или
Наполеон, Лев Толстой и военная статистика
С подачи современных СМИ ноябрь потихоньку начинает восприниматься как «победный месяц» в Первой Мировой войне… при том, что сама эта война для молодежи уже провалилась в «незапамятные времена», став в один ряд с войной Семилетней или кампаниями Наполеона. Тем не менее, нынешние натужные мероприятия по поводу Компьенского перемирия проводятся, руководители стран, бывших когда-то врагами кучкуются для коллективного фото на память — и все при этом дружно охают и ахают относительно количества жертв, которые усеяли своими костями поля Европы в 1914-1918…
При этом при всем показном пацифизме празднование юбилея имеет и вполне злободневный политический подтекст: во-первых — что французы и англосаксы все-таки «перемогли» в 1918, а во-вторых сделали-таки это сами, без такой-сякой России, которая в 1917 того … По этому случаю можно на юбилей и такого-сякого Путина пригласить именно в качестве президента «страны-неудачницы» и на правах бедного родственника, которого мировое сообщество должно в условиях победного ноября в спину буркнуть своё «фэ».
Ну что ж… Мировому сообществу, разумеется, сподручнее закатить банкет по поводу победного ноября 1918, чем победного мая 1945… Благо, что в массовом «историческом сознании» эти даты давно разошлись как «дела давно минувших дней».
Ну что ж… Если уж речь идет о «преданьях старины глубокой», то углубимся в прошлое еще на столетие с небольшим — в ноябрь 1812 года, который для России может считаться победным с основанием не меньшим, чем май 1945.
Гибель «Великой Армии» Наполеона была для ого времени событием ошеломляющим — и поэтому охаять это событие историки всех мастей норовят ничуть не меньше, чем победу СССР над Германией…
Хотя методика «разжалования» русской победы 1812 года все же несколько отличается от либерально-солженицинского «трупами завалили» и сводится, если говорить коротко, к внезапному поглупению Наполеона в России. Который и Бородинское сражение выиграть вчистую не смог исключительно по причине насморка, и крепостное право почему-то не отменил, и отступать из Москвы надумал по Старой Смоленской дороге… И вообще вел себя как дурак, а дурака победить — что за честь… Тем более, что и побед-то никаких не было — все сражения при отступлении Наполеон выиграл и даже на Березине ухитрился «переиграть» русских генералов и не попасть в окружение.
На странность этих исторических построений обратил внимание еще Лев Толстой, ехидно заметивший, что серия побед и успехов Наполеона осенью 1812 года почему-то привела Бонапарта к полному разгрому, а серия неудач русских — к полной победе и, в конечном счете, к завершению войны в Париже.
Правда вывод из этого остроумного наблюдения был сделан совершенно «толстовский» - мол «Великая Армия» бежала сама по себе, погибая не столько от оружия, сколько от холода и бескормицы — поэтому и все усилия полководцев ни на что не влияли и «ловить» в сражениях корпуса Нея или Ожеро не было никакого смысла… Ой ли?
Ну что ж… Начнем с первой «наполеоновской глупости» - решения вернуться на Старую Смоленскую дорогу после битвы при Малоярославце (опять-таки — успешной для французов!).
Чем же на самом деле было продиктовано это решение великого императора? Внезапным помутнением рассудка? Да ничуть.
Первоначально Наполеон и в самом деле собирался идти обратно к Смоленску по другому маршруту — через Малоярославец-Медынь-Юхнов-Ельню. Но после «победного» сражения за Малоярославец император понял, что идя по такому пути ему придется постоянно «толкать» перед собой русскую армию, устраивая непрерывные наступательные сражения.
Такая перспектива была совершенно убийственной — нехватка лошадей и боеприпасов для артиллерии заведомо обрекала французскую армию на гибель: не под Медынью, так под Юхновым, не под Юхновым, так под Ельней…
Поэтому решение вернуться на Смоленскую дорогу было для Наполеона совершенно разумным. Во-первых такой путь был банально короче, во-вторых проходил по более-менее знакомой местности, и в-третьих давал возможность уходить из России, имея армию Кутузова не прямо перед собой, а позади себя (ну или хотя бы «сбоку»).
Спрашивается — стоило ли при таком раскладе мешать Наполеону «делать ноги» и не лучше ли было оставить французов в покое — пусть себе бегут… Лев Толстой в «Войне и мире» убеждает читателя, что именно так и следовало бы поступить… и делает это совершенно напрасно.
Почему? Потому что еще со времен Карла XII в военной науке было зафиксировано правило — при передвижении армии по неприятельской стране в зимнее врем, ее ежедневные небоевые потери будут составлять 0,5% Цифра крайне неприятная, но … была бы она фатальной для французской армии?
Чтобы ответить на этот вопрос посмотрим на хронологию: от Малоярославца французская армия двинулась к Смоленску 26 октября (по новому стилю) и собралась там полностью 13 ноября. То есть будучи «оставленной в покое» великая армия за 19 дней должна была бы «естественным путем» потерять около 10% личного состава.
Что было бы для Наполеона крайне неприятно, но не смертельно, тем более, что его войско пополнилось бы за счет гарнизонов, оставленных в Вязьме и Смоленске.
Однако в «неправильной» (и совершенно не-толстовской) реальности армия Наполеона по пути от Малоярославца до Смоленска сократилась с 96 тыс. до 37 тыс. человек — то есть не на 10%, а в два с половиной раза.
И происходило это не потому, что «генерал Мороз» досаждал (похолодание до -8-9 по Цельсию произошло только 9 ноября, когда большая часть «великой армии» была уже в Смоленске), а потому, что русские непрерывно били «великую армию» на марше, отсекая и уничтожая ее отдельные части (как, например, 22 октября при Вязьме или 28 октября при Духовщине).
Это уж не говоря о том, что именно мороз спас остатки «великой армии» под Оршей 19 ноября, позволив ей перейти через Днепр по льду...
Так что погибло нашествие «двунадесяти языков» не по графу Толстому (то есть «само по себе»), а именно в результате «ненужных» и «бессмысленных» военных действий. Вот такая получается история с географией, метеорологией и военной статистикой.
О которой тоже следует иногда вспоминать нашим западным партнерам, опять обдумывающим в «победном ноябре» планы создания «европейской армии». Ноябрь — он, знаете ли, месяц такой… двусмысленный. Не только Компьен, но и Березина...