Конспирация или свои прячутся от своих
В десятом, выпускном классе в школу пришел новый физрук. Сначала никто даже и не понял, что это учитель: просто по этажам школы сновало новое лицо. Вроде, старшеклассник, но невысокого роста. И с лицом человека, видевшего жизнь. А позже выяснилось, что это физрук. Мы посмеивались: какой из него учитель, тем более учитель физкультуры? С таким ростом и юношеским голосом... Вряд ли у него что-то получится. А у него получилось.
На первом уроке он сказал, что уроки физкультуры будут довольно свободными. Что девочки могут заниматься с мальчиками, а мальчики будут заниматься дзюдо и психологией. Кому это не нравится, могут играть в баскетбол или заниматься типичной физкультурой по индивидуальному графику, с которым он поможет. А после мы расставили длинные спортивные скамейки в подобие круга, а он сидел на стуле внутри и рассказывал много о связи психологии и движения, приводил примеры развития человека от младенческого возраста, как человек развивается психически и физически, и нам становилось многое понятно и интересно, и мы задавали вопросы, а он без трудности отвечал, и все было удивительно захватывающе и гармонично. И на все последующие уроки мы шли с удовольствием, и занимались психологией и дзюдо, но дзюдо было каким-то легким, и физрук с легкостью демонстрировал возможности дзюдо на моих одноклассниках, превосходивших его в росте и весе раза в полтора.
Жизнь стала как-то налаживаться, и бессмысленная трата времени на физкультурных уроках уступила место увлекательному экскурсу в психологию спорта, движения и развития, в понимание работы организма, в погружение в принципы основ дзюдо. Не сказать, что дзюдо мне как-то помогало на основных тренировках, с этой спортивной дисциплиной я уже был немного знаком с детства, когда посещал небольшую детскую спортшколу, и мне было хорошо известно, что спорт мало поможет в темной подворотне, и куда практичней просто бить куда попало, не давая опомниться противникам, кем бы они ни были. Но физрук открывал нам прописные истины, а прописные истины - самое желанное и полезное из знаний, они сразу подкрепляются незыблемой практикой, и твое знание выходит из области домыслов и заблуждений, и ты смотришь на мир как бы уже открытыми глазами, и думаешь: как же я раньше всего этого не замечал?
Физрук вообще оказался своим парнем, и отчего-то проникся доверием ко мне и с легкостью доверял мне ключи от спортзала, и я открывал спортзал по вечерам для всех желающих, а сам проводил свои тренировки не в тесной квартире, а в просторном зале, привлекая в отдельные моменты кстати подвернувшихся школьников.
Как-то после уроков мы разговорились с физруком:
- Нет, координация движений очень важна, и ее нужно развивать на любом уровне, даже на уровне мелкой моторики. Вот, например, сделай так, - он поднял ногу на уровень головы и быстро-быстро задвигал в воздухе голенью, обозначая поочередно и многократно удары мыском и пяткой.
Я поднял ногу и повторил. Физрук слегка удивился:
- Занимаешься где-то?
Понятно, что время было все еще запретное, и за ответ на такой вопрос мой учитель мог уехать с сухарями в прекрасное далеко, но не ответить своему парню было нельзя, и я промямлил уклончиво:
- Немного.
А потом беседа логично перетекла в русло боевых искусств, оказалось, что физрук вхож в один из подпольных залов, где практикуют сётокан доблестные борцы с преступностью - товарищи милиционеры.
Я навязался сопроводить физрука к месту этих тренировок, и он обещал договориться о моем посещении тренировки.
В назначенный день мы прибыли на место. Это был просторный зал одной из московских школ, удачно расположенных в центре, недалеко от метро. На тренировку пришло человек пятьдесят-шестьдесят строгих мужчин, половина из которых объявилась в штатском, а другая половина - по всей форме, как было положено тогда гражданам милицейским.
Весело болтая, милиция переодевалась и следовала из раздевалки в зал, попутно косясь на меня, прыщавого мальчишку, а порой и спрашивая у физрука:
- А это кто?
Причем вопрос был всегда один, и точно таким, каким я его воспроизвел выше. В общем, граждане были как близнецы-братья, причем походили один на другого не только по возрасту, но и, казалось, по росту. Исключение составляли: очень низкий физрук и один очень высокий спортсмен.
Тренировка началась с беготни по кругу, и это мало чем отличалось от скучных уроков физкультуры до прихода "своего парня". Потом мы еще скакали, бегали и так, и сяк, снова скакали, выполняли разные прыжковые удары по команде и далее в том же духе. В общем, делали все то, отчего было бы больше пользы, не нарезай мы круги, а спокойно и сосредоточенно обучая свое тело. Понятно, что у большинства присутствующих техника не то чтобы страдала, а почти отсутствовала, и удары в прыжках напоминали больше попытки выполнить балетные фигуры, чем то, что от присутствующих ожидалось. Но это никого не смущало.
Напрыгавшись и навращавшись на бегу, все встали рядами, лицом к основному действующему лицу, и тренировка, наконец, изменила свое течение. Мы усердно отрабатывали объявлявшиеся защитные и атакующие техники в воздухе, глядя на основного, под счет. А после - разобрались по парам и работали в парах по заданию, шлифую разные тонкости сётокана.
Впрочем, тонкостями это было трудно назвать: граждане милицейские делали кому что Бог на душу положит, и как попало. Так, забегая вперед, скажу, что на одной из таких тренировок мне вдрызг разбили икроножную мышцу, и я заполучил внутреннее кровоизлияние, поскольку считал своим долгом не спасать свою ногу, а стоически помогать партнеру лупить по ней, пока до него доходит, что подсечка - это не бессмысленные удары по ноге, имеющие эффект только накопительный, где-нибудь после сотни итераций.
Эта нога потом не раз напоминала мне о моей глупости и о том, что помощь - это не когда тебе плохо, а когда всем хорошо.
Впрочем, эти походы в зал, где милиция скрывалась от милиции, шифруясь под дзюдо, были ненапрасными и стали основой очень важного положения моей жизни: мало вариться в собственном соку, надо ходить по чужим клубам, спарринговать, испытывать свои навыки, а после - корректировать, работать над собой и становиться лучше.
Пройдет пара десятков лет, и клубы с трудом будут принимать у себя чужаков, потому что те небольшие деньги, которые собирают учителя со своих учеников, не дают возможности рисковать даже малой суммой и даже легким оттоком учеников, а ученики могут уйти, увидев пробелы в своих техниках и возможностях, могут засомневаться в учителе, могут найти кого-то более умелого.
После тренировок милиционеры-каратэки пили молоко. Эта традиция мне понравилась, и тоже стал брать пакет молока к своему учителю и с удовольствием выпивал его в конце тренировки.
Господа милицейские пили молоко и делились разными историями, произошедшими с ними на неделе, а истории были в основном связаны с их подвигами, а подвиги были скучными или вовсе уже отвратительными, вроде изнасилования женщин на чердаке, принуждения к сексу и всего в таком роде.
Из всей этой довольно серой массы явно выделялся тот самый, высокий, о котором я уже говорил. И еще - лидер зала, главное действующее лицо тренировок. Он тоже оказался "своим парнем", и мы порой вместе шли к метро, где он парковал свою машину, а пару раз он даже подвозил меня до дома, благо мой дом находился не так уж далеко. По дороге мы болтали о том - о сем, и я набирался взрослой бывалой мудрости, от которой никогда не бегал и бережно хранил до нужного случая.
Кстати, если среди читателей есть такие, кто решит, что я как-то намеренно очерняю серый мундир служителя советского порядка, чем, возможно, задеваю и нынешних господ полицейских, чьи корни растут из той же почвы, как и нынешняя наша многострадальная страна корнями уходит в разбитую и голодную страну советов, то, поверьте, я ничего не преувеличиваю, а даже несколько смягчаю разухабистые краски советского прошлого. Мне так повезло в жизни, что я видел и слышал много такого, о чем могли поведать как самые низы равноправно-безудержного режима, так и его околоверхние представители. И в этих свидетельствах, обмытых от патриотическо-революционной плесени, гуляли скучные сквозняки режимного заведения, где человек был прыщом, гнойником. Веселым таким, слегка подвыпившим, первомайским гнойником с красным шариком в жалкой ручке.
В заключение тренировок всегда имели место спарринги, и я, будучи совсем еще юнцом, чувствовал себя неплохо и уверенно рядом с мужчинами в белых одеждах, за исключением того высокого, с которым работать мне было так же некомфортно, как и всем другим. Поэтому я стремился встать в пару именно с ним, что сначала его не трогало, а потом стало даже вызывать интерес. Боец работал в боксерских перчатках, что, несомненно, позволяло ему не следить за кистью бьющей руки, а также не промахиваться объемной перчаткой там, где голой рукой наверняка бы промахнулся. Все это вынуждало работать очень быстро и точно, с запасом на ширину перчаток, а также с огромной поправкой на длину его рук. Это сейчас мне, в общем-то, по барабану и длина и ширина, но начинающему бойцу все представляется непростым, и до смеха простая деталь может казаться чрезвычайно значимой. Нет необходимости упоминать, что смущала и длина его ног, которые также не сильно помогали мне в моих спарринговых экзерсисах с ним. Впрочем, прошло немного времени, и решение было найдено, и решение это было простым и по-своему элегантным, как все хорошие решения. Всеми презираемые гери-кеагэ без сложностей ломали оборону высокого бойца и не давали атаковать, его горло и подбородок подвергались легкой бомбардировке, после чего вступала пехота, и на короткой дистанции ставила некоторые точки над i.
Боец, как нетрудно было догадаться, был выходцем из бокса, пожелавшим удвоить свои возможности при поддержке техник работы ногами, для чего он обратился к литературе под авторством Б. Ли, и джит-кун-до вполне неплохо позволяло практиковать довольно издевательские методы в парах с горе-каратэками.
Я еще какое-то время посещал этот партизанский клуб в качестве дополнительной практики, но скоро обучение в средней школе подошло к своему логическому завершению, а после сданных экзаменов я начал свою профессиональную деятельность в качестве курьера, о чем уже писал выше, и времени на всякие отклонения от основного пути оставалось не очень много.