Еще одним сюрпризом и головоломкой для доктрины перехода стала поразительная дифференциация национальных путей системных изменений и изменений в области развития с ее единой первоначальной стратегией и лежащим в ее основе понятием конвергенции в идеализированную нормативную модель "рыночной экономики". В то время как все постсоциалистические экономики, очевидно, переходят к капиталистической семье, такое изменение представляется менее детерминированным и гораздо более зависимым.
На промежуточном уровне абстракции между различными национальными путями изменений и эволюцией всей постсоциалистической семьи произошло три отдельных траектории преобразований. На этих траекториях взаимозависимые явления политических изменений, институциональных сдвигов, макроэкономических тенденций и социальных тенденций в целом усиливают друг друга и порождают специфическую конфигурацию кумулятивных процессов причинно-следственной связи.
Трех траектории:
- Евроцентрированный социал-либерализм, доминирующий в Центральной Европе;
- типичный для постсоветского пространства депрессивный государственный кризис;
- высокий постепенный рост, наблюдаемый в реформируемых экономиках Азии.
В то время как некоторые постсоциалистические страны следуют промежуточному пути между первой и второй траекториями (как на Балканах), оценка этих трех путей перехода к капитализму представляется достаточно надежной. Монокаузальные объяснения, основанные на предсоциалистическом или социалистическом наследии, первоначальных формах политических изменений, применяемых стратегиях и политике, внешних воздействиях или культурных различиях, дают весьма частичное представление о многообразии путей преобразований.
Многочисленные взаимозависимые причинно-следственные связи и обратная связь между процессами изменений в различных сферах общества и экономики, лежащие в основе разнообразия национальных или региональных траекторий, указывают на огромную сложность системных изменений. В результате происходят глубокие преобразования всех элементов экономической системы, правовой сферы и политического режима, меняются социальные различия, культурные ценности, меняется и международная среда.
Все эти преобразования происходят в концентрированный исторический период продолжительностью около одного десятилетия, но их относительные ритмы или временные рамки различаются. Традиционная экономическая теория, основанная на анализе равновесия, плохо подготовлена для решения таких кумулятивных причинно-следственных процессов. Сравнительный институциональный анализ, позволяющий избежать редукционистского, экономичного подхода, необходим для понимания национальных, секторальных и местных процессов изменений, зависящих от курса.
На более дезагрегированном уровне значительные, а иногда и растущие различия между национальными траекториями стали очевидными в течение первого десятилетия преобразований, даже в рамках одной и той же группы стран. Разнообразие национальных и региональных путей перемен, ведущих к значительному разнообразию формирующихся постсоциалистических капиталистических систем, иллюстрирует роль специфических и развивающихся институциональных конфигураций, которые отражают само содержание системных изменений.
Таким образом...
Исторические предпосылки, первоначальные условия, а также системная взаимозависимость и конкретные национальные механизмы институтов объясняют, почему одна и та же институциональная реформа или передача или аналогичная политика могут привести к весьма различным результатам в разных странах. Постепенная реформа, основанная на двойной системе ценообразования и планирования, привела к тому, что китайская экономика "вышла из плана", но она стала важным фактором распада советской экономики при Горбачеве; программы быстрой "крупной приватизации" привели к созданию различных структур собственности и управления, как в Чешской Республике и Российской Федерации; макроэкономическая шокотерапия имела противоположные последствия в Польше и Российской Федерации.
Судьба законов о банкротстве в странах с переходной экономикой была различной, а взаимосвязь между моделями роста и динамикой распределения оказалась весьма разносторонней в разных странах и регионах.
Разнообразие опыта объясняет, почему обобщения, услышанные о "переходе", часто могут быть фальсифицированы различными национальными контробразцами. Абсолютных законов о таком сложном, многогранном и противоречивом историческом процессе, скорее всего, не найдется, однако из этого можно извлечь несколько пробных исторических и теоретических уроков.