При Советской власти много и в красках расписывали, как плохо жилось ссыльным при царизме. Конечно, жизнь в Сибири, а уж за Полярным кругом и сейчас не сахар, но тогда это для людей, живущих в тёплых краях страны это было немалым испытанием. Но вот что любопытно, оказывается всё было не так уж страшно. По воспоминанию многих недовольных тогдашней властью и попавших в ссылку, они довольно активно переписывались с родными и товарищами по партиям. Получали посылки и деньги, к ним приезжали жёны, а иные даже женились, например, Ленин с Крупской.
Кстати, сейчас мало кто знает, что в начале XX в. царское правительство всерьёз обсуждало отмену ссылки в Сибирь. Причин тому было много, и либеральная часть населения империи встретила эту новость с ликованием, но их радость была недолгой, после событий 1905 года, от этой идеи пришлось отказаться.
Я уже рассказывал о Богдане Кнунянце, облучившим пожизненную ссылку в Обдорск (сейчас г. Салехард), и как ему удалось через три месяца удрать оттуда. В его книге «Избранные произведения (1903-1911 г.г.)», есть много интересных нюансов, которые показывают, что не всё так было страшно. В главе «Три месяца ссылки и побег» он говорит о порядках, которые тогда творились в империи и особенно на её отдаленных окраинах. Остальные статьи по теме внизу.
Впрочем, многие были уверены, что их отправляют на край земли, где жизни нет, тот же Кунянц вспоминал, как в Берёзове ему понарассказывали много ужасов о жизни в Обдорске, что дальше на Север вообще начинается ад. И какое приятное открытие их здесь ждало. Оказалось здесь, чуть ли не у Ледовитого океана можно устроиться «не лишая себя некоторых культурных удобств». Надо особо отметить, что это село к тому времени выгодно отличался от обычных сёл России и скорее напоминал провинциальный городок. Он много и с теплотой говорит о жителях, о самом селе. В то же время критикуя местную власть, подмечая недостатки.
Он, сделал правильный вывод, село было главным торговым и промысловым центром на всём необъятном севере Тобольской губернии. Рыба и пушнина составляли главный источник жизни для всех жителей севера. Он пишет:
«Как по отношению к рыбной ловле, так и скупке меховых товаров, Обдорск занимает очень выгодное положение. Вся рыба, которая ловится у устья Оби, сбывается обдорским купцам, так как более близкого населенного пункта нет. А добывается она в громадном количестве! То же самое и с пушниной. Ежегодная зимняя ярмарка в Обдорске привлекает всех инородцев севера Тобольской губернии, которые тут же сбывают дорогие меха скупщикам, перепродающим их на Ирбитской ярмарке или в Москве. Обороты обдорских купцов и представителей Тобольских торговых фирм, живущих в Обдорске, считаются сотнями тысяч рублей».
С жильём в Обдорске было плохо, поэтому в первое время ссыльных поселили в чайной, принадлежащей Обществу трезвости. Это помещение всецело находилось в руках «политиков». Кнунянц с грустью отметил, трезвость не в большом почёте у обдорян, поэтому чайная всегда оставалась пустой, только иногда в неё заглядывал какой-нибудь приезжий остяк или самоед (ханты или ненец). А вот во время знаменитой обдорской ярмарки трезвость из неё совершенно изгонялась. Чайная набивалась приезжими инородцами и сельчанами, вот тогда-то там и распивали напитки покрепче, чем чай. Каждый считал себя вправе приносить и распивать там продукты «монополки». Впрочем, Кнунянц сразу оговаривается, что это из рассказов жителей села и товарищей, приехавших раньше его, а не из личных наблюдений.
Он вспоминает и местных жителей, признаваясь, что быть у них в гостях довольно тяжело, особенно для непривычного человека. Обдоряне совсем не похожи на российских крестьян, их радушие и гостеприимство не знало границ. Богдан Мирзаджанович пишет, что в какое бы время не прийти в гости, на столе сразу же появляются вино, водка, закуска из сырой мороженой рыбы и мясо-строганина. А хозяева так радушно угощают, что при всём отвращении к водке приходиться выпить рюмку, чтобы не обидеть хозяев.
Многие приезжие, в том числе и ссыльные, удивлялись ещё одной особенности Обдорска. По сравнению с другими поселениями, полярное село было очень богато культурными учреждениями. Была хорошая библиотека и читальня. Сюда по подписке доставлялось до 60 названий периодических изданий самого различного направления, начиная от черносотенного «Колокола» и «Московских Ведомостей» и заканчивая кадетскими «Русскими Ведомостями», народническим «Русским Богатством» и марксистским «Образованием». В те дни, когда привозили почту, в читальне всегда было много желающих почитать свежие газеты и журналы.
Но увы, не всё так было радужно. С удивлением Кнунянц понял – уездная, а тем более губернская администрации не имели никакого представления о жизни в таком важном в коммерческом отношении пункте.
«Достаточно сказать, что ни тобольский тюремный инспектор, ни чины канцелярии губернатора не знали, какой способ сообщения существует между Березовым и Обдорском: на лошадях, оленях или собаках».
У всех ссыльных была большая проблема – на что жить. На работу им было устроиться не просто, к тому же были ограничения на профессии. На содержание ссыльных правительство почти не выделяло денег. Впрочем, это была давняя традиция. Но кое-что делалось. Например, в июне 1905 г. вышли новые правила «Об облегчении участи ссыльно-поселенцев». Теперь, с ведома полиции, им разрешалось ездить по всему Берёзовскому уезду для заработков, чтобы прокормить себя. Позже, границы передвижения раздвинулись до губернских. Это дозволение выдавалось на шесть месяцев. Так что назвать их совсем уж бесправными было нельзя. А если сравнить с ссыльными при Советской власти, то они были вообще… отдыхали на курорте… можете со мной спорить, но если почитать воспоминания тех «несчастных», в том числе и декабристов, то некоторые до сих пор живут в ссылке.
Впрочем, у местной администрации тоже было много проблем. Например, Обдорский пристав как-то пожаловался обдорским ссыльным, в какое нелепое положение он поставлен циркулярами, требующими неусыпного контроля за «советскими». Эти приказы исправно издавало его начальство, это вместо того, чтобы реально решать вопросы. Как-то ему прислали громадные объявления от губернатора, которые надо было расклеить по всем улицам села, только этим и ограничивалось всё применение усиленной охраны ссыльных. Хотя полиции не пришлось использовать своих полномочий, так по всему складу местной жизни, ей с этими полномочиями, делать было нечего.
К тому времени во всей Тобольской губернии сложилось так, за побеги политссыльных никто не отвечал. В противном случае пришлось бы привлекать к ответственности всю администрацию. Поэтому политических стали сдавать под личную ответственность местных властей. Но что мог сделать один урядник с партией ссыльных в двадцать человек? Добавлю, положиться администрации было практически не на кого, потому что крестьяне старались не вмешиваться в отношения между «политиками» и полицией, держась как «нейтральная держава».
Кнунянц отмечал:
«инстинктивное недоверие и оппозиция сибиряка ко всякого рода «начальствам» даёт и тут себя знать».
При подготовке побега ссыльные обращались к оленеводам, чтоб те их вывезли, и, пресекая подобные попытки, обдорский полицейский очень доходчиво им объяснял:
«Конечно, они люди, достойные с нашей стороны не только уважения, но и признательности. Каждый из нас обязан всячески оказывать им содействие. Но всё же не надо забывать и себя. За содействие побегу ссыльнопоселенцев полагается ответственность по суду. Следствие может затянуться года на два и всё это время придётся сидеть в тюрьме. Ведь они всё равно и без всякого содействия убегут, чего же вам подводить себя?».
Этот призыв на кочевников действовал. Быть оторванным даже на короткое время от оленей, для тундровиков значило поиметь уже в ближайшем будущем очень большие проблемы. Ведь за оленями нужно смотреть каждый день в течение всего года, иначе быстро наступит бедность и голод. Так что выбор у них был крайне невелик.
Вообще-то, организация побега была любимой темой во время разговоров между ссыльными и начальством. Как-то в беседе с политическими пристав даже обмолвился:
«Ну, что я могу сделать, если вы убежите перед самой распутицей? Вы предварительно всё организуете и отправитесь на Усу, это приток Печоры за Уралом, когда вокруг Обдорска не останется ни одного оленя. Погони за вами я организовать не сумею, сообщить в Берёзов так же. Только месяца через полтора или два сумею известить начальство…».
Для чего он так разоткровенничался сейчас уже не узнать, а впрочем, не так уж и важно. Так что, как это ни покажется удивительным, идея будущего побега была подкинута, вольно или невольно самим судебным приставом. А впрочем, в таких маленьких селениях, где каждый бы в курсе обо всём и обо всех, такую информацию тем более невозможно было сохранить в тайне, ссыльные так или иначе узнали бы, сочувствующих им обдорян было достаточно.
Предыдущие статьи: "Ссылка в Сибирь",
"Первые репрессированные на Ямале"
"Гервасий - ссыльный метеоролог"
"Три месяца ссылки и побег Богдана Кнунянца"
О ссыльных на Ямале я ещё расскажу, поэтому не забудьте подписаться и поставить т.н. «лайк». И обязательно оставьте комментарий, мне это очень важно.
Ваш В. Л.