-Это нельзя, ты же знаешь, что нельзя.
-В этом доме все моё, что хочу, то и беру, я сюда деньги приношу! Тебе что для родного отца жалко?!
Мама говорила не запускать его днём пьяным. Она говорила, что он придёт и что-нибудь унесёт. Но на улице так холодно. Пусть солнце ярко светит, но она видела эти узоры на окнах, как ветер завывал и трещали стекла в рамах. И больше всего её испугал его голос, голос и угрозы. Она знала, что ещё чуть-чуть и он выбьет окна. Не посмотрит, что эти стекла помогают держать тепло в доме, где живут его жена и дети. Она знала этот голос. Голос другого человека, не отца. Когда он выпьет у него всегда голос этого незнакомца. Начинал он по-хорошему. Просто стучал, она объясняла через дверь, стоя в тамбуре в домашней одежде, видя как пар струится изо рта, пока она объясняла, чтобы он уходил, чтобы не приходил домой, когда пьёт. Конечно, это ему не понравилось. А у девочки ноги в носках стыли на ледяном полу, она совсем забыла обуться от страха, что он сразу выбьет дверь если никто не ответит. Он так делал. И окна выбивал. Потом сильно ранился, а она ухаживала за ранами, промывала, делала все что надо, чтобы он поправился. Потому, что мама и брат боялись крови. Иногда это было временем перемирия. Когда никто не заикался о случившемся. Все видели, что отцу стыдно и неудобно и потому не поднимали эту тему. На месте окна появлялся полиэтилен или картонка или ещё какая замена, все аккуратно прибито и приклеено. И все замолкали о случившемся, делая вид, что и не слышат как шелестит замена от ветра, делая вид, что и не стало в комнате холоднее.
Но иногда это не было перемирием. Иногда это было как снежный ком. За окном следовала выбитая дверь, за дверью выносил отец из дома деньги, еду, приглашал собутыльников. И тогда военные действия переходили в активную фазу. Как-будто они бывают какими-то ещё? Скорее нет, они становились явными, открытыми. Никто не пытался скрыть урон, и ужас происходящего. Скандалы набирали обороты.
Этого Тая и боялась, когда уговаривала отца уйти. Она боялась, что он всё-таки разозлится и снесет дверь или окно. Она была в ужасе, что мама подумает, что она скажет, когда увидит, что Тая не справилась.
«Неужели было так сложно его уговорить, ты же его любимица!Я всегда знала, что на тебя нельзя положиться, конечно, ты вся в отца». Когда она слышала эти слова что-то внутри умирало у девочки, как и сейчас, когда она мёрзла в тамбуре и слышала голос отца и понимала, что ему лучше открыть.
Открыла, он сразу, не разуваясь прошёл в зал. Куртка у него была нараспашку, глаза дикие и злые, красные. На голове торчала чья-то чужая шапка, уши были красные. Тая успела заметить, что отец исхудал и хромает на одну ногу, что джинсы у него испачканы, что отец уже в них писался.
Он вынес телевизор. Она пытались отговорить, но знала, что бесполезно. Отчаяние пронизывало девочку, она отошла в сторону и в ужасе думала, что будет, когда придёт мама. Она знала, что подвела ее. Тая знала, что подвела всех их. Что не смогла отца убедить, что он не может и не хочет бросить пить. Наверное она недостаточно хорошо его уговаривала, сделала что-то не то. В следующий раз она придумает как по-другому его уговорить. Она обязательно придумает план, как избежать катастрофы. А сейчас ей надо было придумать как сказать маме про телевизор.