В той части реки Алдана, которая ныне принадлежит Баягантайским наслегам Таттинского района, жило в древности малое племя под названием «табыс с железными поясами». Они не были коренными аборигенами, а прибыли промышлять соболей. Когда они жили на указанном месте, приехали из Бахсытского наслега Мегинского улуса переселенцы — люди смелые и отчаянные. Опасаясь новых пришельцев, табысы сплыли куда-то вниз по Алдану, и с тех пор слуху об них нет. Пришельцы на родине повздорили со своими сородичами из-за перьев птицы «сарт» (подвид коршуна), каковых тогдашние якуты употребляли для оперенья стрел. На Алдане они осели на пепелищах, брошенных табысами, именно на местности Тякийдя, около Крест-Хальджаи.
Через два или три поколения среди пришлых мегинцев родился выдающийся по силе человек, по имени Можугу Теренек (модьугу — ушастый филин). Был у него младший брат Санда Ботур, также очень сильный человек. Третий брат, также обещавший многое, был еще отрок, по имени Тогустах Чучустан (Тогустаах Чучустаан — Девятилетний пискун).
Однажды из коренного Бахсытского наслега приезжает 75-летний старец Бярт Бячян (Бэрт Бээчээн) и говорит алданцам таково слово: «Друзья и дети мои! Нас, бахсытцев, обидели таттинцы, сыновья знаменитого шамана Кярякяна (Кээрэкээн Ойуун): не уплатили следовавший нам «выкуп мужчины» («Эр сулуута» состоял из три-девяти (т. е. 27 взрослых лошадей)! Вспомните, что мы вышли из одной ячейки! Вспомните, что мы появились, в мир, разорвав общую (одну) кровеносную жилу!.. Не такие ли вы люди, которые способны «оглянуться» на своих кровных и тельных родственников! Не можете ли вы защитить наше дыхание, жизнь и обеспечить нам свет солнца?!» Когда Можугу Теренек услыхал таковы слова, то у него затрещали все кости, зазвенели, как струны, все сухожилья, взбунтовались все мускулы... И он воскликнул: «О! Если таттинцы — черные варнаки, нанесли вам темную обиду, то из многих падут многие, из немногих — немногие! Идем на них!» Услыхав эти слова, Бярт Бячян пошел прыгать на одной ноге; перешел прыжками (прыгая по три быласа) всю елань Тякийдя. Затем, взобравшись на косогор, где ныне стоит церковь, кричит: «Пусть елань этот, где я сильно упирался ногой, отныне называется Тякийдя, а косогор этот, где я оглянулся, называется Кэриэс Хальджай (Кэриэс Халдьаайы)» (по-якутски все это рифмовано).
Вскоре алданцы собрались и выступили в поход в большом количестве. Доезжают до местности Туора Тумусах. Здесь дневали. Били скот на продовольствие. На досуге затевали разные развлечения, например, следующее: сварив конское мясо, целыми кусками и стегнами, вынимали и раскладывали их на узорчатых берестяных настилках (ара±ас сандалы), служивших вместо нынешних столов. Затем воины, проскакивая мимо верхами во весь карьер, доставали снизу облюбованный кусок концами пик. Кто что доставал, то и ел. Старик Бярт Бячян достал переднюю ногу кобылы с 8-ю ребрами; Можугу Теренек — шею и сердце (два куса). Во время еды пики были прислонены к стоячему дереву; причем, пика Можугу оказалась длиннее прочих на «полгруди» (мера длины, равная расстоянию от середины груди до кончика среднего пальца, протянутой горизонтально и в сторону руки). Увидев эту пику, Бярт Бячян восклицает: «О! Какая безалаберщина, какая неуклюжесть!» Услыхав это, Можугу говорит: «Исправлять и учить безалаберных и неуклюжих должен был бы ты! А ты вместо того насмехаешься над такими!
Посмотри — эта неуклюжая пика сумеет ли пронзить тебя или нет!...» Сказав это, Можугу вонзил копье старику в спину и отбросил его в сторону. Увидев это, все войско заволновалось, — говорят: «Зачем вздорить меж собой и убивать друг друга, идя на такое серьезное дело! Неужели хотите стать посмешищем других улусов? Скажут: «Подобно баягантайцам, убивайте друг друга...» На это Можугу Теренек говорит: «Э! Рука моя не почувствовала, — должно быть, мускульные волокна поперек не разрезаны: не умрет! Возьмите и убейте жеребца этой собаки (т.е. Бячяна), посвященного богам, и сделайте компресс к ране из легких жеребца!» Здесь провели несколько дней, леча Бячяна, который действительно поправился.
Живя здесь досужно, баягантайцы посоветовались устроить следующее: по бокам лошадей прикрепить досок в 5 пальцев толщиной, для защиты от стрел. Затем условились поскакать в момент первой атаки таттинцев на их лагерь с криком и гиканьем, чтобы напугать их лошадей и тем произвести переполох. Это они делали в том расчете, что таттинцы должны быть хвастливы и потому их кони должны быть жирны и плохо дрессированы.
Приближаясь к р.Татте, воины увидели на косогоре, у опушки леса, парня-отрока, одетого во все из шкуры теленка, и ставящего петли на тетеревов и куропаток. Увидев его, некоторые воскликнули: «Надо этим парнем «окровавить» свои пики!» (У древних якутов был обычай убивать перед сражением или отправкой на войну безвинного человека, хотя бы из своих, лишь для того, чтобы обрадовать и привлечь кровожадную богиню войны Ильбис Кыса; обычай этот назывался «окровавить оружье».) Парень, увидев воинов, направляющихся к нему, испугался, вскочил на свою кобылицу и дал тягу... За ним погнались многие, но всех опередил Бярт Бячян, под которым был знаменитый конь Суонда Турагас (Суонда Typa±ac).
Кобылица не дала себя догнать: бежала, распластавшись, «подобно растянутому ремню», подбежала к речке Татте и перескочила ее, которая имела ширину не менее 6-7 сажень в самом узком месте. А Суонда Турагас, хотя перескочил, но задними ногами ступил в воду. Тогда Бярт Бячян прекратил погоню и кричит парню: «Ты оказался эластичным, как ровдужный ремешок, способным растягиваться как угодно! Так пусть потомство твое расширится и умножится и будет называться «Дяльгяся уса» («Дэлгэґэ yyha!») (Дяльгяся, значит размножающийся, разрастающийся). Действительно, парень стал предком нескольких родов Баягантайского улуса, названных «Дяльгяся уса».
Когда парень перескакивал через речку Татту, то у него упала в воду пара рукавиц из телячьей кожи. Увидев это, Бярт Бячян принял явление за такую примету: «Река эта любит брать подарки, потому впоследствии она будет опасной для жизни людей». (Действительно, бывало очень много случаев, что в Татте тонули баягантайцы, так как они не любят строить мосты). Между тем, таттинцы проведали, что к ним идут войной баягантайцы; узнав же, стали готовиться и засели на местности «Хоту Наммара Терде», в пяти верстах к югу от нынешней Ытык-Кельской церкви. У таттинцев было три богатыря — все сыновья знаменитого шамана Кярякяна: Теряй Телькенге, Аях Талханга и Тенгюс Боотур (Тірій ТілкіІі, Айах Тал±аІа уонна ТіІµс Боотур). Сильнейший и главный из них был последний.
Тенгюс Боотур в ожидании сражения потешался следующим образом: развел огромный костер; повесил на пень свою кольчугу недалеко от огня; затем, с разбегу перескакивая через огонь и с разбега же пронзал насквозь сказанную кольчугу, говоря при этом: «Неужели тело Можугу Теренека крепче этой железной кольчуги!» Увидев это, отец его Кярякян говорит: «Ох! Не к добру ты колешь свою заветную кольчугу и не к добру зарекаешься и выпускаешь необдуманные слова!.. Несчастный, завтра, когда прибудут баягантайцы, должно быть, будешь издыхать с лицом вспухнувшим подобно грудине жирной коровы».
Тенгюс Боотур жил в особой урасе и нетерпеливо ждал прибытия алданского войска. Кярякян первый получил сведение о прибытии врагов. Надо было известить об этом Тенгюс Боотура. Но последний, по догадкам, должен был убить вестового в пылу военного возбуждения («илбиґирэн»), А так как жертва эта не была нужной ни для кого и ни для чего, то и решили известить через красавицу-любимую сестру Тенгюса в расчете, что он ее не решится убить. Девушку предупредили, чтоб она остерегалась брата, передавая роковую весть. Она, приоткрыв дверь, крикнула: «Алданцы идут!» Затем хлопнув дверью, бросилась бежать. Но Тенгюс вскрикнув, вслед ей метнул пальмой (батыйанан); пальма, перелетев сквозь дверь, вонзилась в спину девушки и убила ее.
Баягантайцы нагрянули, как снег на голову: они с криками и гиканьем влетели в лагерь, испугали действительно жирных и сытых лошадей и стали рубить в беспорядке метавшихся людей. Таттинцы, хотя получившие весть, но слишком поздно, не успели приготовиться как подобало: они занялись погоней за лошадьми, без которых все равно приходилось гибнуть.
Тенгюс Боотур успел поймать свою лошадь и сражался верхом. Можугу Теренек среди суматохи и битвы почувствовал, что кто-то тронул сзади его кольчугу. Человек, одетый в военные доспехи, не мог оглядываться назад, потому Можугу, наклонив голову вниз, взглянул назад из-под своего предплечья: а там сидел на коне Тенгюс Боотур, очевидно, тронувший его с намерением убить. Оба богатыря были двоюродными братьями по матери и раньше дали друг другу слово не сражаться между собою в случае, если таттинцы будут воевать с баягантайцами. Вспомнив это и видя, что Тенгюс нарушает слово, Можугу Теренек вскипел гневом и ударил пикой задом во врага: пика пронзила луку седла насквозь и вонзилась Тенгюсу в нижнюю часть живота... Затем, надавив конец рукоятки пики о свое бедро, Можугу поднял врага на воздух и, опрокидывая вниз, отсек ему голову...
Увидев смерть Тенгюса, таттинцы стали взывать к противникам: «Стойте, баягантайцы! Вы сразили зеницу нашего ока, острие наших рогов, кость наших копыт! Мы более не сопротивляемся, — сдаемся! Берите мужской выкуп!»
Баягантайцы послушались и перестали убивать людей. Получив, что подобало победителям, баягантайцы уезжают к себе. Отъехав на порядочное расстояние, баягантайцы пускают назад стрелы, как и таттинцы в них. Это был военный обычай, называемый «кыйдасыы ох», что значит «гонящая стрела». Одна из стрел, пущенная таттинцами, попала знамени-тому коню Суонда Турагас в задний проход, прошла во всю длину коня, и железо высунулось из груди его. По другому варианту, эта стрела была пущена подкравшимся витязем Бяряйского рода, по имени Тенгюргяс Беге (Пень богатырь), желавшим мстить за смерть друга своего Тенгюс Боотура. Суонда Турагас, несмотря на такую рану, пробежал еще 40 верст и пал на местности «Голова Суонды», названной так потому, что там повесили (почитая) его голову. Череп висел до недавних пор и, по свидетельству очевидцев, был очень больших размеров. Мясо Суонды съели.
Бярт Бячян, горюя о смерти любимого коня, причитает: «Бродя в крови врагов наших по лодыжке, как по снегу, ты пал, конь мой, так некстати для того только, чтобы питать своей кровью и мясом здешних насекомых и червей!» Услышав это, Можугу Теренек говорит: «Неужели ты столь малодушен, что сожалеешь о моче одного жеребца!» Говоря так, он пошел на старика с недобрым намерением, но другие не допустили до убийства, говоря: «При таком счастье, при такой радости не должно быть место ссорам...!» Через некоторое время таттинцы собрались и пошли войной на адданских баягантайцев. В пути ночевали под хребтом — водоразделом Татты и Алдана. Здесь шаман Кярякян камлал двое суток; причем, все время бичевал воду одного прудика. Тогда вода в нем стала кровавой. Наконец, Кярякян перестал камлать и говорит: «Несчастные баягантайцы получили должное: я отправил к ним богиню брани Ильбис Кыса, она вселится в них, и они все перережут друг друга. Поэтому нам излишне продолжать путь!» Таттинцы возвратились.
Ильбис Кыса действительно посеяла раздор между баягантайцами: ночами она являлась в образе девушки к воинам и каждому рассказывала, что его хочет убить такой-то. Потому все они перебили друг друга. Оказалось, что Можугу Теренек имел тройное сердце, причем среднее из них было покрыто шерстью. Оставшиеся в живых несколько человек переселились в Оймякон, где были убиты оймяконцами.
Подписывайтесь на наш Телеграм канал о Рыбалке