Ты исчезаешь. Потихоньку, постепенно, по кусочку каждый день. Сколько еще ждать, пока от тебя, подобно Чеширскому коту, останется только улыбка, зависшая в воздухе? А тебе просто хочется наколоть на зрачки домик с видом на небо, а в небе — апрель. И видеть его, а не плывущий в воздухе призрак моста. Кто сказал, что у вещей не бывает призраков? У моста он есть. Точно.
Ты видишь пьяного парня с глазами Христа. Он, покачиваясь, подходит к накачанному металлисту, и просит о чем-то. Металлист с дикой рожей замахивается и бьет наотмашь по щеке паренька. Тот отлетает к стене, а затем покачиваясь, с кривой усмешкой, снова подходит к металлисту и подставляет для удара другую щеку. Снова удар, стена, темно-бурая лужица, растекающаяся под головой парня с глазами Христа. Скажи, где мост на другой берег? Может, там вода менее мутная, чем здесь?
Нет, не отвечай. Я снова вижу. Мост плывет над нами, равномерно покачиваясь, и нам кажется, что это не он, а мы сами плывем, непонятно куда и зачем. Мы упадем на каменные мостовые, потому что дальше уже не полетишь, и сделаем хорошую мину при плохой игре. И пусть будет голубое небо и свежий летний ветерок при температуре в -15. Это все, что мы сможем оставить этому миру, уходя.
А потом по новостям расскажут, что кто-то видел тела на набережной Москва-реки. Если мы не исчезли, то, возможно, именно мы лежим там, убитые полуденным маньяком-солнцем, расплавившим восковые крылья. Но я закрою глаза — и даже в странном, ностальгическом сне не увижу нас. А когда я уйду в липкую темноту ночи можно будет прокричать «Завещаю!» И не беда, что мне нечего завещать, кроме старого призрачного моста, плывущего над усталыми островками домов.