Квазимодо рассеянно заправил балахон в подштанники, опасливо покосился на королевское окно и стремительным гекконом взлетел на стену. Толпа внизу ахнула от восторга, звонарь не удержался и принялся греться в лучах славы, выделывая всякие штучки-дрючки на самом краю стены.
- Э, кончай там выё.. - завопил паж из окна - звони давай.
Квазимодо послушно отстучал одиннадцать, дверь в королевские покои распахнулась и в них, пятясь, вошёл кардинал, удерживающий на вытянутых руках отчаянно лягающегося де Тревиля. Судя по истерзанным полам кардинальской сутаны, диспут они начали ещё на ступенях крыльца. Король сказал “брэк” и развёл скандалистов по углам.
Размазывая по щетинистым мордасам праведные слёзы, кардинал и капитан наперебой принялись жаловаться королю друг на друга.
Людовик стоял, молча повернувшись спиной к визитёрам с удовольствием наблюдал, как пара смуглых подростков с замотанными тряпками лицами по-быстрому оторвала подковы у их лошадей и отбежала вверх по улице метров на 50. Ничего не смущаясь и не боясь, шпанцы принялись приколачивать свежеснятые подковы на своих ослиц, причём широченные подковы капитанского першерона ставили на задние копыта через куски доски, которую тут же оторвали от борта чьей-то телеги. Не прошло и пяти минут, как подростки преспокойно проехали мимо доноров запчастей. Ослицы с задранной кормой ступали в раскорячку, виляя задами, чем вызывали искренний восторг у оседлавших их подростков.
Паж разлил напитки, и между первой и второй король коротко изложил суть проблемы:
пока европейцы рубили друг друга в капусту в тридцатилетней войне, поток мигрантов и беженцев из колоний постепенно захлёстывал старушку Европу. По некогда пышным полям теперь бродили стада коз и овец, объедая траву до голой земли, а по Парижу мотались группы подростков, швыряющихся камнями во все стороны и всё подряд поджигающих.
- Предлагаю сформировать из них Légion étrangère. Договоримся с Габсбургами, пусть они тоже сформируют, а сами сядем в сторонке смотреть, как эти ребята будут друг друга мочить - первым придумал де Тревиль и скорчил кардиналу рожу.
Кардинал сверился с большим советским энциклопедическим словарём, подсчитал что-то на пальцах и презрительно сказал: Не выйдет, до этого ещё 200 лет ждать. Да и как знать, вдруг эти легионы объединяться под зелёным знаменем и пойдут нас мочить налево и направо во славу своего пророка? - кардинал показал де Тревилю язык и тут же получил по лодыжке. Выскочив из-за стола, Ришелье схватил пинающегося коротыша в охапку и подвесил за ворот плаща на гвоздь, оставшийся от транспаранта и уже собрался использовать его вместо боксёрской груши, как капитан успел врезать ему каблуком по сопатке и, задрав руки, выскользнуть из плаща. Плохо видящий за брызнувшими из глаз слезами кардинал выдернул из-под короля кресло и что есть силы ударил им по капитанскому плащу. Во все стороны полетели щепки, а по полу покатились король и жемчуга, припрятанные королём в кресле на чёрный день. Видя такой поворот, паж выдернул из-под трона пистолет и бабахнул в потолок. Комнату заволокло дымом, пуля с визгом заметалась между колонн, а общий эффект усилила отстрелянная люстра, грохнувшаяся между драчунами. Кое-как успокоив темпераментных посетителей, король продолжил совещание, но, просидев ещё два часа и так ничего и не придумав ничего толкового, кардинал с капитаном опять затеяли склоку и королю пришлось их выгнать с интервалом в 5 минут во избежание очередной драки. Сидя с семечками в окошке, король любовался, как капитан с кардиналом обнаруживают пропажу подков и тщетно бегают по улице в поисках свидетелей.
- Да, Париж нынче уже не тот - подумал Людовик и велел подавать к обеду. Судьба Франции по-прежнему оставалась нерешённой...
***
Мушкетёры тщательно готовились к дальнему путешествию. Атос написал пару писем и ушёл в запой. Арамис прощался со своими многочисленными возлюбленными и к отъезду еле волочил ноги, жалуясь на какую-то опустошённость. Д'Артаньян профилактически набил морду г-ну Монпасье, наточил свой арсенал и проводил оставшееся время с Констанцией. Портос, который и в Париже мёрз 9 месяцев году, накупил два мешка шапок, варежек и тёплых стелек и теперь пытался всё это приторочить на своего коня. Ехидный д'Артаньян посоветовал ему угнать капитанского першерона, но Портос, памятуя об украшенных синяками голенях, так отчаянно замахал на него руками, что Гаспод тут же принялся трепать мушкетёра за задницу. Пса сумели отогнать лишь облив водой и теперь Портос сидел в мокрых штанах и расстроенных чувствах в курилке и мечтал, чтобы мимо прошла парочка кардинальских гвардейцев и можно было затеять с ними драку.
Прихромал летёха, радуя окружающих медовым пластырем, налепленным на расквашенный де Тревилем нос, и дерзким тоном скомандовал следовать за ним к капитану. Друзья безропотно подчинились и, устроив в дверях небольшую толкучку, незаметно изрезали ему сзади плащ и подрезали подтяжки. Оставив мушкетёров перед дверьми в кабинет, летёха вошёл к капитану и браво отрапортовал о том, что доставил мушкетёров. Запустив их к капитану, лейтенант опять же браво козырнул, порадовал де Тревиля лоскутным плащом и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Через 10 секунд Атос резко распахнул дверь, и собравшийся подслушивать лейтенант получил ею по лбу. Сделав вид, что полировал обшлагом дверную ручку, лейтенант развернулся и похромал вниз по лестнице. На третьей ступени сработали обрезанные подтяжки, лейтенант запутался в свалившихся штанах и покатился вниз. В это время де Тревиль сочно, но коротко обрисовал командируемым, что ждёт их трупы, если хоть один не вернётся с выполненного задания и дал им по лёгкому пинку “на счастье”. Скатившись следом за лейтенантом и сбив его на землю, мушкетёры устроили кучу-малу, в самом низу которой, разумеется, оказался лейтенант. Гаспод весело скакал вокруг и не выпускал его из-под кучи.
Наигравшись с лейтенантом, мушкетёры навьючили на переменных лошадей сухой паёк и в хорошем настроении тронулись в путь. Едущий впереди Атос правил лошадью коленями, но не потому, что хвастался мастерством наездника - с утра его доставали зелёные чертики и он отмахивался от них обеими руками. Гаспод сидел в седле перед д'Артаньяном и с высоты гордо поглядывал на местных шавок, вечно отирающихся на задворках ротной кухни.
Выехав из Парижа, друзья свернули к постоялому двору, где им не так давно повезло начистить тонзуру монаху; они затарились "предместным особым" и споро поскакали дальше. Метров через 500 после развилки они съехали с дороги, обмотали травой копыта лошадей и подлеском вернулись на развилку. Затаившись в подлеске, они дождались, когда мимо промчится Дюма в своей заряженной осликом двуколке и двинулись в другую сторону.