Он не любил этот взгляд.
Нина стояла прямо над ним - осунувшаяся, бледная, с ввалившимися щеками. Она зло и в то же время невыразимо грустно смотрела на него голубыми, опухшими от долгой работы за компьютером работы глазами.
-Сколько дней назад ты пообещал мне, что такого больше не повторится? - процедила она, стараясь, словно кошка перед дракой, выглядеть крупнее и злее, чем была на самом деле.
-Пять дней, - прошептал он. - Прости.
-Зачем ты наврал?
-Я не врал, когда говорил. Прости, прости, - повторил он, - кажется, это сильнее меня.
Нина закрыла глаза руками и отвернулась от него.
-Ты плачешь? - прошептал он, не поднимаясь с дивана.
-Нет, - сдавленно отвечала она.
-Я знаю, что плачешь.
Ничего не ответив, она медленно прошла к своему рабочему месту и села напротив огромного, горящего синим монитора.
В темноте, царящей в комнате, его портативное северное сияние очертило острые плечи и растрепанное каре.
-Я исправлюсь. Я понимаю, как это сейчас звучит, но это правда. Ты должна поверить мне.
Нина по-прежнему молча растирала по выпирающим скулам слезы. Марк решил прибегнуть к запрещенному приему:
-Ты же знаешь, что я тебя люблю.
Он не врал.
-Я тоже тебя люблю, - наконец прошептала она.
Невероятным усилием воли Марк заставил себя подняться с нагретого хмельным телом дивана. Начал гладить холодными ладонями мокрые щеки.
-Все будет хорошо. Мы переживем этот период, а потом все будет просто замечательно. Как только издамся - съездим куда-нибудь. Тебе больше не надо будет ночами сидеть за моделями кухонь. У нас будут деньги. Посмотрим Венецию. Ты же хотела. Правда?
-Да, - шмыгнула носом Нина.
Марк нежно прижал к себе лохматую голову.
-Я люблю тебя, - повторил он. - Ты меня тоже. Это значит, что вместе мы преодолеем что угодно. Прости меня еще раз...
Нина тоже обняла его.
-Я тебя люблю. И прощаю. Но пожалуйста...
Красно-голубые огоньки устремились прямо на него, смотрели преданно и умоляюще:
-Прекрати. Ты убиваешь меня.
Марку стало не по себе. Подавив неприятное чувство, грозящее разбудить давно уснувшую совесть, он спросил:
-Сколько тебе осталось до дедлайна?
-Эта ночь.
-Тогда я схожу за чем-нибудь вкусным и за энергетиком. Хочешь?
-Хочу.
На душе становилось все паскуднее.
-Ну тогда...
Он неловко указал на стол, заваленный безделушками.
-А, - поняла Нина. - Что-то я забыла. Подожди.
Она развернулась и взяла со стола бумажник. Вытянув оттуда одну-единственную купюру, она без колебаний протянула ее Марку.
-Только не бери малиновый, он приторный. И не трать больше половины.
Марк кивнул:
-Через час буду дома.
Поцеловав Нину, он вышел на декабрьский мороз.
Спустя два часа Марк спорил со знакомым в фирменном фартуке и тоннелями в ушах:
-Да донесу я эту несчастную сотку. Ты что, первый день меня знаешь?
Бармен отрицательно покачал головой:
-Ты так говоришь, словно тут все мое. У себя б, может, и налил.
Марк строго посмотрел на него, изо всех сил стараясь не рассмеяться - алкоголь всегда его веселил:
-Ты смеешься, что ли? Как будто первый день. Неси, - приказал он и ткнул пальцем в одну из бутылок на стеклянных полках.
-Абсент? - обалдело переспросил бармен, - Ничего не треснет?
Но бутылку вытащил, и, открутив крышку, налил из нее немного в высокий стакан.
-На, - сказал он, ставя его перед Марком вместе с вожделенной бутылкой, - будешь последним гондоном, если не отдашь.
Он хорошо относился к Марку, потому что уважал таких, как он. Кроме того - в сделках с барменами Марк был прямо-таки патологически честен.
Еще час...
В глазах двоилось, а Марк пытался разглядеть в телефоне прогноз погоды. Оказывается, снаружи шел снег.
-Пойду-ка я домой... - сказал он больше себе, чем бармену.
Марк уже и правда собирался подняться и идти, как вдруг его взгляд привлекла та самая бутылка, до сих пор приятно переливающаяся зеленым перед глазами. Она была почти полной и приглашала посмотреть в себя. Марк был знаком с ее бездной уже давно, но все-таки посмотрел. Увиденное поразило его: и как он раньше, перевидав столько бутылок - пустых и полных - не замечал того, что происходило прямо за их прозрачными гранями?
Марк увидел зеленую, свежую от весеннего дождя долину. Над долиной нависал густой, словно сливки, туман и целовал просыпающиеся цветы: маргаритки, ромашки, розоватые соцветия клевера. У самого горлышка парили прозрачные облака, в которых еще дрожали бледные перед рассветом звезды. В воздухе носились ласточки, и создавалось впечатление, что птицы радовались приходу весны, однако это было не так; весне в этой стране не радовались - ей жили. Морозов или песчаных бурь там никогда не бывало. Природа там была неизменно юной и наивной, словно школьница.
Пение ласточек разбавил топот копыт.
Перед глазами Марка предстала конная процессия. Кони все были тонконогими, в изящных светлых доспехах; на их спинах сидели не менее изящные всадники с длинными белыми волосами.
Во главе конницы на особо разряженном коне ехал некто в алых доспехах, отличавшихся ото всех других расцветкой и эполетами. Алый всадник очевидно главенствовал над всеми остальными. В седле он был не один.
Марк разглядел знакомые плечи и каре. На плечах постукивали друг о друга жемчужные лямки, а каре было причесанным и сладко пахло розами. На лбу их обладательницы сиял серебряный обруч, украшенный зеленым камнем.
Вернувшегося домой с нехорошим предчувствием и яблочным энергетиком в кармане пальто Марка ждал один мигающий монитор.