«Я ничего не знал, только удивлялся плохому отношению Гринбергов к Лизе, такой приятной и доброй, и называл их Монтекки и Капулетти». Михаил Цойреф рассказывает историю предательства и давней семейной распри.
Алка, моя жена, оказалась в Одессе летом 1978-го, когда мы поехали в наш первый отпуск. У человека, воспитанного на Бабеле, Куприне и Паустовском, всегда есть особые ожидания от встречи с Одессой. Но, кроме нескольких забавных случаев (бросила письмо в уличный почтовый ящик и автоматом повернулась, чтобы идти, а сзади раздался окрик: «И ппашшла, и ппашшлааа!» - ящик был без дна, и письмо просто упало на пол), никакой «Одессы» не произошло. Даже «старенькие дворники» в белых фартуках, поливавшие дворики из шлангов в утреннем солнце, которых я всегда раньше встречал по пути с вокзала на улицу Жуковского, и те куда-то исчезли. Только в парадном у Нойки, маминого дяди, все так же, как в детстве, было темно и пахло кошками. Мама ведь была одесситкой, и там все еще жили Гринберги – бабушкины братья.
Гринберги
Все Гринберги к старости приобретали замечательного благородства серебряную седину – сияли, как бобры, и были очень значительны. Удивительное дело: ни от кого из них, всю жизнь проживших в Одессе, я ни разу не слышал ни знаменитых одесских интонаций, ни словечек, которыми в кино так и сыплют «настоящие одесситы». В их среде это считалось дурным тоном. Зато были и пикейные жилеты, и белые костюмы, и соломенные шляпы. А еще они любили, вернувшись с работы на дачу, обедать на открытой веранде с виноградом и, усадив меня, как большого, рядом, пить со мной домашнее столовое вино.
Их было две сестры – Циля, моя бабушка, и Ревекка. И два брата с библейскими именами – Исер (в семье его звали Ися) и Ной (Нойка). И к старости они имели вполне библейский вид. Были они серьезными инженерами. В начале 1930-х братья построили две дачи у моря, в Аркадии. Прекрасные каменные дома под красной черепицей, стоявшие друг напротив друга, исключительного качества и прочности. Когда, во время обороны Одессы, в 200 метрах от дач на узкоколейке, ведущей к береговым батареям, взорвались два вагона снарядов, у домов лишь выбило стекла и кое-где слетела черепица.
1941 г. Нойка еще в 1920-е годы руководил крупным строительством и даже имел персональную пролетку с возницей. Ися же в те годы профессорствовал и женился на своей студентке – работнице джутовой фабрики, рабфаковке Лизе Максименко. Их папа, Яков Гринберг, - мамин дед, человек очень религиозный, мысли не допускал о таком браке и так до конца своих дней, живя в местечке Ярмолинцы, и не узнал об этом.
В тридцать седьмом Ися руководил огромным строительством Одесского водопровода и был арестован по делу о заговоре его, водопровода, отравления. Расстрельное дело. Но, будучи человеком исключительного мужества, он не признавался и ничего не подписал. Полтора года во внутренней тюрьме одесского НКВД и … повезло. Берия сменил Ежова, дело закрыли и тех, кто еще не признался, отпустили. Вышел из дома рыжим, вернулся совершенно седым и больным. Детей у них после этого не было.
Пока он сидел, его жену, ту самую рабфаковку Лизу Максименко, прятали по родственникам, пересылая из местечка в местечко. И ведь уберегли. Кстати, примерно в то же время ее братья сгинули в лагерях по делу КВЖД, где один из них служил в Манчжурии. Погиб он в лагере ужасно, как генерал Карбышев (обливали водой на морозе, пока не превратился в статую).
Предательство
Потом война. Гринбергов сразу мобилизовали, и всю войну они строили фронтовые аэродромы. Точнее так: сначала, отступая, взрывали, потом уже строили. Когда немцы подошли к Одессе, Ися организовал эвакуацию жен и сестер с детьми. То есть, и моей бабушки Цили, и мамы-школьницы тоже. И сестры своей жены - Маруси (Муси) Максименко.
Ехали под бомбежкой, ждали на станциях, запруженных толпами беженцев. Обокрали их, конечно, на первой же пересадке – обычное дело. В Ставрополе застряли и выбрались чудом: Нойка оказался недалеко на фронте – приехал на военной машине и всех в кузове повез через горящие станицы дальше от немцев. Как-то очутились в Махачкале. Оттуда должны были на пароходе через Каспийское море и дальше, в Среднюю Азию. Но так вышло, что сначала Соня, жена Нойки, а потом и сестра Ревекка свалились в тифу. Немцы наступали. И вот тут это и случилось. Муся и Лиза, сестры Максименко, просто сели в поезд и поехали дальше, оставив Гринбергов на милость судьбы.
Но все выжили. Соню и Ревекку выходила моя бабушка Циля. И в 1942-м, когда немцы заняли уже почти весь Северный Кавказ, под бомбами на грузовом судне, а потом в теплушках через пустыню Кара Кум добрались до Сталинабада.
Схема семейных связей - для удобства читателя
Таки что вы думаете? После войны Ися простил своей жене это предательство. Вымолила. Только вот условие поставил. Чтобы ее сестра Муся на пушечный выстрел не приближалась к их дому. Ни она сама, ни ее детки. Долгие годы семья не хотела видеть и Лизу, но потом как-то смягчились. Убедили себя в том, что во всем виновата Муся - старшая сестра, подлая интриганка. И ради любимого брата Лизу терпели.
Я, конечно же, всего этого не знал, когда был подростком, и только удивлялся плохому отношению Гринбергов к Лизе, такой приятной и доброй, у которой всегда, когда я возвращался с моря, в холодильнике был для меня настоящий южный компот и мои любимые вареники с вишней. Думал, что все это какие-то тайные женские дела, их давнее несогласие с этим «морганатическим браком», и называл их Монтекки и Капулетти.
Гринберги уходят
В 1964-м умерла бабушка, в 1972-м Ися, в 1974-м Ревекка, не оставив детей. Лиза стала единоличной владелицей квартиры на Ласточкина и дачи в Аркадии. И первое, что я застал, приехав летом в Одессу это Мусю со чады и домочадцы на веранде дачи, куда путь ей был заказан, пока дядя был жив.
А Гринберги постепенно вымирали. К моменту нашего отъезда в Израиль остались только старенький Нойка с незамужней дочерью Аней. Вскоре и он лег на втором еврейском кладбище рядом с братом и сестрами. И Аня, вечно больная, беспомощная, осталась совершенно одна на большой даче в Аркадии в это смутное постперестроечное время. Была она кандидатом химических наук, и ее подруга, давно уже живущая в Штатах, выписала ее по программе для научных работников к себе в Вашингтон.
Аней овладел суеверный ужас. Такой иррациональный страх: Максименки ее не выпустят живой. Что-то произойдет. Устроят церемонию Вуду, не знаю что, но она тут и погибнет. Старая, но все еще крепкая и деятельная Лиза предложила помощь в делах отъезда деньгами, лекарствами и хлопотами. А Аня всего лишь подпишет нужные бумаги, предоставив право пользоваться квартирой и дачей детям Муси Максименко. Но все останется как было и, если Аня захочет приехать погостить в Одессе, то ЕЕ квартира и ЕЕ дача будут немедленно ей предоставлены – она остается единственной хозяйкой.
Возвращение
Аня благополучно уехала, несколько лет не думала возвращаться даже в гости. Но постепенно, по мере появления американского самоощущения, осмелела и решилась приехать на лето в Одессу. Все было, как договорились – она поселилась на собственной даче, купалась и кушала сливы с того самого дерева, на котором мой папа в 1948, еще будучи женихом сломал большую ветку, демонстрируя ловкость, когда мама привела его знакомить с семьей.
Но что-то не давало ей покоя, что-то было не так. И она решила пойти к нотариусу и перечитать документы. Вот тут-то и началось. Ни под каким видом она не могла эти документы заполучить. Тогда она наняла адвоката, угрожала, платила американские деньги и наконец добилась – показали. Но по этим документам выходило, что она свое имущество подарила семье Максименко.
Вот так-то. Она решила – буду судиться, воевать. За мной правда, Госдеп и шестой флот США.
Обстоятельства, однако, потребовали ее возвращения в Вашингтон. Уехала, твердо намереваясь вернуться в Одессу восстановить справедливость и наказать.
Эпилог
Вскоре по возвращении Аня почувствовала себя плохо. Через два месяца ее не стало.
В отличии от библейских, мои Ревекка, Исер и Ной не оставили потомства. Так и завершилась история семьи Гринбергов в Одессе.
Отломанная папой в 1948-м от дерева Гринбергов ветка - и есть мамина семья, пустившая корни на земле Израиля в 1990-м году.
Понравилась статья? Читайте предыдущие истории Михаила Цойрефа:
Ленинградские байки Михаила Цойрефа. Золотая лихорадка
Ленинградские байки Михаила Цойрефа. Техник Степанова из рода Амалека
Ленинградские байки Михаила Цойрефа. Эвейну шалом алейхем, или полет гордых птиц
Ленинградские байки Михаила Цойрефа. История одного мордобоя
Ленинградские байки Михаила Цойрефа. По национальному признаку
Ленинградские байки Михаила Цойрефа. Янсон форева
Ленинградские байки Михаила Цойрефа. Перл