Произошла эта история в конце 80-х годов, на закате горбачёвской "перестройки"...
Надя уютно устроилась на заднем сидении небольшого пригородного автобуса. Она рассеянно поглядывала в окно на зеленые, с едва приметной мягкой позолотой, августовские скошенные луга, на березы и осины, уже встречающие осень. Девушка ехала не на прогулку, а по важным делам – в настоящую диалектологическую экспедицию. Она писала диплом о ювелирных промыслах, вернее, о тех затейливых словечках, которые употребляли старые мастера, когда создавали свои вещицы необычайной красоты. У Нади много уже было собрано таких слов и, к тому же, сделаны рисунки старинных ювелирных инструментов и приспособлений, но преподавательница строго сказала ей, что надо бы напоследок съездить в дальнее село, расположенное на Волжском берегу, где испокон веков существовала маленькая ювелирная фабрика. Там, может быть, сохранились такие слова, что ни в старинных описаниях, ни в современных словарях не найдешь. И вот девушка, в некотором волнении, ехала в село, очень надеясь отыскать там потомственных мастеров-ювелиров и подробно расспросить про тонкости их удивительного ремесла.
Около полудня Надя вышла из автобуса, огляделась по сторонам и решила идти вдоль длинной центральной улицы с чередой добротных бревенчатых домов – искать фабричную контору. Люди, приехавшие вместе с нею, быстро расходились, и только маленькая круглая старушка, одетая во все зеленое (зеленую юбку, кофту и платок), задержалась рядом с девушкой и, с любопытством разглядывая ее, спросила:
- Что-то незнакомая ты мне, девица-красавица. К кому пожаловала? Расскажи, не стесняйся. Я тебя мигом отведу.
- Да я в командировку, на ювелирную фабрику.
- А надолго ль?
- Дня на три. Не знаете, где тут можно снять квартиру?
- Ночевать-то? Да хоть у меня. Правда, места в дому маловато: в казенном жилье обитаю – в фабричном. Да ничего, поместимся. В одной комнате внучок мой Алеша живет, а во второй мы с тобой как раз и уберемся. Идем-ко со мной. А потом, ужо, я тебя и на фабрику проведу.
Жила «зеленая» бабуля в двухэтажном каменном доме. Ее хваленые комнатушки оказались столь крохотными, что Надя в недоумении спросила:
- Бабушка, а где ж я спать буду? Тут места совсем нет.
- Да ну, чай не принцесса, - откликнулась старушка, которую звали тётей Шурой. – Не побрезгуешь, наверно, и на полу. Я тебе матрасик здесь брошу и простынку подам да одеяло лоскутное. Но сначала всёж-таки на фабрику сходим. Меня там все знают: я 25 лет в цеху проработала, а теперь вот на пенсии.
В старом здании ювелирки Надю встретили приветливо, прочитали бумагу, в которой было написано, что Надежда Проворова собирает старинные слова для областного диалектного словаря и для своей дипломной работы.
- Ну что ж, идите по цехам, смотрите, расспрашивайте, - милостиво разрешил директор. – Только в золотой цех не проситесь – не положено.
Тётя Шура вызвалась самолично провести Надю по фабрике, познакомить ее со старыми ювелирами. Ах, как интересно было девушке смотреть на незнакомую ей работу, которая казалась столь чудесной, творческой, необыкновенной, что просто дух захватывало. Вот мастера-умельцы делают кольца, вставляют в них разноцветные камушки (драгоценные или нет, Надя не знает, но все равно очень красивые), а там изготавливают серебряные ложки, выделывают миниатюрные рюмочки, причудливые броши, кулоны, серьги. Прямо глаза разбегаются.
Тетя Шура болтала без умолку, а Надя робко подходила к работникам и смущенно спрашивала:
- Это что у вас за штучка? Как называется?
Ювелиры улыбались и охотно рассказывали о тайнах своего ремесла: для науки не жалко. Надя только успевала записывать слова, которые казались ей необыкновенно ласковыми: «витеечка», «дулечки», «мединки», «шашок».
- А сейчас мы пойдем к Алеше, я тебя с ним познакомлю, - сообщила тётя Шура и цепко схватила Надю за руку. – Он вместе с самыми главными ювелирами сидит – в экспериментальном цехе. Способный, говорят.
Человек пятнадцать мастеров и мастериц расположились за длинными столами. И каждый делал что-то своё, новое, ни на что не похожее. Надя сразу заметила молодого белокурого парня, широкоплечего и сильного, с простоватым, но очень добрым лицом. Под его ловкими пальцами рождалась причудливая серебряная ваза – такой Надя никогда и нигде не видела.
- Алёшенька, вот до тебя девушка приехала, - заворковала тётя Шура. – Расскажи-ко ей про всякие слова ювелирные.
Парень изумленно взглянул на Надю, потом широко улыбнулся и сказал:
- Главное-то не в словах, главное – вот в этой красоте.
Не бросая своего занятия, Алеша начал рассказывать Наде о чудесах и хитростях ювелирного ремесла. Он всё время улыбался ей, так что девушке казалось, будто он всю жизнь только и мечтал познакомиться с нею и подарить ей вот этот, неведомый доселе мир красоты.
Когда Надя с тетей Шурой возвращались домой, та не умолкая рассказывала о любимом внуке: какой он добрый, славный, работящий. Вот только выпивает иногда, но это потому, наверно, что очень скучает по родителям. Пару лет назад они взяли да и укатили в город – счастья искать. Сюда, в деревню, теперь и носа не кажут. Устроились, говорят, хорошо – в частную ювелирную мастерскую – и получают большие деньги. Алешеньке без них тоскливо. Но сам он ехать в город боится: робкий какой-то и несовременный. Пропадёт он там. Да ещё его сызмальства Бог обидел: разноцветных красок парень не видит. Для всех мир-то божий - цветной, а для него – серый да чёрный. И вазы, кольца, украшения, которые он мастерит, хоть и нарядными ему видятся, но тоже серыми: ни один камушек красками не загорится. Вот скучно-то, наверно. Ну как тут не запить?
Но Наде не хотелось думать о чём-то плохом, она с нетерпением ждала, когда Алеша придет с работы, и с ним можно будет поговорить в домашней обстановке. Но вот наконец скрипнула дверь, и на пороге появился совсем не тот славный и добрый парень, которого она видела днём. Перед ней стоял расхристанный, грязный и пьяный громила. Он, кажется, очень желал кого-нибудь побить или что-нибудь расколотить.
- Бабка! – рявкнул он дурным голосом. – Дай пожрать, да я спать пойду. И не путайся под ногами. А то упаду да тебя же и задавлю. А кого это ты в дом притащила? Пусть уходит и не мешает нам.
Надя попятилась в угол, а тетя Шура подскочила к внуку, начала его стыдить, уговаривать и оттеснять в маленькую смежную комнатушку. Выдворив непутевого парня за дверь и дав ему какой-то еды, она вернулась к Наде, укоризненно качая головой. Девушка нерешительно спросила:
- Тетя Шура, может, мне лучше уйти?
- Что ты? Куда на ночь глядя? – всполошилась та. - Да не бойся ты Алешку. Он только шумит много, когда пьяный. А никого и пальцем не тронет. Сейчас я тебе постелю, и спи на здоровье.
Тетя Шура вытащила из шкафа узенький матрац, аккуратно положила его на пол, подала Наде чистую простынку, протянула подушку и одеяло. Надя улеглась, притаилась и услышала, как за стеной стонал и охал парень, который очень понравился ей днём, на ювелирке, но так напугал и разочаровал её нынче вечером. Неужели он каждый день одурманивает себя этим мерзким пойлом? Ведь так и талант – дар Божий – можно пропить. Почему же бабушка смотрит на всё это сквозь пальцы?
Тетя Шура, тем временем, тоже начала укладываться. Но сначала она обратилась с молитвой к потемневшей от времени иконе Божьей матери, что висела в красном углу и освещалась тоненькой подрагивающей свечкой. Бабуля начала горько жаловаться иконе на то, что внук пьет и ругается, не хочет жить по-людски, а на девушек даже не глядит. Нет бы завел себе милашку и подумал о женитьбе, как все добрые люди.
Причитала бабуля полночи. Расстроенная Надя тоже никак не могла заснуть.
Наутро в маленькие оконца тёти Шуриной убогой квартиры брызнул яркий солнечный свет, и Наде показалось, что сегодня всё будет замечательно.
Из своей комнатки вышел Алеша, смущенно взглянул на Надю и сказал:
- Ты уж извини меня, пожалуйста. Вчера я немного перебрал. Но теперь не стану выпивать, честное слово. Я сегодня с утра столько слов старинных вспомнил, что на два словаря хватит. От бабули слышал. Хочешь, расскажу?
Надя обрадовалась, кивнула. Алеша открыл маленькую тумбочку и начал доставать оттуда какие-то инструменты, красивые безделушки, проволоку.
- Сейчас я тебя научу кустарной работе,- сообщил он. - Вот эта трубочка называется «фефка». Мы с тобой будем этим инструментом запаивать колечки в цепочку. Смотри, что у меня есть! Такого ты нигде и не увидишь больше. Это светоч – бычий пузырь с водой и кислотой. Под ним мы поставим керосиновую лампу, как в старину.
И вот уж светоч засиял, словно солнце! Настоящему ювелиру нужен яркий свет!
Надя и Алеша сидели рядком у стола и по очереди, с помощью фефки, нанизывали колечки одно на другое. Цепочка становилась все длиннее. Это действо казалось девушке таким сказочным, удивительным, необыкновенным, что она только вздыхала и восхищалась мастерством молодого ювелира.
Потом Алеша потащил Надю на прогулку, поведав ей, что у них здесь места исторические, да еще и редкой красоты, а потому грех сидеть дома – надо любоваться природой. Он привел девушку на Волжский берег – в лесок Батыгу, где по преданию, в незапамятные времена хан Батый, проходивший здесь с войском, похоронил нескольких погибших воинов.
Слушая рассказы Алеши, Надя не хотела вспоминать, каким мерзким и страшным предстал перед ней этот парень вчерашним вечером. И всё-таки она отважилась спросить:
-Алеша, а почему ты пьёшь? У тебя такая замечательная работа, и в вашем селе так красиво. Можно жить и радоваться. А ты…
- А мне вот не радостно, - жёстко ответил он. – Пью почему? Да потому, что скучно, мир для меня серый, угрюмый. Для других он цветной и радужный. А я даже не знаю, что это такое – зеленая трава или синее небо. И некому рассказать мне об этом: всем наплевать на меня. А как выпью водочки – будто яркие, разноцветные огни зажигаются в глазах и в душе. Тогда кажется, что я вижу все краски мира!
- А если бы кто-то все время рассказывал тебе об этих красках, ты бы бросил пить? – спросила Надя.
- Не знаю, наверно… Но у меня и друзей-то нет, не то что девушки. Кто мне расскажет?
- Хочешь, я расскажу?
И Надя начала говорить, сбивчиво, торопливо, будто боясь, что он прервет ее и вновь из доброго, славного юноши превратится в злого, страшного алкаша, чья душа захлебнулась горечью со дна бутылки.
Вечером, за ужином, тетя Шура всё никак не могла нарадоваться тому, что её Алёшенька трезвый, не шумит и не буянит, а вежливо и чинно разговаривает с приезжей студенткой и глаз с нее не сводит.
В половине одиннадцатого Надя улеглась на свой куцый матрасик и приготовилась слушать долгие бабушкины причитания и молитвы. Но дело обернулось значительно хуже. Тётя Шура вдруг завыла:
- Ой, ноженьки мои болят, ноженьки! Что делать-то мне, батюшки? Ох, господи Иисусе, помоги!
Потом она начала подниматься с постели, скрипя зубами и охая, и ни с того ни с сего показалась Наде опасной и зловещей, похожей на ведьму из фильмов-страшилок. Сейчас вот накинется на нее и задушит! Надя в ужасе вскочила на ноги и бросилась в соседнюю комнату. Алеша еще не спал. Он сидел за столом, подперев руками голову, и о чем-то думал. Увидев Надю в ночной сорочке, с распущенными волосами и огромными перепуганными глазами, он метнулся к ней. А Надя запнулась за домотканый половичок и, наверно, упала бы, если бы Алеша не подхватил ее. Совершенно неожиданно она оказалась в его объятиях. На мгновение молодые люди замерли, боясь шевельнуться. Потом Надя осторожно высвободилась и смущенно забормотала:
- Там твоя бабушка очень уж страшно воет. Я испугалась…
- Это у нее бывает, - тихо сказал Алеша. – Ноги болят. Всю ночь теперь стонать будет. Ты там, наверно, не заснешь. Перебирайся в мою комнату. А я уж как-нибудь бабушку уговорю. Может, успокоится.
Надя послушалась.
На следующий день девушка вновь принялась за свои изыскания: ходила по квартирам старых мастеров-пенсионеров и расспрашивала их, а к вечеру засобиралась домой. Алеша вызвался проводить ее до автобуса. Он был молчалив, скован и как будто печален.
- Вот пойду и напьюсь сейчас! – неожиданно сказал он.
- Что ты? Не надо! Зачем? – воскликнула Надя. – Ты же обещал мне больше не пить!
- Ты уедешь – я снова останусь один, - откликнулся парень. – И некому будет рассказывать мне про все краски мира.
- Ну, ты же можешь найти кого-нибудь…
- Такую, как ты, не найду.
Надя растерялась. Словно острая боль резанула по сердцу, когда она представила, как Алеша снова превращается из добродушного юноши, способного видеть и творить красоту, в отвратительного пьяницу с мутным взглядом. И она взволнованно сказала:
- А ты приезжай ко мне в гости. Когда захочешь. Мы с мамой могли бы даже сдать тебе комнату, если ты вдруг надумаешь учиться. У нас дома места много.
- Правда? – встрепенулся Алеша. – И мама не будет против? Я бы, и верно, мог учиться и работать…
- Конечно. Это же здорово! Ты всё продумай и приезжай.
В это время подошел автобус. Алеша схватил Надю за руку, неловко пожал её и быстро, сбивчиво заговорил:
- Спасибо тебе. Я обязательно приеду. Потому что, мне кажется, ты по-настоящему зажгла для меня все краски мира. Так разве я смогу их снова погасить?
Автобус тронулся. Алеша замахал рукой на прощание и вдруг бросился вслед с отчаянным криком:
- Адрес-то, адрес скажи! Где ты живешь, Надя?
Но только пыль из-под убегающих колес окутала его серой, бесцветной пеленой...
Елена Шестакова