Великая депрессия оказала глубокое влияние как на защитников, так и на критиков капитализма. В конце 1940-х годов память 1930-х годов и распространение социалистических систем на значительную часть Европы и Азии пессимистично или трезво смотрели в будущее капитализма. Кроме того, стремление к модернизации и развитию новых независимых стран способствовало повышению привлекательности социалистической модели.
С экономической точки зрения третья четверть века была своего рода "золотым", точнее, "серебряным" веком для обеих систем, отмеченным значительным общим ростом и структурными изменениями во многих странах, принадлежащих к каждой системной семье. В 1960-е годы проблема "наверстывания упущенного", которую Хрущев повторил в 1961 году, была серьезно воспринята видными западными лидерами, и акцент на производственных критериях как мериле успеха и культе роста был общим для обеих систем.
Этот период, по-видимому, подтвердил некоторые достоинства, приписываемые каждой идеологической семьей ее предпочитаемой системе. В то же время экономические недостатки, приписываемые как капитализму, так и социализму, в период высоких темпов роста казались ослабевающими (суждение о них было иным в отношении политических и геополитических тенденций).
На самом деле, в этот период сформировалась оптимистическая теория системной конвергенции. Макроуправление со стороны интервенционистского государства и расширение масштабов планирования гигантскими фирмами, с одной стороны, и снижение централизации и возобновление интереса к денежно-кредитным и доходным категориям, с другой стороны, указывали на возможное развитие обеих систем в направлении создания промежуточного и аналогичного "индустриального общества", с другой стороны, как было указано выше. Однако, хотя некоторым социалистическим странам удалось провести позитивные экономические реформы, опыт большинства стран, проводивших реформы, был разочаровывающим или недолговечным. Более того, политический элемент в институциональной базе этих систем был главным препятствием для проведения подлинной адаптивной реформы (хотя позднее интересным исключением стал Китай).
Большинство принципов классической социалистической системы постепенно квалифицировались по практическим и теоретическим соображениям (Корнай, 1992), а передовые экономические реформы уменьшили контраст с капиталистической системой. Центральное императивное планирование, основанное на физических целях, которое позволило осуществить быстрые первоначальные структурные изменения, вскоре стало рассматриваться как порождающее критическую жесткость и препятствующее эндогенным технологическим и организационным изменениям. Попытки восстановить рыночную координацию предпринимались постепенно, сначала как "инструмент" планирования, затем как дополнение или корректировка, а затем, в 1980-х годах, в таких передовых реформистских странах, как Венгрия, Польша и Китай, в качестве доминирующего метода по сравнению с традиционным централизованным планированием.
Рыночный социализм, понимаемый как экономика, сочетающая государственную собственность и рыночную координацию, так и не смог (за пределами Китая) стать надежной альтернативой, не говоря уже о приемлемости для большинства правящих номенклатур. Кризис централизованного планирования, альтернативного рыночной координации (Brus and Laski, 1989), в конечном итоге привел к краху понятия превосходства социальной собственности над частной. Общественная собственность была определена как необходимая основа для прекращения конкуренции и анархии и как условие для унифицированного управления крупными национальными экономиками на основе модели крупного предприятия, охватывающего все общество.
Таким образом, большинство социалистических реформ в конечном итоге провалилось с точки зрения долгосрочного улучшения функционирования и функционирования экономики. К концу 1970-х годов европейская и советская социалистические экономики вступили в эпоху "стагнации" (по Горбачеву термину), а капиталистические экономики столкнулись с новым большим кризисом, завершившимся высоким и достаточно стабильным ростом, ускорением инфляции и возвращением безработицы. Были возобновлены старые критические аргументы, и с обеих сторон нависла неопределенность. Каждая из этих двух конкурирующих и противоборствующих системных семей столкнулась с конкретным, эндогенным и серьезным кризисом адаптации, причем оба кризиса взаимодействуют на международном уровне.
1980-е годы ознаменовали собой настоящий поворотный момент. На Западе консервативный шок, начатый Маргарет Тэтчер и Рональдом Рейганом, ускорил постепенный отход от послевоенного кейнсианского компромисса и привел к выработке предложений по структурной перестройке политики для развивающихся стран. На Востоке распространился и продолжился структурный кризис (за исключением постепенно реформирующегося Китая), а все геополитическое строение советской гегемонии начало рушиться с новой политикой Горбачева. В период с 1989 по 1991 год коммунистические политические режимы рухнули, что привело к немедленному подрыву системной слаженности социалистических экономик. Хотя в некоторых социалистических странах в 1980-е годы он становился все более зрелым, сам переход к капитализму начался.