К вопросу воспитания детей Ангелина подходила серьезно, и еще до рождения долгожданного малыша с терпением слушала советы старшего поколения. Многочисленные родственники словно решили во что бы то ни стало поделиться своим жизненным опытом. Они, правда, зачастую были однообразны:
- Строгость и еще раз строгость! Никаких поблажек, или сядет тебе на шею и будешь кормить до самой старости, - хмуро смотрел из-под густых бровей дядя Андрей. Он был опытный: вот мимо пробегал его младший ребенок, пятилетний Ванечка. Ванечка в свои годы спокойно оставался один дома, мог соорудить бутерброд, когда был голоден, если мама с папой работали допоздна. Старшая сестра подрабатывала в буфете при театре и сидеть с братом попросту не могла. Ангелина ни разу не видела, чтобы Ваня капризничал. Он вообще был копия отца – не хватало только роскошной щетки усов с проседью, даже взгляд был одинаковый, хмурый, будто за свои пять лет малыш успел познать жизнь.
- Воспитывать надо с рождения. Привыкнет, что мамкой можно командовать, и будете только успевать сопли подтирать, - вторила ему Зоя Михайловна, и тут же поворачивалась, чтобы прикрикнуть на своих близняшек-первоклашек. – А ну ешьте, сколько можно! Не выйдете из-за стола, пока все не доедите! – из кухни едко пахло щами. Ангелина невольно задерживала дыхание – стряпню Зои Михайловны отведать не хотелось, но детки, воспитанные в строгости, не жаловались.
И так вышло, что все родственники, как один, наставляли будущих родителей: чем строже, тем лучше, и чем раньше ребенок начнет себя обслуживать, тем лучше. И только мама Ангелины качала головой и вздыхала:
- Ну что ты, Гелечка… Ребенок – это радость твоя, счастье твое. Успеешь его еще отпустить, но чем сильнее связь матери и ребенка, тем лучше. Разве поднимется у тебя рука на того, кого ты под сердцем девять месяцев носила?
Ангелина была согласна с мамой и, поглаживая круглый живот, напевала тихую колыбельную. Она читала о том, что даже в животике ребенок уже все слышит и чувствует. А она очень хотела, чтобы он чувствовал себя в уюте и спокойствии. Чем дольше, тем лучше, так она решила для себя.
Роды пришли преждевременно, за пару недель до срока. Стоял жаркий июльский полдень, когда отошли воды. Ангелина была рада, что все случилось в выходной день, когда Павел был рядом. Ее муж, Павлуша… она как никогда была ему благодарна. Она не встречала более надежного и сильного мужчины, и знала, что рядом с ним она была как за каменной стеной. Возможно, он был немного скуп на эмоции, зато Ангелина могла позволить себе быть рядом с ним слабой. И даже сейчас он не растерялся и повез жену в роддом, благо он был рядом.
Малыш появился на свет стремительно, так сильно он хотела выйти и увидеть мамочку. Всего несколько часов, и вот он, первый крик… Павел прослезился, когда мальчика дали ему подержать. И, недолго решая, они решили дать малышу имя Виктор. Красивое и сильное имя.
Из роддома Ангелина выписывалась шумно – приехали все многочисленные родственники мамы. Ее сестры, тут же заохавшие-ахавшие, дядьки, с интересом разглядывавшие личико малыша и решавшие, на кого он был похож больше, племянники и племянницы… не приехали только родственники Павла. Ангелина о них мало что знала, только то, что они были занятые, иначе как объяснить, что они не поздравляли своего единственного сына порой даже с днем рождения…
А дальше все полетело, все быстрее и быстрее. Сыночек развивался правильно, и Ангелина, вся в заботах, тем не менее радовалась каждому дню, каждым достижением маленького Вити. Окутывала его бесконечной любовью, нежностью, терпением. Потому что помнила, как говорила мама – она еще успеет его отпустить. А пока она радовалась их единению. Первое слово «мама», «папа», а дальше все стремительней, месяцы шли как дни, вот сыночек уже ползает, а вот – становится на ножки. Ходит с поддержкой, потом сам, а после – бегает… улыбается, смеется, а ямочка у него на щеке такая же, как у папы. И естественно шалит. Но не так жалко разбитую вазу, как силен страх, что Витенька поранится об осколки. Не так обидно за растения из перевернутых горшков, как страшно, что Витя что-то потянет в рот. И кошку отбираешь из цепких пальчиков малыша, потому что опасаешься, что та может его оцарапать.
- Витенька, осторожно! – говорит Ангелина мягко, отводя сына за ручку от разбитого стекла.
- Витя, не надо! – выдыхает Ангелина, забирая из его ручек кучку зеленых листиков, некогда гордо украшавших длинный ствол цветка.
- Витюш, пожалуйста! – почти молит Ангелина, отгоняя шипящую Муську от ребенка.
Витя улыбается – широко-широко, Ангелина смотрит на ямочку на его щечке и улыбается в ответ. Тепло, понимающе, как и должна была мама. Мама, мамочка… Должно быть спокойно и уютно на душе, но почему-то все иначе. И вот, стоит отвернуться на секунду – как Витя уже разлил содержимое бутылочек в ванной, вытряхнул одежду из нижних ящиков шкафа, а кошку макнул в унитаз. Вечером приходит с работы Павел, но вероятно у Ангелины такое выражение лица, что он не решается влезть. Лишь молча качает головой и отправляется убирать учиненный сынишкой беспорядок и успокаивать Муську.
С детским садом возникают проблемы. Светлана Сергеевна говорит вежливо, участливо и очень понимающе. Но ее слова все равно заставляют Ангелину сгорать со стыда.
- Извините, Ангелина Александровна, но мы вынуждены отказать вам, пока Витя не научится ходить в горшок. Сами понимаете, в группе столько детей… подгузники совсем не выход. Витя уже в таком возрасте, большинство деток уже могут в эти годы проситься на горшок… может стоит отвести его ко врачу?
Вечером она звонит маме, опустошенная и вымотанная – Витя наелся песка во дворе, а стоило Ангелине кинуться к нему, как тот заревел – громко, надрывно, становясь красным как переспелый помидор. Пришлось спешно забирать его с площадки и вести домой, но и там концерт продолжился. А Ангелина совсем не знала, что делать.
- Мама, мамочка… я запуталась, я устала, я не понимаю, что делать… - роняла она тихие слезы.
Но мама лишь вздыхала и повторяла одни и те же слова, как говорила во время беременности и говорила много раз после, стоило дочери завести разговор.
- Ребенок – это радость твоя, твое счастье. Разве сможешь ты поднять руку на того, кого девять месяцев носила под сердцем?
Ангелина смотрела пустым взглядом – на распотрошенную подушку, на зашуганную под диван кошку, на выкупанный в раковине пульт от телевизора, и не знала, что ответить.
В один из вечеров к ней подошел Павел. И сказал:
- Я созвонился с родителями.
Ангелина удивленно распахнула глаза. Насколько она знала, муж не очень охотно звонил своим родителям сам, она не была уверена, что именно между ними происходило. Павел редко рассказывал о них, а сама она видела своих свекровь и свекра всего несколько раз.
Муж вздохнул и продолжил, и говорил он строго, обрывисто, как разговаривал на работе со своими подчиненными:
- Я решил, что Витю надо отвести к ним в деревню на пару недель. Познакомить с бабушкой и дедушкой. Сейчас лето, он там набегается, наиграется.
- Но он такой маленький, как он может… - залепетала тут же Ангелина. В голове у нее сразу забился страх. – Он же может съесть что-то не то, упасть и разбиться, мало ли что, я же не буду знать ничего, не смогу помочь…
Но Павел прервал ее метания сразу.
- Ничего с ним не случится. В его возрасте я уже по хозяйству помогал. А свежий воздух пойдет ему только на пользу. Да и не только.
Что именно «не только» - Павел не произнес. Но Ангелина уже знала. Как и знала то, что согласится. Она слишком устала быть постоянно на ногах, следить за сыном, успокаивать, пытаться отвлечь и одновременно убирать то, что тот мог учинить. Ей нужна была передышка, хотя бы короткая.
Скрепя сердце, Ангелина кивнула и на следующий день принялась собирать сына, и вот они все вместе едут за город, в деревеньку за 30 километров. И чем дальше отъезжали они от города, тем сильнее она противилась этой идее. Ну как так, сын будет там без нее…
В деревне Вите понравилось сразу, стоило ему только выйти из машины. Он тут же понесся по кривой дорожке между домами, под раскидистой яблонькой и влетел в кусты. А Ангелина – за ним. Он к собаке, заливающейся лаем на гостей, она – хвать его за ручку, и обратно. Он к колодцу, а она, глотая прыгнувшее под самое горло сердце, быстрее него, в два прыжка захлопывая тяжелую деревянную крышку. Она не сможет его тут оставить, нет-нет, никак… Ангелина уже была готова требовать Павла отвести их обратно.
Свекор и свекровь были уже в курсе дел. Она не знала, что именно сказал им Павел, но кивали они более чем понимающе. И во время прощания Ангелине пришлось собрать все свое мужество, чтобы не забрать ребенка обратно – Витя, как только понял, что его оставляют, залился рыданием, кинулся об землю и засучил руками и ногами. У Ангелины сердце кровью обливалось. Но ей оставалось только причитать:
- Витенька, солнышко, это ненадолго, маме с папой надо будет уехать по делам, через несколько дней мы вернемся. Слышишь? Хорошо? Будь хорошим мальчиком, солнышко, бабушка Лиза за тобой присмотрит. Тебе же тут понравилось, да? А мы совсем скоро вернемся.
Павел повел Ангелину к машине, а этот плачь еще долго стоял у нее в ушах. Она себя бесконечно корила за то, что бросила ребенка, но муж, словно читая ее мысли, твердо произнес:
- Все будет хорошо. Вот увидишь. Витя под хорошим присмотром там.
Ангелина лишь бессмысленно кивнула. У нее не было сил спорить. Решение было принято, и обратно не воротишь.
Звонить родителям Павел давал только пару раз в день. Свекровь не слишком жаловала долгие разговоры, но и из них было понятно, что там все нормально. Насколько именно нормально – Ангелина не знала.
И потянулись долгие-долгие дни, в которые она выматывала себя фактически неизвестностью. Корила и ругала себя. И пара недель, на которые они договаривались, превратились в месяц. И вот тот самый долгожданный день. Павел уехал спозаранку, а Ангелина принялась готовить самое вкусное, что нравилось сыну. Хотелось его порадовать, словно загладить вину.
И вот – щелчок замка входной двери, раздались тяжелые шаги мужа, и следом быстрый топот.
- Мамочка! – радостно заверещал Витя и влетел в объятия Ангелины. Она прижала сына к сердцу и застыла. Впервые за долгое время она успокоилась. Ее родная кровинушка снова с ней, рядом. Под ее присмотром.
За столом, пока Витя за обе щеки уплетал борщ и Ангелина не могла оторвать взгляда от сына, Павел заговорил.
- Понравилось у деда с бабой?
Витя, не отрываясь от супа, кивнул.
- А что больше всего понравилось?
Витя на мгновение задумался.
- Все.
Ангелина удивленно посмотрела на сына.
- А хулиганил?
- Немножко, - сын выглядел так, словно стеснялся признаваться в этом, и такое выражение лица у Вити она видела впервые.
- А что делали баба с дедом, когда хулиганил?
- По попе ремнем давали, - ответил Витя, отставляя абсолютно пустую тарелку.
- А здесь хулиганить будешь?
В ответ Витя помотал головой. А Ангелина переглянулась с мужем.
Ремнем… это абсолютно расходилось с теми установками, которые она ставила себе во время беременности. Но она видела разницу в поведении сына. Он не выглядел зашуганным, забитым, это был обычный ребенок для своего возраста. Витя поблагодарил за обед – впервые! Ангелина впервые слышала от него благодарность за обед! – и вышел из-за стола, донеся тарелку в мойку. А после вышел из кухни, и судя по звукам полез в ящик с игрушками.
Ангелина не знала, что и сказать. А Павел достал из шкафа ремень – тяжелый, кожаный, и повесил на стену.
- Мои родители воспитали меня, - заговорил наконец Паша. – Разве я плохой человек?
«Конечно нет», - подумала Ангелина про себя. – «Но неизвестно, как это скажется на Вите».
А как вы думаете, стоит ли бить ребенка в целях воспитания?