У него много имен. Например, из всех вариаций у нас в редакции за ним постепенно закрепился позывной «Пыня». Подрастающее в никуда поколение предпочитает именовать его «Дед». Как его называют великовозрастные и благополучно встроившиеся в безысходность колумнисты из фейсбука, я не уловила («Путлер»? «Стерх»?), но тоже, наверно, есть одно-два погоняла. Но не наши два, это точно.
Мне тяжело называть его «Дедом» хотя бы потому, что я застала первую половину нулевых, когда он и впрямь выглядел, как свежий, подающий надежды лидер. В 2007-2008 он начал манерно молодиться, стартовал этот знаментый голоторсый период. Пожалуй, тогда меня впервые кольнуло, что началось какое-то, если не физическое, то хотя бы моральное увядание и обветшание президента. С другой стороны, ему по часикам уже пора было отваливать с должности, так пусть уж повыпендривается напоследок. К тому же под конец все впечатление смазал «Краб», неустанно трудившийся на галерах.
В 2010 для многих он стал «Ботоксом». Пыня заявился на одну из конференций абсолютно круглым, румяным, без морщин, вообще без какого-то рельефа на лице. Как туго перекачанный футбольный мяч. Человеческое лицо вместо этого колобка к нему вернулось где-то через месяц. Я помню, к моему «Коммерсу» с его фоткой на первой полосе подходили люди и просили погладить. Я не жмотливая, я делилась и спрашивала: «Ну как?». «Гладенький» — отвечали мне. Оглядываясь назад, все было очевидно, как день. Да, тогда мы тоже понимали, что он решил остаться при власти по образу и подобию нынешнего Назарбаева. Но кто ж знал, что он так нагло полезет обратно, да еще и выкрутив себе срок на шесть лет вместо четырех? В этом, конечно, заключается героический подвиг хроно- и нанопрезидента Димона (также известного, как «Айфон», «Медвед», «Приёмник» и «Лунтик»), который сумел дискредитировать себя и как человека, и как государственный институт.
В годы крымского хапка Пыню никак толком не называли, что очень устраивало пропагандистов и расплодившихся ольгимских троллей. Ну, не совсем… Называли, разумеется, — «Хуйло». С подачи наших украинских небратьев. Но сейчас на таких воспоминаниях можно погореть, поэтому я вяло отгоню их. Примерно к этому же времени относится изменившаяся риторика, навязывавшая Ботокса в качестве более моложавого или более брутального лидера, чем те, которые представляли коллективный Запад. Откопали эти голопузые фотки десятилетней давности и для сравнения и разжигания презрения к пиндосам обычно параллельно вкидывали худосочного Обамку, тренирующегося с детскими\женскими гантелями, кто уж как их называл. Был какой-то очень странный период с песнями-плясками, сомнительными историческими параллелями и вытащенными из чулана мемами. Из Пыни ваяли отреставрированного отца нации.
К слову, наш «Пыня» тоже не на пустом месте вырос. Это единственный случай, в котором есть красота мифологической ассимиляции и присвоения знаков. Пыня начинал как пародийный персонаж, болотник, хипстер и диванный революционер. Карикатура на тех, кто выходил протестовать в 2012 году. В 2017 в связи с усилением навальнистов кому-то пришло в голову откопать этот древний мем и использовать еще раз. Однако конъюнктура уже поменялась, и эти попытки были лихо отбиты двачерами, которые зафорсили «Пыню» именно как титул нашего самого главного. Как знать, может, именно эта история привлекла меня тогда.
Приблизительно в то же время возник и «Дед». Так к нему обращались молодежь и подростки, увлеченные протестной активностью и разочарованные положением дел в стране. Именно «Дед», потому что «Дедушка» у нас один — дедушка Ленин, и я не позволю спекулировать ассоциациями на этом поле. Кстати, Ленин умер в 53, что выгодно отличает его от 67-летнего Пыни.
Ну а кто он для них еще? Они ему не ровесники, они даже не застали его в те годы, когда он был по-своему прогрессивен или, по крайней мере, еще не набил оскомину. Он уже был ботоксным чучелом, когда они начали смотреть новости и читать политические посты в сети. Для них он неразрывно связан с апатичными прямыми линиями последних лет, армейскими жаргонизмами и тупыми шутками. К тому же, ну, он реально стал старый. Это уже не скрыть под слоями мейкапа. Я верю, что фотографы из кремлевского пула из кожи лезут, чтобы нормально его сфотографировать, но это бесполезно. Все равно получается скучающий и не совсем понимающий, где и зачем он находится, старпер. Дряблый, тугодумный, замедленный. Пошлый в своем кремлевском отрыве от народа. Реликтовый, мамонтовый, влезший из прошлого века.
Недавно мне на глаза попалась публикация о его диете. Господи, как же это скучно! Как в больнице. Хорошей, кремлевской больнице. Я даже не могу стебаться над этим всем, потому что в итоге получается уныние. Не еда, а система жизнеобеспечения. Слабосоленый царь. Лишь бы дотянул до транзита. В этом нет никакой витальности, зато веет санаториями для престарелых членов политбюро. Еще немного и будет уже не Дед, а Лич.
Ельцин все-таки был прикольнее. Скажут, что зато за него было стыдно — а за Пыню, типа нет? Я задавила чувство стыда и обиды за державу, иначе пришлось бы фрустрировать бесконечно. Долбоебы из спецслужб, разучившиеся шпионить и убивать, долбоебы из РУСАДА, ворье в Роскосмосе, садисты во ФСИНе, плагиаторы в Минкульте, распильщики нацпроектов, вахтеры, стукачи, эшники. И над этим парит Дед Пыня, прикованный к трону с аппаратом для вентилирования легких. Поддерживаемый в сознании кремлевскими диетологами и алтайскими шаманами. Нужно стать человеком-свиньей, чтобы экранироваться от этой гнили.
Ульрика Мария Майнхоф, одна из лидеров RAF, оставила такие строки про канцлера ФРГ Конрада Аденауэра, дотянувшего на посту аж до 87 лет (его тоже звали «Der Alte»):
«Так и живет население ФРГ — варится в собственном соку и с закрытыми глазами проходит мимо собственной истории…
Посмотрите на нас после 17 лет правления Аденауэра. Вот как мы выглядим: хорошо откормленные и ничего не знающие, объегоренные и довольные этим, создавшие хомячьи запасы на случай войны и не понимающие, что эта война лишит нас всех жизни. Утешаемые в связи с ростом квартплаты тем, что у нас не отнимают детские пособия. Надежно защищенные христианскими добродетелями и сытостью от коммунистических соблазнов, оплакивающие погибших у Берлинской стены, но при этом отчаянно сопротивляющиеся любым попыткам путем переговоров облегчить жизнь людей по обе стороны этой стены.
Эра Аденауэра была мрачным временем. Преодолеть ее, справиться с ее наследием означает: тщательно изучить эту эру, описать ее, прокомментировать, пересмотреть ее — и затем сделать всё совсем по-другому, не так, как ОН захотел, придумал и реализовал».
Я не знаю, как передать грядущим поколениям опыт безвременья, эпоху серости и застоя. Я кое-что читала про брежневские времена, про диссидентов и одномерность бытия. Этого мало. Слова никогда не заменят личный опыт погружения в омут безысходности. Когда благие дела застревают на стадии замыслов лишь потому, что в них нет нужды — ни внутри, ни снаружи. Все откладываешь на завтра, надеясь, что завтра люди, власть и страна изменятся, умоются холодной и чистой водой.
Я не могу сказать, что Пыня стал заложником Системы. Заложник осознает свое положение и хочет вырваться. Пыня же сросся с бюрократическим чудовищем. Хочется верить, что он — самая важная часть этого зомби-социума, и что после него сразу поднимется ветер и сгонит шелуху и смрадный туман. Россия тем и сильна, что по-холуйски, по-лакейски перестраивается во что угодно, лишь бы это было угодно хозяину. Сперва упивается НЭПом, разоблачением культа личности и Оттепелью, Гласностью, а потом снова на вершину вскарабкивается железный Буратино из опричников, из Охранки или из чекистов. На своем веку можно повидать несколько таких циклов, но кто расскажет, что даже одного безвременья достаточно, чтобы выломать из человека волю, свободу и творческий запал?
У пациента стабильно тяжелое состояние. Без динамики. Калоприемник готов к транзиту.