Разрезая скалистые горы и извиваясь змейкой, течет быстрая речка Олдон. Она впадает в реку Нюю, где природа набирает неописуемую красоту. С обеих сторон берегов мать-природа веками стачивала каменные стены, создавая изваяния и причудливые фигуры. Вот по горе едет огромный богатырь с конем, застывший здесь неизвестно с каких времен.
Когда взошла луна, на поляну вышла белоснежная лошадь. Она неспешно, по-хозяйски обошла все строения и хозяйский дом. Большие умные глаза выдавали беспокойство, а уши чутко вслушивались в ночную тишь. Тишину нарушали лишь крики ночных птиц и журчание перекатов реки. Хозяин назвал ее Снежкой за белую масть, она попала к нему еще совсем молодой кобылкой. С самого начала она была обласкана и приручена. Хозяин, питая к ней особую нежность, кормил с руки хлебом и сахаром.
Своим лошадиным умом она не могла понять, почему хозяин оставил ее здесь одну и вот уже несколько дней не приходит к ней? Она не могла знать, что увезли его тяжелобольного и оставили в городе, пристроив потом в пансионат для одиноких пожилых людей. Теперь она ходила одинокой белой тенью, не уходя далеко от хозяйского двора . Сюда иногда приезжали разные люди – охотились и рыбачили. Им она очень радовалась, так как заезжие угощали ее разными вкусностями. Как только к берегу приставала очередная лодка, она тут же мчалась к ней, разглядывая и обнюхивая новых прищельцев. Иногда они останавливались в хозяйском доме. Разгрузив все вещи в сенях, по рассеянности некоторые забывали закрыть за собой дверь. Вот тогда Снежка устраивала им настоящую таможню с ревизией. Она выбирала из вещей все съестное: хлеб, печенье, сахар, муку. И горе тому, кто проспит всю ночь. После такой “ревизии” в следующий раз они, наученные горьким опытом, прятали провизию подальше.
Снежка в эту ночь вела себя беспокойно. Она каким-то природным чутьем почуствовала, что скоро увидит своего хозяина. Все эти годы она верно ждала его приезда. Нервная дрожь пробегала по всему телу, передавая сообщения в мозг от позвонка к позвонку.
“Кирилл Афанасьевич приехал!”, – крикнул сидевший за рулем Димка. От долгого сидения неподвижно затекшие руки и ноги не хотели слушаться. Но дед Кирилл попытался вскочить. Рядом с ним сидел человек, которому он был обязан приезду в родные края. Это был его давний закадычный друг молодости Юрий Моякунов, а за рулем – его сын. Они вдвоем ему помогли встать и сойти на берег с лодки. После инсульта здоровье еще полностью не оправилось. Он, пошатываясь, встал на берег, опираясь на трость. Яркие воспоминания нахлынули на него, и от волнения у него начала кружиться голова.
Родной берег. С этим местом, под названием Олдон, его связывало все. Даже камушки, что были на берегу, казались ему родными, близкими. С помощью Димы он забрался на крутой склон и замер. Лошадь неслась ему навстречу. Снежка горячо дышала, нежно терлась мордой и обнюхивала лицо и руки старика. Все еще не веря, что хозяин наконец вернулся.
“Снежка, Снежка, ты моя!”, – ласково звал и гладил дед свою любимицу. Какие чувства переполняли их души, знали они только сами. Уже не расставаясь, они потихоньку дошли до дома. Дом сильно обветшал, сильные ветры разодрали ветхую крышу. Дима уже натопил печку и пошел с ведрами за водой. Дом был чисто убран, на столе порядок, посуда перемыта. “Это Ленька Николаев постарался”, – догадался дед. До его приезда Леня с Борисом Мыреевым здесь были проездом, и вот. Подготавливая дом для хозяина, навели порядок. Невестка Бориса, Любовь Прокопьевна, родилась здесь, на Олдоне. Дом их стоит до сих пор, свидетельствуя о том, что здесь когда-то жили люди. Кирилл Афанасьевич сел у печи. Вместе с согретым воздухом он окунулся в воспоминания.
Он здесь родился и вырос. Дом, где он родился, стоял на другой стороне реки, на высоком скалистом обрыве. Мать его отсюда никуда не уезжала, они жили вдвоем. Смотрели за колхозным табуном лошадей, выращивали свиней и разводили стадо оленей в пятьдесят голов. Работы на двоих хватало сполна. Потом он стал кадровым охотником. Когда мать умерла, ее похоронили здесь, в Олдоне, где она жила всю жизнь. Много воды утекло с тех пор в Нюе. Каждую весну и осень к нему приезжал его верный друг Юрий Дмитриевич. Вот и сейчас он привез его на побывку на несколько дней, посмотреть на родные края. Когда-то они вместе охотились и рыбачили, делясь радостями охотничьего азарта.
Весной речная вода выходила из своих берегов и заполняла всю низменность. Прямо перед домом образовывалось целое озеро, куда входили речные рыбы и садились утки. Как-то раз, встав рано утром, по обыкновению посмотрел в окно. Что тут творилось! Прямо у него под окном расселась большая стая крупных селезней. Он, недолго думая, потихоньку выставил окна и выстрелил два раза в самую гущу из своего МЦ-12. За окном поднялся невообразимый переполох. Выскочив из дома, спустил на воду лодочку, которая стояла у крыльца, и поплыл к уткам, подбирая их. Пересчитал, получилось внушительно – целых восемнадцать! Такому удачному выстрелу радуются и молодые, и старые охотники. Вот и он удовлетворенно крякнул в кулак, глядя на переполненную лодку.
Вспомнился еще один случай, который произошел с ним давно. Было это под осень, когда собирал ягоды на той стороне реки. У него с собой была двустволка, и он, ничего не подозревая, собирал спелые ягоды. Вдруг, откуда ни возмись, к его ногам подскочили два маленьких медвежонка. Он от неожиданности не успел понять, что к чему, как за ними выскочила разъяренная мамаша. С диким ревом она встала на дыбы и остановилась в двух метрах от него. Страшна была медведица в гневе, оскалив огромную пасть, размахивая когтистыми лапами и разрезая ими со свистом воздух, провоцируя на панику. Даже в такой критический момент он не потерял самообладания и подумал о маленьких медвежатах. Стоя напротив медведицы, он и не думал стрелять в нее, пусть даже и ради спасения своей жизни. Он стал уговаривать ее отказаться от опасной затеи: “Не трогай меня! Я не желаю тебе и твоим деткам ничего плохого! Иди своей дорогой, куда шла”. А медведица не унималась, уже и брызги липкой слюны попадали в лицо, обжигая, как кислота. А шустрые медвежата убежали подальше, вскарабкались на дерево и принялись реветь, как дети. Это и спасло охотника. Медведица бросилась к ним, а он быстро побежал в другую сорону.
Из воспоминаний деда Кирилла вывел вскипевший на печке чайник. Юрий Дмитриевич накрыл на стол, нарезал хлеб и пригласил за стол обедать. Дима, наскоро перекусив, засобирался ехать в повторный рейс. В это время года река не позволяет загружать лодку под завязку, пришлось на полпути оставить двоих спутников с вещами.
Осенняя погода изменчива – то дождь, то солнце ясное. Стоят последние дни бабьего лета. Ветер разогнал тучи, после обеда стало тепло. Солнце светило, напоминая жаркий летний день. Юрий вывел Кирилла Афанасьевича под руку во двор и усадил на скамейку.
“Вот уже стукнет 83 года, смогу ли я еще приехать сюда?”, - подумалось ему. Посмотрел на Снежку, убежденно кивнул: “Приеду!”.
Высоко в небе стороной проходили стаи гусей. Они даже не снижались, а уверенно шли через хребты прямиком на Лену. От их беспрерывного гомона, у него начинало что-то сжиматься в груди. Многолетняя охотничья закалка давала знать о себе – он вздрагивал при виде очередной стаи. Казалось, он даже молодел от этого. Одна большая стая пролетала как раз над самым домом. Задние начали перекликаться с впереди идущими, видимо, призывая на передышку, глядя вниз на соблазнительные берега и острова. Стая, на мгновение замедлив ход, продолжала движение курсом в сторону Лены. А внизу, на своей скамейке, оставался дед Кирилл. Он что-то шептал им вслед, махал рукой. Глядел, провожая до тех пор, пока не помешали выступившие слезы и он не потерял их из виду. А они все летели и летели, к своим манящим далям вперед, оставляя далеко позади маленькую речку Олдон.
Подписывайтесь на наш Телеграм канал о Рыбалке