Я решил отступить на шаг-другой и дать первый бой на своей территории.
— Вашингтон кое-что предусмотрел, мистер Яффа. Тем не менее государственный секретарь просил меня проверить эти расчеты на месте, выслушав мнение здешних сотрудников. Поэтому позвольте мне задать каждому по очереди один и тот же вопрос. Что, по-вашему, произойдет, когда я предъявлю наши требования президенту?
Закончив совещание, я вдруг почувствовал себя одиноким и беспомощным... Ничего мне так не хотелось, как сбросить с себя всю ответственность и бежать, бежать от этой напряженности и этих интриг.
После краткого, почти чувственного возбуждения в первые минуты приезда это было похоже на тоскливую пустоту, которая наступает после акта любви. Похоже и непохоже, потому что кроме тоски я испытывал страх и ощущение опасности — словом, отчаяние, которое в один прекрасный день заставит меня кончить эту скверную комедию и начать жизнь сначала. И хотя опасность была для меня почти осязаемой, я заставил себя не думать о ней, потому что мне нужно было улыбаться, поблагодарить моих коллег и закрыть совещание, соблюдая все правила вежливости и притворяясь уверенным в себе.
До обеда оставалось всего два часа, и я попросил, чтобы меня сейчас же отвезли в дом, где мне предстояло жить. Гротон должен был подождать в посольстве, пока отпечатают протокол совещания, а потом немедленно доставить его мне. Мэл Адамс будет обедать с нами и расскажет о деятельности посольства.
Подошел Яффа с просьбой уделить ему две минуты для разговора с глазу на глаз. Он принес мне подарок — автоматический револьвер на черной кожаной перевязи. Он попросил меня никогда не расставаться с револьвером, днем держать в ящике письменного стола, а ночью класть под подушку. Заодно он посоветовал держаться подальше от раскрытых окон и ездить только с охранником, которого он ко мне приставит. Напрасно я искал на его гладком лице следы насмешки — ее не было и в помине.
Сказанные на прощание слова были разумны и уважительны:
— Тут вы должны доверять мне, сэр. Безопасностью ведаю я. И ваша безопасность — на моей личной ответственности. Это город убийц. Пожалуйста, делайте все гак, как я прошу.
Поблагодарив, я обещал, что не подведу его. Затем он попросил разрешения проводить меня в машине домой и показать кое-какие меры предосторожности, которые в целях моей безопасности он там установил. Отказать ему было бы неудобно, да кроме того в нем произошла такая быстрая перемена, что я был невольно заинтригован.
На совещании он был ироничным, хитрым и напористым.полемистом. Наедине со мной он держался вежливо и почтительно.
Фатовство спало с него, как маска, и я увидел то, что видел Гротон.— человека сильного, внушающего либо уважение, либо недоверие. Пока мы ехали к моему дому в жарких дремотных сумерках. Яффа прочел мне краткую, но довольно ядовитую лекцию о городе Сайгоне.
— ...Он не лишен своеобразного очарования, не так ли? Восточные актеры в декорациях французской провинции. Впрочем, драма здесь разыгрывается чисто азиатская. Все не то, чем кажется. Взгляните на эту улицу. Тут три полицейских и четыре гвардейца, но это еще не все. Тот малый, что катит тачку,— один из контрразведчиков Кунга. А вон на том углу — второй. Эта женщина в окне работает на меня...
— Город закручен таким винтом, что тут нельзя ни выпить, ни поесть, не наткнувшись на тайного агента полиции. А выглядит мирно, правда? На самом деле все бурлит. Вполне возможно, что тот человек на велосипеде — вьетконговец.
— ... Этот народ, так или иначе, воюет беспрерывно почти две тысячи лет. Очень искушенная раса — и очень неподатливая. Китайский лак на вьетнамском бамбуке... да еще французы подбавили своего лоску. Вон там — Шолон, китайский город. Там китайцы торгуют, плодятся, дают деньги в рост — и снова плодятся и спокойно ждут своего часа. У них есть человек, с которым вам стоит когда-нибудь познакомиться: это — Китаец Номер Один. Он крупная фигура, но редко показывается на людях, а имя его никогда не упоминается вслух. Он велит своим терпеть и молчать, а сам прислушивается, откуда ветер дует.
И тем жетоном Яффа добавил:
— Вот что, по-моему, следовало бы делать и вам, сэр. Немного прислушаться к ветру. Он говорит на ином языке, чем тот, что вы слышали на совещании.
И не дав мне вставить слово, он продолжал:
—Происшествие с этим буддистом - только начало. Затевается что-то крупное, я сам еще не знаю, что именно. Но это может случиться даже нынче вечером. А если не нынче, то через день-два. Я узнаю об этом за полчаса и тогда сообщу вам.
Я попытался выжать из него подробности, но он отвечал так туманно, что я начал сердиться, и он это заметил.
— Давайте будем откровенны друг с другом, сэр.— твердо сказал он.— Давайте уясним себе наши функции. Вы — официальный представитель Соединенных Штатов. Мне приходится служить в другом качестве: я использую любую возможность для достижения своих целей. Я должен делать иногда такое, чего вы никогда не сможете одобрить, поэтому лучше, чтобы вы об этом не знали. Мне приходится затевать одни заговор, чтобы обеспечить успех другого. Мне приходится принимать меры, которые обеспечили бы ваш успех и гарантировали бы вас от провала. Если для успокоения вашей совести нужно, чтобы я там лгал,— я могу и это. Тут я большой мастак, хотя предпочитаю не лгать, если в этом нет необходимости. Надеюсь, я объясняю достаточно ясно?
— Очень ясно, мистер Яффа, за исключением одной мелочи. Как насчет вашей собственной совести?
— Это роскошь, сэр. Я давно уже понял, что не могу себе этого позволить.
На этом, волей-неволей, наша частная беседа и закончилась. Мы подъехали к моей резиденции, большой оштукатуренной вилле, обнесенной высокими стенами с колючей проволокой и битым стеклом наверху. У железных ворот стояли на часах два солдата морской пехоты. Еще двое патрулировали вдоль стен. За воротами помещалась небольшая караульная будка. Когда наш шофер просигналил клаксоном, еще один морской пехотинец распахнул решетчатые ворота, и часовые стали навытяжку, пока мы въезжали в огороженный сад.
Сад пылал буйными тропическими красками и источал пряный запах красного жасмина, но после спокойного, тонко обдуманного порядка в моем японском саду мне в этой пышности чудилась какая-то нездоровая перенасыщенность. утомленность, как в красивой, но бурно пожившей женщине...
А Яффа уже скороговоркой объяснял:
— Половина вашего домашнего штата — американцы. Ваш личный секретарь — Энн Велдон; дворецкий — Хэмфри, старый вирджинец, отлично знает свое дело. Домоправительница — миссис Брендан. С остальными познакомитесь постепенно. Кухонный персонал, уборщики и садовники — все вьетнамцы, три семьи, которые живут на этой территории, позади дома. Таким образом, они всегда у нас под надзором и ограждены от всяких угроз или соблазнов. Ваши личные комнаты выходят на реку. Мы проверили оттуда поле обстрела — шансов на то, что вас может подстрелить снайпер, очень мало. И все-таки попрошу вас помнить, что этот маленький шанс всегда существует. По всему зданию проведена сигнальная система тревоги, а часовые прошли специальную тренировку — впрочем, сейчас незачем утомлять ваше внимание такими подробностями. Ваш личный телохранитель — Билл Славич, отличный стрелок и специалист по дзю-до. Он живет тут же. Теперь, если угодно, войдемте в дом, сэр.