, стала высокой стройной девушкой, ноги имела, как говориться, от ушей. Полная грудь, тонкая талия и округлые бедра, всё было очень пропорциональным. Лицом Варя походила на мать, тонкие черты и огромные, почти изумрудного цвета глаза. Волосы имели красивый медный оттенок и спадали локонами на плечи. Уже несколько раз к ней приезжали свататься городские повесы, но она ждала своего принца на белом коне, и родителям ничего не оставалось, как давать женихам от ворот поворот.
И вот удача: русско-французский англичанин, со звучным именем Николас, приехал в их дом. Прибыл он по делам своего отца, какого-то крупного вельможи в Париже. И быстренько управившись со всеми делами, стал думать, как ему провести оставшиеся три дня в России.
Варвара усекла его настроение, и начала напускать на красавца свои чары: то нечаянно коснётся его руки, то нагнётся, ставя перед ним тарелку, так, что обнажается её полная упругая грудь, а то так на него посмотрит, словно скажет: «Ну что же ты медлишь, я твоя!»
Вот Николас и не выдержал. В последнее утро своего пребывания в городе, он дождался, когда Вера Павловна уйдет на рынок за свежими продуктами, а Степан Петрович – на работу, тенью прошмыгнул в комнату Варвары Степановны. Варя даже проснуться, как следует, не успела, как молодой красавец оказался в её постели. Варвара откинула одеяло и замерла на месте. Конечно, её подружки – уже замужние дамы, многое ей рассказывали про «это», и Варвара не раз представляла себе свою первую брачную ночь, но всё равно первое впечатление от голого мужчины было неизгладимым!
Николас усмехнулся про себя, он знал, что может похвастать своими достоинствами, и принялся целовать и ласкать окаменевшую Варвару. Варя, придя в себя, с удивлением заметила, что не испытывает какого-либо отвращения или омерзения к обнажённому иностранцу, а наоборот, какая-то волна, то ли счастья, то ли наслаждения, захватывает её всю целиком. Варя покорилась судьбе, и отдалась красавцу.
В самый ответственный момент в комнату вошла мать, которая, не пройдя и половины пути до рынка, вдруг вспомнила, что деньги на покупку продуктов остались на столе в столовой.
Что это был за скандал!!! Это был скандал вселенского масштаба!!! Бедный Николас не знал, куда деться, а Варвара сидела молча, опустив голову и уставившись в пол. Вера Павловна ругала их обоих, позорила семью Николаса, грозила международным скандалом. Николас благодарил Всевышнего за то, что настал час его отъезда из этого дома, из города, из России.
Хотя семья Вари и не принадлежала к дворянам, но какие - никакие, а связи имелись. Благодаря, конечно, все тем же кружевам. У Веры Павловны была одна клиентка – высокопоставленная дама, княгиня, которой она нажаловалась на своего заморского гостя, и, как оказалось, очень удачно. Заказчицей оказалась родная тётка Николаса, являющаяся, к тому же, и его крёстной матерью.
Княгиня пообещала разобраться в этом скандале, в обмен на обещание Веры Павловны больше никому не жаловаться на непутёвого племянника.
К тому времени Варвара приболела, да так странно, что сама себе удивлялась. Обычно она плотно завтракала, а вечером старалась есть как можно меньше, сохраняя и без того идеальную фигуру. А теперь по утрам от вида завтрака ее воротило, а к вечеру ела всё, что под руку попадалось. Греша на молодой и здоровый организм, Варя начала полнеть. О том, что нет уже третий месяц у неё месячных, она не беспокоилась, так как проходили эти дни для неё с немыслимой болью, и каждый раз ждала она их с ужасом. А так - нет, и хорошо.
Вера Павловна, конечно, обратила внимание на странные вкусовые предпочтения своей дочери, и её начинающий округляться животик, и опечалилась. Девка - кровь с молоком, красавица, умница, а мужа нет, как в глаза людям смотреть, когда время придет рожать.
Но судьба смилостивилась над Варварой, и в один прекрасный осенний день, в их дом заявился негодяй Николас. С большим чемоданом, и букетом цветов. Варя и её мать обалдели от его появления, а он торжественно объявил, что приехал с намерением жениться на обесчещенной им девушке. Варвара была на седьмом небе от счастья, не менее счастливыми были и её родители – мало того, что ребенок родится при муже, так ещё замужество Вари на Николасе означало повышение статуса их семьи. Об этом думала в основном Вера Павловна.
Если бы она знала, что пришлось пережить Николасу, после визита крёстной к его отцу!
Тётка Эльза все рассказала своему родному брату Жану. И отец, будучи человеком жёстким, но справедливым, поставил сына перед выбором: либо он женится на той девушке из России и никогда больше не попадается на глаза родителю, но сохраняет кое-какую финансовую поддержку, либо теряет все, что имеет, а именно, свою семью княжеских кровей и дальнейшее финансирование. И в том, и в другом случае, парню запрещалось выезжать за пределы России, и вообще иметь какие-либо связи со своими родителями и другими родственниками.
Жан принял такое решение вовсе не на пустом месте. Во-первых, у него тоже была дочь Анна двадцати лет, и он не представлял, что стало бы с его семьёй, если бы её обесчестил какой-нибудь проходимец. А во-вторых, дела старого Жана шли из рук вон плохо, он был на грани разорения, купив какие-то виноградники, которые побил небывалый для Франции мороз, и хотел оградить своих детей от этого позора. Поэтому на тот момент не было ничего лучше, как женить сына, и присмотреть будущего мужа для Анны.
Николас, прекрасно зная, что отец способен на все, что угодно, ради восстановления справедливости, и пресечёт все возможные пути его отступления, ничего хорошего от родителя не ожидал. То, что невеста была не их круга, старого Жана не волновало. Его сын обесчестил несчастную девушку, и должен поплатиться за свою прихоть… или похоть. Поэтому на семейном совете Жан огласил варианты возможного развития будущей жизни его сына: либо жениться, либо стать изгоем в собственной семье без наследства и содержания. Так Николас оказался перед сложнейшим выбором. И молодой человек выбрал из двух зол, как он считал, меньшее.
Но рассчитал так: если подчиниться воли отца и жениться на той девушке из России, то со временем родители простят его, и он сможет вернуться в родной дом. Опять же появятся дети, рассуждал парень, которых отец обожает, и он смягчиться. Если же, он не женится, то, еще не известно, что ждет его дальше, без поддержки семьи. Но ключевым аргументом стал, конечно, финансовый вопрос. Поэтому, недолго думая, Николас согласился на женитьбу на девушке, которую видел лишь раз в жизни.
Вот так и свела судьба двух молодых людей разных сословий.
Приехав в тот памятный день в дом невесты, Николас, к своему стыду, не смог вспомнить даже имени девушки. И уж каково было его удивление, когда он увидел свою суженную, изменившуюся в формах. Теперь это была не хрупкая девушка, а словно набитая перьями огромная подушка. И с этим предстояло ему совместно жить! Парень, было, оторопел от увиденного, но Вера Павловна вывела его из оцепенения, и радостно сообщила, что Николас будет отцом!
Молодой красавец был к этому, конечно, не готов, и до последнего не верил, что Варя носит его ребенка. Он решил даже вернуться в родной дом, написав отцу письмо о том, что девушка оказалась совсем не из тех, кто переживает о первом своем опыте с мужчиной. На его письмо старый Жан прореагировал, как обычно, жёстко, указав, что воли своей не меняет, и выбор сыном уже сделан. Если это и не его ребенок, все равно ему нести этот крест, и воспитывать чужую кровь. Поэтому Николасу ничего не оставалось, как выполнить волю своего отца и жениться на Варе.
Свадьба состоялась через две недели после приезда жениха. Она была тихой и скромной. Молодые обвенчались в городской церкви и вернулись домой. Вера Павловна напекла пирогов, Степан Петрович из закромов достал бутылку смородиновки.
Так началась семейная жизнь в русской глубинке молодого заграничного повесы и девушки, находящейся уже на седьмом месяце беременности.
Первое время Николас очень переживал, он понял, что в этом доме он не князь, и ему нужно работать, чтобы обеспечивать свою семью. Тех денег, что высылал отец, с трудом хватало на еду. Раньше такие суммы он с легкостью проигрывал в покер, а теперь старался беречь каждую копейку. Во сне Николас часто видел своих родителей, молодых и счастливых, их родовые замки в Париже и предместье Лондона, своих друзей, которые так и не поняли, куда исчез самый щедрый к дамам лёгкого поведения приятель.
Варвара была счастлива, что сможет избежать позора - быть матерью-одиночкой. Хотя, конечно, не о такой жизни она мечтала, с большей радостью она бы переехала в Париж или в Лондон в замок мужа, стала бы княжной, имела бы слуг. Но муж почему-то упорно не хотел знакомить её со своими родителями. У Николаса так и не хватило духа рассказать правду о своем изгнании из семьи.
Ребенок побеспокоил за две недели до запланированных родов. У Вари начались сильные схватки, и отошли воды. Она очень мучилась, плакала, кричала. Была ночь, Вера Павловна сбегала в соседний дом, где проживала семья врачей. Вместе с соседкой мать принимала роды. Как ни странно, но все прошло благополучно, и уже к обеду Варя, очень усталая, но счастливая, прикладывала к груди малыша.
Николас всю ночь не сомкнул глаз, лежал в постели и страдал о том, что вот появляется на свет неизвестно чей ребенок, а ему его кормить и воспитывать. Но вместе с тем он переживал за свою жену, слыша ее крики, и с радостью помог бы ей, но боялся крови, поэтому так и не вышел, пока не услышал детский плач.
О том, что мальчик родился немножко недоношенным, но более или менее здоровым, Николасу сообщила та самая врач, принимающая роды у Варвары. Николас сделав нехитрые подсчеты, пришел к выводу, что, все-таки, отцом ребенка является именно он, так как Варя досталась ему девицей и не могла иметь любовника до него. Обрадовавшись этой мысли, Николас уже больше не сомневался в своей жене, и полюбил сына, как никогда никого в жизни не любил.
Радостное письмо о том, что он стал отцом, сразу было отправлено в Париж, и через две недели пришла ответная весточка, в которой сообщалось, что его отец умер от разрыва сердца за два дня до рождения внука.
Шел 1914 год, в России уже началась война, которая, к слову, каким-то чудным образом мало отразилась на молодой семье.
Павел – так назвали мальчика, рос тихим, здоровым и крепким, копией своего деда Жана. Николас очень переживал из-за смерти отца, оттого, что не может выехать из-за беспорядков в России в Париж. И вместе с тем обожал Павлика и, кажется, даже влюбился в свою жену, которая восстановила былую форму, и выглядела даже лучше, чем раньше.
Так в счастье и домашних хлопотах прожили они год. Малыш подрос, Николас работал, Вера Павловна, как и раньше, плела кружева.
Однажды с очередным заказом к Вере Павловне пришла тётка Николаса – Эльза. Два года она прожила в Америке, и совершенно забыла о том скандале, который произошел из-за её племянника. Каково же было её удивление, что Николас живет в этом доме и воспитывает сына. Собственных детей у Эльзы не было, и она прониклась к Павлику, как к родному ребёнку. Она брала его в свой дом, который был в десять, если не в двадцать раз больше Вариного, и даже предлагала переехать молодой семье к ней. Но Вера Павловна воспротивилась, она тоже любила внука, и расставаться с ним никак не хотела, тем более не соглашалась на переезд, пусть даже в царские хоромы, но к чужим, как она считала, людям.
Компромисс нашелся сам собой. В два года Павлик заболел, как оказалось, у него началась сильнейшая аллергия на черный дым, шедший из огромной трубы открытого месяц назад завода на окраине. Оставаться в городе становилось для ребёнка опасным. И тётка Эльза предложила Николасу с семьей переехать в её поместье, за пятьдесят километров от города.
Поместье было большим, приносило неплохой доход. Несмотря на отмену крепостного права, все крестьяне остались в деревне у Эльзы, так как она никого не обижала, всем нуждающимся помогала, даже здоровалась и просто могла поговорить с дворней о жизни. Эльзу любили все, сердце у нее было золотое.
Управляющим в доме работал Николай, имеющий в деревне родителей. Николай был молод, и только полгода, как сменил на посту своего дядьку, утонувшего зимой в речке при спасении коровы, неведомо как провалившейся под лёд.
Эльза теперь большей частью жила в поместье, помогая Варе воспитывать внучатого племянника. И лишь изредка выезжала в город по делам.
Довольны были все: Николас тем, что попал в привычную обстановку, Эльза – что может быть рядом с Павликом, Павлик – что можно бегать и ползать, куда ему вздумается, Варя – что, пусть и не в Париже, но у неё все-таки есть слуги. Был доволен и управляющий Николай, по уши влюбившийся в молодую хозяйку.
Павлик на свежем воздухе окончательно окреп, и почти совсем не болел. У Варвары открылся талант к управлению прислугой, она была к ним строга, но справедлива, поэтому, благодаря ей, в доме всё сверкало чистотой, на зиму вовремя заготовлены продукты и сделаны важные распоряжения. Тётка Эльза всё удивлялась, откуда в мещанской девке такие склонности к ведению хозяйства на высоком уровне. Она хвалила Варю, и полностью уже отошла от деревенских проблем, лишь наслаждаясь природой и общением с Павликом. А Варвара Степановна, где кнутом, а где пряником, подгоняла дворню, лично следя, чтобы каждый был занят своим делом. Влюбленный Николай во всем потакал барыне и многому её научил, ведь не могла же знать городская девчонка, что и когда на полях поспевает, и как с этим урожаем поступать. Люди ее тоже уважали за то, что смогла в короткие сроки во всем разобраться, и лично участвовала в жизни деревни.
Варваре очень нравилась ее новая жизнь, она чувствовала себя хозяйкой в собственном доме, отдающей распоряжения, а не выполняющей поручения, как это было в доме родителей.
Но счастье это продлилось недолго. В сентябре тетка Эльза уехала в город и пропала. От неё не было вестей примерно месяц. Николас забеспокоился, и поехал узнать, что случилось с крестной. Отсутствовал он дня три. Варя только успела закончить со всеми заготовками на зиму, и облегчённо вздохнула – всё! Последняя баночка закрыта, грибы высушены, мясо прокопчено. Только она успела всё записать в свой блокнот, необходимый для порядка ведения хозяйства, как вдруг услышала, что к ней в будуар бежит Николай, и громко орет. «Что-то случилось», – пронеслось в голове, когда перед ней появился управляющий, и чуть отдышавшись, попросил:
– Варвара Степановна, живо собирайтесь, берите Павла, самое необходимое и пойдемте со мной.
Варвара, как хозяйка сначала решила отругать Николая за то, что он ворвался в женскую, можно сказать, интимную часть дома, куда даже муж заходил только в крайнем случае, но сердце подсказывало, что визит слуги в хозяйский будуар не может быть без крайней причины, значит, все-таки, что-то произошло.
– Что-то случилось? – как можно более строго спросила Варвара, а у самой внутри все перевернулось от ужаса, который читался в глазах Николая.
– Случилось. Какая-то там революция случилась. В городе всех богачей арестовывают, дома дворянские горят, говорят, даже охота на царя нашего объявлена, - перекрестившись, рассказывал Николай. - Нашу госпожу - мадам Эльзу, арестовали, это уже точно, она же иностранка, хоть и с русскими корнями. Не трогают только рабочих и крестьян, а они в свою очередь к революции присоединяются.
– Откуда ты все это знаешь? – спросила Варвара.
– Знаю! Брат у меня двоюродный – он гончаром в городе. Только что приехал, такие ужасы рассказывает. Он лично видел, как нашу барыню в полицейскую карету сажали уже неделю, как она арестована.
– Поэтому она и пропала, – подумала вслух Варвара, – А хозяин? Про него что-нибудь известно?
Николай мотнул головой, и продолжил:
– Петька рассказал, что был на каком-то собрании, революция эта, говорят и до всех деревень не сегодня - завтра, докатится. Варвара Степановна, только день у вас есть, решайтесь. Я вас с Павликом в обиду не дам. Раз уж крестьян не трогают, поживете немного у меня, хоть и не хоромы, а все безопаснее. В деревне вас любят, так что никто не выдаст. А все уляжется, так и вернётесь в хозяйский дом. Переждать только надобно.
Варвара недолго думала, раз уже тётку Эльзу арестовали, то действительно начнут проверять её имущество, а наша деревня самая близкая к городу, так что, если всё это правда, то нужно как можно дальше бежать отсюда.
За ночь они с Николаем перетаскали всё необходимое в дом его родителей, несколько смущенных появлением у них барыни с сыном. Но возражать не смели. Перенесли из погреба малую часть из запасённых продуктов, по мешку одежды Вари и Павлика. Про какие-либо тайники в доме Варвара не знала, взяла лишь деньги, которые выручила за продажу мёда, других же ценностей, таких, как картины и старинная мебель, не тронула, чтобы не привлекать внимание революционеров на отсутствие роскоши в поместье. Варвара прихватила и все документы, в которых значились они с сыном.
К утру огромный дом опустел.
Павлик проснулся рано утром в чужой маленькой комнатке, рядом на одной с ним кровати спала мама, уставшая от ночного переезда. Он слез с кровати и пошел обследовать дом. Дом был небольшой, но чистый, имел две комнатки и сени. Одну комнатку выделили Варваре Степановне: неширокая кровать, стол со стулом и шкаф. В другой - ютились Николай с родителями. Как выяснилось, Варвара заняла комнату Николая, и ему пришлось перебраться к своим старикам, постелив себе на лавке. Эта комната была чуть больше, но она одновременно служила и спальней (родители спали на печи), и кухней, и столовой, и гостиной. К тому же являлась проходной, поэтому, выйдя из спальни, Павлик сразу наткнулся на лавку, где спал Николай. Его родители уже встали, мать - Марья Ивановна готовила завтрак, а отец – Федор Андреевич, ушел куда-то по делам в деревню.
Увидев незнакомую обстановку, а в ней незнакомую старушку, Павлик испугался и с плачем бросился обратно к маме.
Варвара открыла глаза, и не сразу сообразила, где находится. Лишь вспомнив свои ночные труды, она всплакнула, опечаленная своей будущей судьбой.
Был октябрь, природа радовала хорошей погодой, солнечный луч пробрался сквозь крошечное окно комнатки, и Варвара подумала, что все это ерунда, нет никакой революции, и ничего ей не может угрожать. Она уже, было, решила сказать Николаю, что возвращается в хозяйский дом, как услышала, что входная дверь с шумом открылась, и в избу вошли несколько мужчин.
– Здорово, мать, – услышала Варвара громкий голос, – Накорми-ка нас чем-нибудь, устали мы с дороги.
– А кто ж вы такие будете? – поинтересовался Николай, вставая с лавки.
– Мы, друг, революционеры, – с гордостью произнес другой мужчина.
– Революционеры, – повторил Николай, – Это что ж это за профессия такая?
– Темный ты человек! – произнес третий мужчина, – Революционеры, это те, кто свергает помещиков и капиталистов, и заботиться о бедняках, не должно быть в современном обществе бедных и богатых, все должны быть равны!
– Вся власть рабочим и крестьянам! – пояснил первый мужчина.
В это время Марья Ивановна пригласила нежданных гостей к столу.
– Да, лихо Вы все закрутили, пожалуй, соглашусь, что все должны быть равны, – отозвался Николай.
– Как тебя зовут, парень? – спросил всё тот же революционер.
– Николай я, Леонов.
– Вижу, Николай, ты понимаешь нашу политику, предлагаем тебе вступить в наши ряды.
– И что делать надо? – спросил Николай.
– Наша задача, выявить помещиков, раскулачить, взять у них всё самое ценное, и раздать беднякам, – пояснил один из мужчин.
– А у нас и помещиков в деревне нет, – отозвался Николай.
– Как нет, а усадьба вон у вас имеется. Вся ухоженная, видно, что жилая, – удивился революционер.
– Так хозяйка уехала месяц назад, так и нет ни её, ни распоряжений. А я, между прочим, сам за усадьбой присматриваю, типа управляющего. Дом жалко, добротный, большой, вот и смотрю за ним.
– Значит, прислуживаешь этим… – рассердился кто-то из мужчин.
– А что прикажете делать, старики мои уже не могут сами о себе позаботиться, – тут в спальне раздался плач Павлика, которого мать не пускала в комнату, и Николай продолжил, - Жена вон захворала, сын маленький растет. А вот так на блюдечке никто хлеба не принесет. Думаете мне в радость слугой быть? Все только ради семьи!
– Понимаем тебя, Коля. Таких, как ты миллионы, но революция освободит вас от позорного гнета богачей, скоро вся твоя семья, по-настоящему будет свободной и счастливой.
Революционеры встали из-за стола и, поблагодарив хозяйку за угощение, направились в усадьбу.
Николай, вдруг стукнул себя в лоб, и пустился за ними. Вернулся он через три минуты, Варвара была уже одета в платье, ранее очень красивое, а теперь с оборванными кружевами, и помогала Марье Ивановне убирать со стола.
– Я им ключ от усадьбы дал, чтоб дверь не ломали, – сказал Николай. А Варвара кинулась ему на грудь и расплакалась, благодаря сквозь слезы за то, что он для неё и Павлуши делает.
– Ну что Вы, Варвара Степановна, перестаньте. Всё пройдет, всё будет по-старому, – успокаивал ее Николай, но уже и сам не верил своим словам.
В этот момент Варвара оторвалась от его груди, вытерла слезы и сказала:
– Значит так, давайте договоримся, теперь я для тебя, Коля, не Варвара Степановна, а жена, раз уже ты сам этим мужикам объявил. Поэтому называй меня просто Варей.
На том и порешили. Революция набирала обороты. Уже в январе 1918 года в доме тётки Эльзы устроили штаб реввоенсовета, а Варвара устроилась к коммунистам полы мыть. Николас так в деревне и не появился, и Варвара считала его уже погибшим. Роль счастливого мужа удавалась Николаю очень хорошо, он ее и не играл, потому как уже давно был влюблён в красавицу Варю. Николай тоже работал на революцию, был, так сказать, снабженцем – в его задачу входило обеспечение продовольствием революционеров. Поэтому запасённые на зиму Варварой продукты таяли на глазах. Всё шло своим чередом, многие крестьяне вступили в ряды революционеров, и ездили по всей России, организуя митинги, раскулачивая остатки помещиков, помогая беднякам. Варя уже смирилась со своей участью и жила так, как живётся, не ожидая от будущего каких-либо положительных перемен.
Прошел год с начала революции. Революционеры решили отметить эту знаменательную дату, и устроили праздник в бывшем доме тётки Эльзы. Надо сказать, что внутри было пусто, все вещи, имеющие хоть какую-нибудь ценность, словно испарились. Не было ни картин, ни старинной мебели, даже красивая кованая лестница исчезла, а на её месте появилась деревянная, грубой и не очень умелой работы. Праздник длился до самой ночи, реки наливки собственного Вариного производства, делали из коммунистов пьяных свиней. И когда утром Варя и Николай пришли убираться и подсчитать убытки, то увидели такую картину.
Одетые в фуфайки и тулупы мужчины спали на диванах, в креслах, на стульях, на полу. Везде была грязь, валялись объедки, пролитое спиртное прилипало к ботинкам. Варя, окинув взглядом результат пиршества, тихо заплакала. Ей еще ни разу не приходилось видеть такой беспорядок.
Николай принялся успокаивать ее, в этот момент проснулся один из мужчин – бывший крестьянин Егор Власов, валяющийся на полу, и, противно улыбнувшись, произнес:
– А вот и хозяйка объявилась. Ну, давай иди сюда, шваль! Неужто, я похуже Кольки или твоего барина буду?
Договорить Власов не успел, потому что Николай огрел его по голове первым, что попалось под руку, а именно тяжеленной[ПW1] статуэткой вождя, стоящей на столе.
Струйка крови потекла по лицу Власова, он широко раскрыл глаза, испустил протяжный стон и умер.
Варя стояла, оцепенев от ужаса. Она оказалась свидетелем убийства. Все, что угодно она ожидала от Николая, но только не этого. Николай же подскочил к Варваре, крепко её обнял и сказал:
– Другого выхода не было. Он мог про тебя рассказать своим товарищам, тогда бы нам не поздоровилось.
– Но как же теперь быть, – всполошилась Варвара, – Ты его убил.
– Не волнуйся, иди домой, только никому ни слова, поняла? – Варя кивнула, – А я что-нибудь придумаю.
Варвара пришла домой мрачнее тучи. Маленький Павлик еще спал. Он уже привык к новой семье, и называл Николая папой, а его стариков, дедушкой и бабушкой. Через полчаса дома появился и Николай, он шепнул Варваре, что он всё уладил, и спокойно сел пить чай.
Еще через десять минут Варвара услышала, как кричат люди: «Пожар!», и увидела, пробегавших мимо односельчан.
Варя округлила глаза, шепнула: «Ты с ума сошел», и бросилась к своему бывшему дому.
Поместье полыхало так, словно было сделано из бумаги. Варвара подбежала одной из последних, следом за ней появился и Николай. Возле пожара стояли двенадцать из тринадцати коммунистов.
– Что случилось? – запыхавшись, спросил Николай у мигом протрезвевших революционеров.
– Не знаем, загорелось вот, – отрешенно сказали мужики.
– А где же Егор, Власов который? – спросил кто-то из прибежавших деревенских.
– Егор остался там, – указал на пожар глава местного реввоенсовета Илья Владимирович.
Кто-то заохал, кто-то запричитал. Через два часа от огромного дома осталось лишь каменное крыльцо. Обгоревшего Власова похоронили, и поставили ему памятник, как заслуженному революционеру.
Коммунисты во главе с Ильей Владимировичем покинули деревню, перебравшись в другое отобранное поместье за тридцать километров от этого места.
Через девять дней Глава лично приехал на поминки Власова, и объявил, что в ходе расследования было выяснено, что Власов погиб от ожогов, причинённых себе при неаккуратном обращении с огнем. Картина складывалась следующим образом. Власов выпил лишнего на празднике и заснул под лестницей. Проснувшись, он решил закурить, что собственно и сделал. Не докурив папиросу, Власов снова заснул. Папироса упала на его одежду и загорелась, загорелось и все остальное вокруг Власова, в том числе, и деревянная лестница, которая обрушилась прямо на беднягу Егора и проломила ему голову.
Слушая Илью Владимировича, Николай кивал, словно подтверждая его слова.
Дома Варвара облегченно вздыхала и призналась, что с ее души свалился камень, ведь каждую минуту она ждала, что Николая арестуют за убийство Власова.
– Коля, а как же остальные из огня выбрались? – спросила Варвара.
Николай загадочно улыбнулся, взял пустое ведро и крикнул в него:
– Вставайте, беда пришла, спасайтесь, кто может!
– Шутишь? – засмеялась Варвара.
– Нет, не шучу, все так и было, – обнял Варю Николай.
– А что же они про это ничего не сказали?
– Варя, ну сама подумай, какой коммунист признается, что его от смерти спасло приведение!
Революция свершилась, а жизнь, как была тяжёлой, так и осталась, особенно для Варвары, не привычной к земледелию. Теперь, с образованием в деревне колхоза, Варя с утра до ночи пропадала на грядках, или ухаживала на ферме за скотиной. Она так и жила с Николаем в доме его родителей. Для односельчан она оставалась его женой, и уже почти все в деревне позабыли, что она их бывшая хозяйка. И сама Варвара забыла о своем прошлом, о городе, о Николасе, пропавшем почти двадцать лет назад, она была счастлива с Николаем, который до конца жизни любил свою Вареньку. Про Николаса вслух не говорилось, поэтому Павлуша не знал, что не является родным Николаю. Для Павлика он был единственный и самый любимый папочка. Больше забеременеть Варвара так и не смогла, видимо сказался на ее здоровье тяжёлый колхозный труд.
Между тем, Павел рос, крепчал, на глазах превращаясь из прыщавого подростка в красавца мужчину, похожего на Николаса. Вот и девушку он себе в жены выбрал, красивую, кроткую, работящую. Сыграли свадьбу, вся деревня гуляла! И в 1937 году родился у него сын Василий.
Все шло своим чередом, пока не началась Великая Отечественная Война. Варваре тогда исполнилось сорок семь лет, это была уже не та городская красавица, а измученная жизнью рано постаревшая женщина. Павлу было двадцать семь, когда его отправили на фронт. Николай на три года старше Варвары тоже рвался на фронт, но его не взяли по состоянию здоровья. Несмотря на это, Николай самовольно отправился воевать, где и был убит немецким снайпером где-то под Курском.
Павел писал нечастые письма жене и матери, но не рассказывал им, как тяжело воевать, что его не сильно, но все-таки ранило в плечо, что от голода и болезней гибнут его товарищи.
Варвара чувствовала материнским сердцем, как не сладко приходится её сыну, и в день получения Павликом ранения выбросила из своего и без того скудного гардероба всю цветную одежду, оставив только черные платья и юбки, и одну белую блузку, на случай, если Павел вернется домой целый и невредимый.
Однажды, встав, как обычно, ранним утром, Варвара поспешила к колодцу. Уже издалека она заметила, что у колодца собралась толпа женщин – всё, что осталось от сельского населения, они что-то возбуждённо выясняли. Подойдя поближе, Варвара поняла, что беды продолжаются - на деревню идут немцы.
И словно в подтверждение этим словам, женщины услышали крики мчавшихся со стороны леса ребятишек: «Танки!!!»
Женщины остановились, как вкопанные, и через пять минут увидели, что по дороге едет танк. Все замолчали. Танк остановился напротив колодца. Из него вылез красивый молодой немец, подошел к женщинам, взял из рук одной пустое ведро и набрал чистой воды. Потом он забрался обратно в танк, видимо перелил куда-то воду, и снова появился из люка. Он подозвал к себе одного из прибежавших мальчишек, и вернул ему ведро, поблагодарив женщин по-немецки.
Танк проехал к концу деревни и остановился. Женщины пошли по домам. Немцы немцами, а домашнее хозяйство требовало немалого внимания. У Варвары тоже было дел невпроворот - накормить кур и гусей, почистить курятник, собираться на работу в колхоз. Теперь Варваре помогала невестка – Полина и внук Васька. Жили они втроем, ждали возвращения с войны Павла. Обе женщины работали в колхозе. Васе было уже пять лет, он понимал, что идет война, и, как и все мальчишки того времени, мечтал убежать на фронт.
Полина уже ушла на работу, Васька, схватив своего любимого плюшевого медведя, с которым еще играл его отец, когда был таким же маленьким, увязался за ней.
Варвара готовила завтрак, когда входная дверь без стука отварилась, и в комнату вошёл пожилой немец и молодая девушка – переводчица.
– Доброго вам утра, хозяйка, – переводила девушка.
– Доброго, – ответила Варвара, – Надо чего, или сразу убивать будете?
Девушка перевела немцу, он рассмеялся и сказал:
– Здесь не война, мы мирных жителей не убиваем, сражаемся на фронтах, нам бы перекусить, да переночевать, и мы дальше уйдем.
Немец внушал доверие, был высок и статен. «Раз имеет переводчицу, значит большого звания», – решила Варвара и подала на стол завтрак: яичницу с луком и лепешки с квасом. Гости поели, поблагодарили за угощение, и пообещали прийти переночевать.
– Только этого мне не хватало, – всплеснула руками Варвара, и ушла на работу.
Вернувшись вечером домой, она почувствовала неладное, дверь оказалась приоткрыта, и в доме явно кто-то был. Она с опаской заглянула в дом. В комнатах проходил обыск. Что искали, непонятно. Была слышна немецкая речь. «Гады!» – пронеслось у Варвары в голове, и она потихоньку вышла из дома и побежала обратно на работу, предупредить Полину, чтобы они с Васькой не возвращались.
Васька, услышав, что в их доме немцы, рвался в бой, расстрелять фашистов. Полина, сначала отшлепав его, как следует, теперь держала сына на руках и жалела. Куда идти, они не знали, и решили дождаться ночи в лесу.
Когда стемнело, Варвара, оставив Полину и спящего Ваську на поляне леса, отправилась проверить, что происходит в её доме. Деревня спала. Лишь изредка где-то лаяли собаки. Подойдя к открытому окну дома, Варвара услышала, как в доме храпят люди. И кто-то шепотом переговаривается по-немецки. Варвара узнала голос переводчицы. В этот момент она оступилась, и голоса в доме смолкли. Через мгновение в дверях появилась фигура офицера, приходившего утром.
Немец сразу увидел Варвару, и она, поняв это, уже хотела обрушить весь гнев на него. Но он приложил палец к губам, и сделал знак «ТИШЕ». Он позвал тихим шепотом: «Хельга». Вышла переводчица. И они втроем отошли подальше от дома.
– Простите, фрау, что так получилось, – переводила Хельга слова офицера, – Я не виноват, что эти олухи так поступили с вами. Иногда они нормальные люди, а иногда сволочи. Я не одобряю их действий, вы должны знать.
– Но вы же обещали, что никто не пострадает, – возмутилась Варвара.
– Я не думал, что они так нагло захватят Ваш дом. Я им не командир, я дипломат, а подчиняются они только своему командиру. Хотя до этого речь шла о том, что солдаты будут вести себя достойно с женщинами и детьми.
– И как же быть теперь нам? – словно сама себя спросила Варвара.
– Вы где-нибудь переждите пару тройку дней, потом мы уйдем. Но учтите во многих домах сейчас наши солдаты, поэтому сначала Вам нужно проверить.
Варвара молча уходила в лес, а офицер с переводчицей также молча смотрели ей вслед.
Варвара с невесткой решили к утру пойти через лес в соседнюю деревню и остановиться там у родственницы Полины. Васька был голодный, не выспавшийся, все время хныкал. Полина несла его на руках, успокаивала, боялась, что кто-нибудь из немцев услышит, что плачет ребенок. До деревни было километров десять, но через лес идти неудобно, к тому же обе женщины быстро устали от того, что практически не спали ночью.
Наконец к полудню они добрались до двоюродной бабушки Полины – Степаниды Аркадьевны. Бабульку эту в деревне никто не любил, полагая, что она настоящая колдунья. И сама Полина побаивалась старуху еще с детства. Степанида была сухой, маленькой и очень шустрой. Насчет того, что бабка – колдунья, Варвара сильно сомневалась, а вот что травница она хорошая, и всякие болячки своими настоями лечит – это знала наверняка. Случалось ей обращаться пару раз к Степаниде за помощью.
Старуха обрадовалась, увидев внучку и правнука, и, конечно же, разрешила пожить им какое-то время у себя.
Василий сначала тоже боялся прабабку, но потом привык к ней. Прожили они у Степаниды Аркадьевны примерно месяц, так как немцы задержались в их деревне по неизвестным причинам. Каждые три дня Варвара или Полина ходили через лес и проверяли, не ушли ли фашисты, а потом расстроенные возвращались обратно.
За время проживания у Степаниды Варвара сблизилась со старухой, помогала по хозяйству и даже ходила с ней собирать лечебные травы. Степанида ценила помощь, и сделала много разных настоек для Варвары и её семьи, а также научила разбираться в травах.
Васька познакомился с местной ребятней, но мальчишки его не больно жаловали, считая мальчика правнуком «злой ведьмы». Мальчик же не очень переживал, а, наоборот, пользовался этим статусом, и всех грозил превратить в лягушек.
Однажды, играя на улице со своей любимой и единственной оставшейся игрушкой, которую он прихватил месяц назад из дома, к нему подошли деревенские ребята и отняли медведя. Вася сначала расстроился, и решил уже заплакать, но вовремя вспомнил, что он мужчина, и бросился отбирать медведя. В результате потасовки у плюшевого животного оторвалась голова и передняя лапа, а из туловища игрушки выкатился небольшой клубочек, на который никто из мальчишек не обратил внимания. Заметила клубок только маленькая Лидочка, смотревшая на драку со стороны. Она подобрала его, положила в карман и убежала домой.
В этот момент из леса появилась бабка Степанида. Увидев её, детвора бросилась врассыпную, с криками «Ведьма идёт!» Только маленький Василий остался на улице, прикладывая оторванную голову и лапу к медведю. Он не плакал, но был очень обижен. Степанида взяла части медведя и пообещала всё пришить обратно. Мальчик ещё больше зауважал старуху. Через пару часов медведь был как новый.
Вечером того же дня Варвара, в очередной раз ходившая на разведку, сообщила, что не сегодня-завтра немцы уйдут. Так ей сказала Хельга, встреченная возле леса.
Варвара, Полина и маленький Вася очень обрадовались, но решили выждать ещё три дня прежде, чем возвращаться домой.
Маленькая Лидочка, тем временем игралась с клубочком в соседнем со Степанидой доме. Ее мама Агафья Никитична – умница и рукодельница, увидев небольшой клубок ярко красной шерсти, решила пустить его в дело - сделать оборочку на юбочке для Лиды. Поначалу девочка не хотела отдавать матери свою новую игрушку. Клубок был такой крепкий и ровный, напоминал небольшой мячик, о котором так мечтала Лидочка. Но когда Агафья рассказала дочке, что хочет украсить этими нитками её юбку, то девочка, представив себе обновку, сразу же разрешила забрать клубок.
Мама вязала, и лицо ее хмурилось по мере того, как разматывались нитки. Из клубка выпадали золотые вещицы: две пары серёжек, браслет с камешками, кольцо. Юбка была готова, а Агафья не могла понять, как клубок с драгоценностями попал в руки её маленькой дочки. Как можно мягче Агафья спросила Лиду:
– Доченька, где ты взяла этот клубочек?
Лидочка во всех подробностях рассказала, как ребята отняли у Васьки медведя и разорвали пополам, как из него выкатился клубок ниток, и что она уже несколько дней играется с ними.
– Это чей же такой Васька будет? – спросила мать, перебирая в памяти всех деревенских мальчишек.
– Да это Васька, мам, который у колдуньи живёт, – объяснила Лида.
Тогда только Агафья вспомнила о том, что впервые за много лет в доме её соседки появились родственники. Признаться, Агафья тоже побаивалась Степаниду, а ну, если всё это правда, что она своими заклинаниями человека в мышь превратить может. Да и неспроста у маленького мальчика такие ценности были в игрушке спрятаны. А если это заколдованные старухой люди? А может, этот Васька перенял у бабки способности к колдовству, и сам наколдовал себе богатство! Так думала Агафья, рассматривая старинные украшения.
В другом случае она, не задумываясь, оставила бы все эти ценности себе, и помалкивала бы о них. Но здесь Агафья чувствовала, что дело нечисто, что непременно находка связана с магией. Клубок вон и тот из ниток цвета крови, колдовской значит. Как ни задумывалась женщина, а приходила все время к одному и тому же.
Новая юбочка очень понравилась Лиде, и она её снимала только перед сном. Агафья, сделав для себя выводы на счет магии в нитках, решила, что не место им на детской одежде, и распустила связанную оборку. Она так же, как и раньше смотала клубок, положив найденные сокровища на место. И на следующее утро подбросила клубочек в соседский сад к Степаниде.
Тем временем Варвара с невесткой и внуком вернулись в свой дом. Задняя стена, подстроенной четыре года назад Павлом комнатки, была черной от гари. Видимо немцы хотели спалить дом, но что-то им помешало довести дело до конца. После себя они оставили невероятный бардак. Но делать было нечего, поэтому Варвара и Полина, стиснув зубы, вымывали тонны фашистской грязи. Особенно обидным для женщин было найти и без того немногочисленные, но бесповоротно испорченные фотографии своих мужей, которым были выжжены глаза. Не нашли они и ни одного своего документа. А, кроме того, немцы забрали всю мужскую одежду, бывшую в доме.
Только через неделю Варвара с невесткой смогли привести дом более или менее в порядок. Как оказалось, дому требовался капитальный ремонт, потому что потолок провис, пол провалился, да и обгоревшая стена выглядела не лучшим образом. Но без мужских рук, об этом можно было и не думать.
Варвара и Полина вернулись на работу, как выяснилось, колхоз практически стоял этот месяц бесхозным - почти все жители разбежались по окрестным деревням. Скотина дохла от голода, поля зарастали травой. Тут тоже было работы невпроворот. Поэтому все женщины теперь с утра и до поздней ночи пропадали в колхозе.
Васька рос не по дням, а по часам, был самостоятельным, сам кормил домашнюю птицу, и даже иногда мог поджарить яичницу для всех на ужин, удивляя бабушку и маму.
Павел писал, что у него все нормально, и Варвара, почему-то, не так уже за него переживала. Видно чувствовала, что он её не обманывает.
Так прошел еще один год войны. В колхозе дела наладились. Васька пошел в первый класс, увлекался чтением.
Однажды Варвара решила разобрать старые Васины игрушки, которые он уже забросил, и наткнулась на того когда-то любимого Павлом, а потом и Василием плюшевого медведя. Голова медведя держалась на честном слове, и холодок прокатился по спине бабы Вари, когда она увидела черные полуистлевшие нитки. Аккуратно оторвав голову, Варвара запустила руку в вату, набитую в туловище. По телу пробежали мурашки, и она тихо заплакала. Клубка ниток, спрятанного ею двадцать пять лет назад в этом медведе, не было. Честно сказать, она уже и забыла про него, и вообще старалась не вспоминать о прошлой обеспеченной жизни.
Вытерев слезы, баба Варя подошла к внуку, читающему какую-то книгу про пиратов, и показала медведя:
– Видишь, Вася, не играешь больше в игрушки свои, они обижаются и рвутся.
– Бабуль, не беда, ты пришей мишке голову, и он будет опять как новый, как тогда, – нашёлся мальчик.
– Как тогда, это когда? – напряглась Варвара.
– Ну тогда, когда мы у бабы Стеши жили, – не отрываясь от книжки сказал Василий.
– Как у Степаниды жили – помню, а вот чтоб игрушку твою зашивали – нет, – не унималась Варвара.
– А-а, – протянул Вася, – Ты тогда ходила немцев смотреть, наверное.
И Васька рассказал про драку с мальчишками, про то, как они порвали медведя, и как баба Стеша разогнала их одним своим появлением, а потом пришила все оторванное от игрушки на место. Ни про какой клубок Вася не упомянул, и Варвара осторожно спросила:
– И что, прям вата из медведя торчала?
– Ага, клок такой здоровенный.
– И больше ничего не было? Может, какой клубочек выкатился?
– Не-а, ничего, – тут Вася отложил книжку и спросил, – А что там сокровища были спрятаны?
Варвара не ожидала такого вопроса, поэтому нахмурилась и только отмахнулась: «Скажешь тоже ерунду какую-то».
Вечером, управившись с делами, Варвара долго не могла уснуть, все думая, куда мог подеваться клубок, в который она так бережно смотала то немногое, что нашла в доме тётки Эльзы, когда в спешке покидала его.
«Значит, Степанида клубок подобрала и забыла вернуть. Где его теперь искать, столько времени прошло. Жалко все-таки, хоть и немного там спрятано, а все же хоть какое-то обеспечение для семьи. А с другой стороны, не моё это все, Эльза мне только кольцо подарила с наказом не носить его. Что это за украшение такое, если и носить нельзя. Посмеялась она надо мной тогда, что ли. Да и куда мне оно теперь, руки огрубели, не полезло бы мне оно сейчас. О чем я только думаю, нет теперь ничего, значит не судьба» - думала Варвара, уже засыпая.
Следующим утром, собираясь на работу, она услышала, как к их дому подъезжает телега. Это был Никита Ильич - отец Агафьи, соседки Степаниды Аркадьевны. Был он тяжело ранен на фронте в живот, и его комиссовали из армии месяц назад. Раны были свежие, и очень тревожили его.
Никита Ильич прошел в избу и сообщил, что со Степанидой что-то случилось, так как не видать её уже с неделю. А два дня назад возле её дома, как собака пробежит, так обязательно завоет. Вот всей деревней и решили родственников позвать. Сами-то в дом побоялись заходить, вдруг какое колдовство там. Но и так оставлять нельзя, если старуха и померла, так ее похоронить надо, хоть и ведьма она. Почему-то только вой собак стал тревожным сигналом в деревне. А то, что входная дверь была раскрыта настежь уже несколько дней, несмотря на ночные осенние заморозки, на это соседи внимания не обратили.
Заехав в колхоз и отпросившись у председателя с работы, Варвара с невесткой отправились вместе с Никитой Ильичом в соседнюю деревню. Ваську оставили дома за старшего, чему он очень обрадовался.
У дома Степаниды толпились женщины, никто из них не смел переступить порог дома. Дверь трепало ветром, от ее ударов становилось жутковато, а рядом выла собака.
Варвара прогнала собаку, а сама строго спросила у Никиты Ильича:
– Ну, я понимаю, бабы. Что с них взять, придумывают себе байки про ведьм, а потом сами боятся, но вы-то Никита, и на войне были, и ранения получали, а все туда же. Не стыдно?
Никита Ильич опустил голову, и промолчал. А Варвара и Полина пошли к дому Степаниды. Деревенские женщины стояли поодаль, и молча провожали их взглядом.
Зайдя в дом, сомнений не осталось, что Степанида умерла, причем уже дней пять назад. Несмотря на то, что в доме было холодно из-за ночных заморозков и открытую входную дверь, неприятный запах сразу бил в нос. Степанида лежала на своей кровати, будто просто спала. И Варваре даже показалось, что она вот сейчас откроет глаза и поздоровается. Полина, прикрыв нос рукавом, прошла по дому, открывая окна.
В этот момент зашел Никита Ильич, и боязливо посмотрел на старушку.
Все вместе они вышли из дома, решая, как и где хоронить Степаниду. Деревенские бабы, уже не так боялись, и принялись помогать. Никита Ильич сколотил домовину. И на следующий день Степаниду схоронили.
Варвара подумала, что это знак свыше привел ее снова в этот дом. И отправив Полину домой, собирать Ваську в школу, под предлогом того, что нужно прибраться в опустевшем доме, да разобрать настойки, осталась еще на одну ночь.
Варвара действительно убралась, разобрала кое-какие травы, и когда наступил вечер, она решила пораньше лечь спать. Ей было не страшно, только неприятный запах немного смущал, поэтому она вышла перед сном прогуляться по осеннему саду. Луна была полная, и светила не хуже фонаря. Варвара гуляла по большому яблочному саду, загребая ногами опавшие листья, и размышляла о своей жизни.
Вдруг нога ее наступила на что-то вроде круглого камня, подвернулась, и Варвара упала, больно ударившись мягким местом.
«Что это могло быть?» - пронеслось в голове, и она огляделась. Из-под листьев торчал клубок грязных ниток. Варвара подняла его, и, стоная, пошла в дом. При свете керосинки она разглядела находку. Клубок выцвел, большей частью истлел, был грязно-серого цвета. Варвара начала раздирать сгнившие нитки до тех пор, пока не проступил красный цвет. Теперь сомнений не возникало, это был её драгоценный клубочек. Размотав его, Варвара увидела, что все украшения на месте. Она облегченно вздохнула, и уже, не обращая внимания на запах в комнате, легла спать.
Через полгода, по радио, установленному на правлении колхоза, на всю деревню сообщили, что война закончилась Победой русских солдат, и наши ребята возвращаются домой.
Варвара, Полина и восьмилетний Василий уже отчаялись ждать Павла, когда тот вернулся через две недели после объявления Победы живой и сравнительно невредимый. Павел прихрамывал на левую ногу, но это оказался всего лишь сильный ушиб. Поэтому Варвара, всю войну проходившая в черном, наконец, смогла надеть ту единственную, оставленную ею в начале войны, белую блузку.
Все были рады и очень счастливы. Павел начал ремонтировать дом, придумав постелить крепкий потолок, и сделать вместо чердака небольшую комнату. Васька рос парнем смышлёным и крепким, и много помогал отцу. Варвара так и работала в колхозе, выправив себе и всем остальным новые документы взамен утраченным. И теперь Павел значился родным сыном Николаю. Полина ждала второго ребенка. Через положенное время в их семье появилась маленькая Василиса. И Варвара, погруженная в хлопоты и заботы о внуках, снова забыла о своих сокровищах, теперь сложенных в холщевый мешочек и припрятанных в ее комнате под дощечкой в полу.
Только уже совсем состарившись, она частенько доставала украшения и примеряла их втайне от своих родственников. И не столько боялась, что невестка или внучка захотят их забрать себе, сколько того, что скажут соседи, что, если вспомнят, что Варвара была хозяйкой в этой деревни, и что Павел вовсе не сын Николая.
Внуки взрослели, Варвара старилась.
Василий женился на той девочке Лиде, внучке Никиты Ильича и дочке Агафьи.
Однажды Лида случайно нашла тайник, и Варваре пришлось перепрятать свои сокровища. Теперь они всегда были при ней: мешочек она пришивала к одежде, в которой ходила в настоящее время.
Ну, а когда она поняла, что недолго ей осталось, и что с её смертью все эти драгоценности могут пропасть, решила подарить их своим правнукам, которых как раз и было четверо. Три сестры – дочки Василисы, и Дима – сын Василия.
– Вот такая история, – закончила бабушка.
А я как сидела с открытым ртом, так и осталась. Передо мной проплывали образы деревенской жизни. Революция, война, тяжкий крестьянский труд. Как будто я смотрела кино, а не слушала бабушкин рассказ.
– Обалдеть, – только и смогла сказать я.
– Уж не знаю, правда всё это или нет, баба Варя была уже совсем старой, когда рассказывала про свою жизнь. Может, где-то и приврала. Сомневаюсь я лично, что сына она родила от какого-то там иностранца, – сказала бабушка.
– Надо будет в архивах посмотреть, – сама себе ответила я.
Тем временем, уже совсем стемнело, и я засобиралась домой.
– Может, останешься, – предложил дедуля.
– Не могу, завтра рано на работу, – сказала я, усаживаясь в машину.
– Ой, Катюша, давай я тебе молочка с пирожками положу, – спохватилась бабушка, и принесла гостинцы.
Помигав фарами на прощание своим старикам, я ехала домой, решив не заезжать на дачу за Чарликом, пусть вдоволь нарезвится на воле.
Продолжение следует...
