Предыдущая глава
В самое начало
БУЛЬВАР И МОСТ
...Сразу за мостом Сюлли начинается бульвар Анри (Генриха) IV. Ничего таинственного и даже особо интересного в нем нет нет. Французская история любит Анри, но однажды во время Смуты и борьбы за престол Анри осадил Париж и довел жителей города до голодухи. Может, за это бульвару подобрали такое скучное место. Только в самом начале напротив библиотеки Арсенала стоит модерново исполненный памятник Рембо. Памятник не Сильвестру Сталлоне, а французскому поэту. Рембо вел жизнь протеста – тем и знаменит. Находится на бульваре и полицейский околоток. Возможно, народ инстинктивно избегает полиции, обходит околоток околоток стороной, делая бульвар скучным.
Но сам Анри скучным не был. Ему пришлось жить в пору раздоров, когда на территории Франции разгорелась кровавая борьба между католической партией и гугенотами-протестантами. Всем известна история Варфоломеевской ночи – тогда только в Париже перебили несколько тысяч протестантов. Русский народ читал Дюма, в том числе и «Королеву Марго». Последняя была женой короля Анри, и ему с трудом удалось с ней развестись.
Таким династия, Валуа пресеклась, и на престоле оказался король-гугенот, перешедший тут же назад в католичество. 13 апреля 1598 года король подписал Нантский эдикт, дававший протестантам серьезные послабления. На этом Смута в основном закончилась. Но страна находилась в разрухе. Особенно разрушенными оказались финансы. Прямо как у нас теперь и всегда! Анри же пообещал народу, что «каждый простолюдин сможет по воскресеньям есть курицу». Король пригласил на пост министра финансов честнейшего человека – богатого и независимого гугенота Максимильена Бетюна, владельца Рони, впоследствии герцога Сюлли. Поскольку Сюлли ничего не крал, безвозвратных кредитов за взятки не давал, откатов всяких не требовал, то и обещанные куры в итоге у парижан появились, а те в благодарность назвали именем герцога мост, из которого бульвар Анри IV и вытекает.
Меня не интересуют французские куры! Я стараюсь найти параллели и аналогии. В тот момент, когда Анри готовился подписать Нантский эдикт, в Москве, как и во Франции, пресеклась династия. Умер последний кремлевский Рюрикович царь Федор, и Земский собор пригласил на престол Бориса Годунова. Новый царь был в сравнении с Иваном Грозным большой демократ, но именно при нем началась на Руси настоящая Смута. Во время Смуты служил в Москве французский легионер Маржерет. Вернувшись из России домой, он был принят королем Анри, с ужасом и интересом выслушавшим солдата. После король предложил ему зафиксировать рассказ письменно. Маржерет написал мемуары. Из них мы узнаем, как обильно пировал двор, о бесконечных чашах водки, испанских винах, сотнях блюд с кушаньями. В то же время «совершались вещи столь чудовищные, что выглядят невероятными, ибо было довольно привычно видеть, как муж покидал жену и детей, жена умерщвляла мужа, мать – детей, чтобы их съесть. Я был также свидетелем, как четыре женщины, оставленные мужьями, сговорились, что одна пойдет на рынок купить телегу дров, сделав это пообещает крестьянину заплатить в доме; но, когда, разгрузив дрова, он вошел в избу, чтобы получить плату, то был удавлен этими женщинами и положен туда, где на холоде мог сохраняться, дожидаясь, пока его лошадь будет ими съедена в первую очередь...»
Да, наши цари не думают о народных курах. Вот мы и жрем друг друга. Это я опять сбиваюсь с Франции на Россию. Вернемся же в Париж.
ПРАВОВЕРНЫЕ
...Или ортодоксальные. Что одно и то же. Можно назвать и православными – ведь правильно славят!
Гуляю как-то с сыном под Новый год севернее Риволи в районе Сен-Поля. Улочки узкие, средневековые. Каждый камень здесь д,Артаньяна знает, тем более что неподалеку площадь Вог с памятником Луи XIII посреди сквера.
Гуляем мы, гуляем, постепенно на стенах появляются звезды Давида и лавки с кошерной пищей. То есть забрели мы с сыном в район, где живут правоверные иудеи. А вот и они сами – в темных длинных пальто, в черных шляпах, с кудрявыми бородами. Правоверных все больше на улице, да и просто воскресной публики навалом. На тесном перекрестке вижу сцену и рок-н-ролльную аппаратуру с барабанами. Правоверные юноши в круглых шапочках настраивают гитары. Юноши все в очках, испортили, наверное, себе зрение чтением Талмуда. Но сегодня праздник – чуть-чуть правоверного рок-н-ролла еще никому не повредило.
Название праздника я забыл и специально не рыскаю по книгам, дабы не потерять свежесть первых впечатлений. Каким-то образом праздник связан с Александром Македонским, освободившим правоверных из чьего-то плена. Вот они теперь две тысячи лет с хвостиком и радуются по декабрям. Да и я (люблю историю!) готов радоваться вместе с ними.
Юноши тянут время, а на улице не жарко. Возле одной из лавок человек раздает листовки прохожим. Отправляю сына, и тот приносит листок с расписанием праздника. Оказывается, праздник длится неделю, и на площади Бастилии вечером станут зажигать свечи.
- Дакор, - говорю сыну. – Значит сходим поглазеть.
- Дакор! У нива, - отвечает ребенок.
...Организовывая свою империю, Наполеон решил еврейский вопрос по-военному просто. В мае 1806 года он собрал в Париже сто одиннадцать именитых иудеев с целью «обсудить меры по улучшению еврейской нации и распространению среди ее членов любви к искусствам и полезных ремесел». Императорские комиссары поставили перед собравшимися следующие вопросы: «Признаете ли Францию своим отечеством? Считаете ли себя обязанными защищать ее и повиноваться государственной власти? Совместима ли военная служба с вашими религиозными верованиями? Признаете ли единобрачие? Признаете ли, что правила чести и гуманности, которые вы признаете обязательными по отношению к вашим единоверцам обязательны для вас также по отношению к французам?»... Собравшиеся сказали «да», и еврейский вопрос был в основном закрыт.
...Вечером я веду сына на площадь и возле аттракциона с электрокарами замечаю небольшую группу людей. Отправляю сына кататься, а сам устраиваюсь на каменной скамеечке поглазеть на праздник. Подходит народ. Я ожидал, что людей будет больше. Их всего пара сотен. Возникает откуда-то подъемный кран, и с его помощью начинают сооружать подсвечник. Довольно пожилой человек (раввин?) обращается с проникновенными словами к собравшимся, но никто его речи не слышит по следующей причине: двое ловких юношей подключили к электричеству аттракциона агрегат с моторчиком, с помощью которого изготовляют вату; моторчик в итоге грохочет, вата стоит десять франков (по-нынешнему около 1, 5 евро), а раввина не слышно.
Затем правоверные начинают танцевать, весело передвигаясь по кругу. Сын истратил все мои деньги, покидает аттракцион, и мы подходим к танцующим поближе.
- Пойдем потанцуем, - предлагает ребенок.
- Да как-то я не знаю, - невнятно отвечаю ему.
Накатывает вдруг жгучее чувство одиночества, вспоминается, если не родная березка. То Петр Первый, и мне на мгновение становится жалко, что я не правоверный иудей. Да и не Александр Македонский тоже.
Продолжение тут
- Спасибо, что дочитали до конца! Если тебе, читатель, нравится, жми палец вверх, делись с друзьями и подписывайся на мой канал!