Посвящается Альбине Лемберг
Лондон сегодняшнего дня как ливнем залит нашими визионерскими трипами, ностальгией по несуществующим больше фигурам в длинных шарфах, Рождеству, цилиндрам, кэбам и цокоту копыт по булыжнику, шагам, исчезнувшим в пустоте, мечтам, восторгам и вздохам по средневековому мраку, казням и приключениям, — от Гая Фокса до «Леди Джейн», от «Принца и нищего» до «Никогде», и, как туманом, пропитан импрессионистскими откровениями Джозефа Тёрнера, — почти Чарльза Диккенса в живописи, — а его миры «Теней и Мрака» или «Напрасных Надежд» тонут и в мирах Оскара Уайльда, и в речных видениях Нила Геймана, овеянных и панком, и экстази-манией, и Иеном Бэнксом, и «Шерлоком» с Бенедиктом Камбербэтчем, и «Булварными ужасами» с Евой Грин.
И мы читаем все эти бездны Лондона в глазах обоих главных героев, так чувственно исполненных тандемом англичанина и австралийки: Гарри Тредэвэем и Эммой Бут, и тому, что читается в них, мы и ужасаемся, и восхищаемся одновременно.
Если бы Диккенс жил сегодня, он написал бы эту историю. Историю, которую поведали почти неизвестные сценаристы Крис Коул и Крис Фредди и режиссёр Карл Голден. Загадочность этих авторов обескураживает, — ведь и сам фильм, и сценарий, и игра актеров, а особенно операторская работа Дэррана Тирнана показались мне явлениями, которые принято считать культурными кодами для современного человека.
Если когда-нибудь Вы захотите писать как классик, то не слушайте ваших многочисленных советников, если бы они даже были вашими преподавателями из литинститутов или сделали рептильную карьеру на телевидении. Познайте этот кричащий от боли мир через свой собственный опыт или через независимое немассовое молодёжное кино, что, наверное, для нас, киноманов, одно и то же. Фильм "Кровь Пеликана" - один из них.
Если когда-нибудь вы захотите покончить с собой, то не верьте никому, кто был хорошим примером для вас, не вступайте в клубы самоубийц, не вытаскивайте пикового туза, не участвуйте в мрачных онлайн проектах, но поверьте этому миру, всему тому, что с вами происходит каждый день, и постарайтесь увидеть его красоту в каждом из его мгновений, и одно из них обязательно подскажет, правильно или нет ваше решение. И только тогда осуществляйте задуманное или не делайте этого.
Мы не встречаемся с режиссёрами, чьи работы поразили нас, в социальных сетях или на тусовках, полных скучных и похожих друг на друга персонажей. Мы депривированы реальностью и погружены в недействительность, но называем это недеянием или даже позитивом. Но разве не купили мы своим одиночеством истинный опыт для этого кино, такой надёжный и достоверный? Почувствуйте же его истину, проживите её со многими современными молодыми людьми, как сделали это Голден Холлфилд или Дуглас Сполдинг, проживите его с этим фильмом, с фильмами, подобными ему, проживите с ними эту жизнь всегда, сейчас, никогда и вообще, как это сделал художник Дэмиен Херст. Поверьте своей душе, её визионерским озарениям, верьте только себе и ничему больше.
- Я увижу эту птицу, я увижу её!
- Она не стоит того!
- Стоит.
Думаете, это о птице? Нет, это о решении принять свою смерть. Думаете, это фильм о парне? Нет, он о девушке, — странной, непредсказуемой, умеющей любить, но такой… не дающейся в руки, в клетку, в правила, как птица… как та самая Птица, что и станет пятисотой, и предрешит не смерть, а жизнь и воскресение главного героя… Ведь именно в тот самый миг, когда Стиви принесёт себя в жертву ради Никки, он и получит второй шанс, взлетит ввысь, растворится в птичьей свободной стае и начнёт жить. Ради этой девушки, ради себя, ради всех замученных животных, на страже кого стоят эти молодые люди.
А в Алхимии символ Пеликана - это символ Самопожертвования.
Мне рассказали случай, как девушка-художник лишилась руки, приковав себя к ограждениям, которые мешали экскаваторам обезобразить очередной заповедник. Это случилось в нашей стране в год создания этого фильма. И это случается каждый день во всех странах, где люди не хотят быть рабами. Если наша жизнь — это чёрный фон, изнанка общества потребления, изъеденная червями и грехами, то та девушка-художник нарисовала на нём белыми штрихами все наши прОклятые, страдающие и праведные души, как Стиви нарисовала своего Пеликана.
Каждый из тех, кто способен чувствовать чужую боль как свою, человека или животного, — Пеликан. Каждый, кто способен отдать жизнь за другого, — Пеликан. Каждый, кто способен спасать невинных, будь то киты, барсуки или дельфины, спасать планету от мерзости, в которое её погрузили деградационные потребности социума, — это Пеликан.
И фильм этот о его Крови и о том, как она проливается.
И это та самая любовь, которая открывается по-настоящему только в смерти, потому что только обе они искренни, истинны и конкретны, как травы, деревья, птицы, сны и явь, — и это то, от чего бежит мир, не желая делить тебя с настоящей реальностью, выдирая тебя из неё лживыми заботами трусливых родителей, трусливых президентов, трусливыми браконьерами, трусливыми подонками, пожирающими природу ради своей жалкой наживы, мясоедства, браконьерства, подлости.
Никко и Стиви пройдут до конца; они родились в этой вакханальной махамайе торговых центров и телекривляний уже с высшим сознанием, с отсутствием восприятия разницы между жизнью и смертью, а потому, как ни парадоксально, ради торжества жизни они и обрушат эту иллюзию лживому миру на его же голову: «одна мразь расправилась с другой мразью, вот и всё», — говорит Никко о случайно застреленном убийце птиц, и совершат это достойно.
Равнодушный мир и равнодушные друзья, окружающие нас в реальности, одиночество в толпе, абсурдность всего, доводящая до панических атак, — что может пробить эту стену? Целовать цветы и прижиматься лицом к листве дерева, всем телом и всей душой ощутив его священность, целовать любовное письмо от погибшей девушки на глазах квадратного следователя, — вот образ жизни Никко, — и… убить палача птенцов, — и всё это уместно только рядом с той правдой, которую говоришь на исповеди Богу, на исповеди Бытию и Высшему Началу — Небу над Рекой, возлюбленной, своей тетради, Птичьим Стаям, и получившим шанс родиться птенцам. Об этой правде промолчишь и матери, и отцу, и сестре, и другу, ведь они понимают тебя намного меньше, чем даже полицейский на допросе
И остаётся только интуиция, память того, что пережито и передумано, чтобы хотя бы немного осознать, сколько смыслов вложено в эту историю, как она подана камерой, музыкой и только одними глазами главных героев, сколько планов бытия, осознания жизни и смерти проваливаются один в другой, как всё происходящее сплетается лентой Мебиуса, и до конца этого не добраться…