Клиенты приходят не так часто. Большую часть времени мы сидим и смотрим друг на друга. Иногда разговариваем.
Два года я работаю здесь вместе с Даной. И проработаю так еще лет пятьдесят, пока мое испустившее дух тело не упакуют в черный мешок и не вывезут за город, чтобы сжечь. Людей больше не хоронят. Церковь хоть и была против этого, но правительство настояло на том, что бы людей кремировали. Людей. Второй сорт просто сжигают как мусор. Сваливают в кучу, поливают бензином и поджигают. Говорят, страшное зрелище.
– Я некрасивая?
– А? – я вздрогнула и сфокусировалась на коллеге.
– Я некрасивая? – повторила девушка, рассматривая свои туфли.
– Обычная, – пожала я плечами.
– Будь ты парнем, я бы тебе понравилась? – она подняла на меня свои большие зеленые глаза.
– Не знаю, – растерялась я и поерзала на табурете. – Правда, не знаю, извини.
– Значит, и вправду некрасивая, – вздохнула девушка, вставая на ноги.
– Нет, – пытаюсь оправдаться я, но понятия не имею, что говорить. Ее вопрос застал меня врасплох. Я не могу больше вот так вот судить о людях кто красивый, а кто нет. Для меня все они безликие. Все, кроме моей Пенни. Или уже не моей.
– Ты часто о чем-то задумываешься, – Дана подошла ко мне и посмотрела сверху вниз. Когда я сижу, а она стоит, она может вот так вот смотреть на меня, и я часто замечаю, что ее не устраивает маленький рост. Интересно, я бы тоже комплектовала по поводу роста, будь он ниже среднего?
– А что еще делать? – вымученно улыбаюсь и отвожу взгляд в сторону, от ее проницательных зеленых глазищ.
– Поговорить, например, – девушка возвращается к табурету, переставляет его поближе ко мне и присаживается напротив, на расстояние чуть меньше метра, все также пристально смотря мне в глаза.
Я удивленно гляжу на нее, а сама в тайне надеюсь, что зайдет покупатель и нам не придется говорить.
– Карен ведь твое ненастоящее имя?
Я опускаю глаза и глубоко вдыхаю. Отчаянная попытка, спустя столько времени подружиться со мной?
– У тебя много друзей? – я сажусь поудобнее, и внимательно смотрю на Дану.
– Если друзья по Интернету считаются, то много, – как-то грустно улыбается она.
– По Интернету? – переспрашиваю я. Ах, да, Интернет. Всемирная паутина. У людей же он есть, как и раньше. А сейчас так и подавно развился и разросся до невероятных масштабов. Интересно, как там мои друзья по переписке? Столько лет прошло.
– Да.
– А в реальности много?
– Ни одного.
Зато честно.
– Почему? – Мне удалось отвести тему от себя, а это самое главное. Инстинктивно я проверяю, как сидит косынка.
Девушка запинается и опускает глаза. Видимо все эти разговоры даются ей с трудом.
– Тебе проще общаться в Интернете? – помогаю я. В душе эти слова находят отклик. Что-то такое было у меня в прошлом.
– Да.
– Зачем решила со мной заговорить?
– Мне посоветовал друг, – признается Дана, и теребит край своей рубашки.
Я чувствую ее напряжение, но не знаю, что сказать и что сделать. Сближаться с людьми я не хочу. Абсолютно. Если я к кому-то привяжусь, то мне будет труднее существовать.
Звенит спасительный колокольчик, что над дверью в павильон. Входит мужчина средних лет, в строгом сером костюме и с аккуратным чемоданчиком в руках.
– Добрый день, – приветствую я, быстро поднявшись на ноги и подойдя к витрине.
– Что-то конкретное интересует?
Мужчина растерянно оглядывается по сторонам. Значит, впервые и в чае не смыслит ничего. Новичков разглядеть нетрудно, да и всех тех, кто часто сюда ходит, за время работы мы знаем чуть ли не поименно.
Он подходит ближе к витрине, бегло рассматривает ценники, поднимает на меня глаза и говорит:
– Мне в подарок. Коллеге. Она не любит черный чай. Посоветуйте что-нибудь, – голос у него немного детский. Совсем не соответствует тому образу, который сначала предстал передо мной.
Я рассказываю ему про сорта чая, самое простейшее, но по его лицу понимаю, что ему это не интересно. Тогда предлагаю на выбор четыре сорта, которые не сильно отличаются по вкусу, лишь по упаковке. Все-таки подарок, должно выглядеть представительно.
Мужчина выбирает два сорта, один себе, другой в подарок. Улыбается, благодарит, прощается. Когда дверь за ним закрывается, колокольчик снова звенит, а стоит ему затихнуть, мы погружаемся в напряженную тишину.